[689]. В Испании, где проживала самая большая и процветающая еврейская община в средневековой Европе, насчитывалось сто – сто пятьдесят тысяч евреев, в то время как в религиозной и агрессивной общине ашкенази в Германии едва ли было двадцать пять тысяч человек[690]. Однако где бы они ни жили, еврейские диаспоры обычно были более зажиточными и образованными, чем их христианские соседи.
В недавно вышедшей книге о глобализации «Мир в огне» ученый из Йельского университета Эми Чуа отмечает, что во многих современных странах третьего мира небольшая по размерам, опытная, вненациональная элита часто выступает посредником в глобальной экономике[691]. В современной Юго-Восточной Азии эту роль играют китайцы, живущие за границей, в современной Африке к югу от Сахары – это ливанцы. В раннем Средневековье, когда уровень христианской грамотности и счета был близок к нулю, сравнительно хорошо образованные евреи играли аналогичную роль в Европе. «Благодаря своему опыту в торговых делах и превосходному знанию товаров, рынков и денежных операций, языковой разносторонности и рассредоточенности своих единоверцев евреи заняли выдающееся положение в международной торговле», – пишут ученые Мордехай Брейер и Майкл Грец. Действительно, роль евреев в торговле в первой половине Средневековья была настолько важной, что многие приказы и постановления содержали формулировку judaei et ceteri mercatores – «евреи и другие торговцы»[692].
В девятом и десятом веках еврейских торговцев можно было встретить на рынках пряностей в Индии, шелковых рынках Самарканда и Багдада, невольничьих рынках Египта (где они продавали рабов-язычников, которых называли «канати»), а также на бескрайних, пустынных просторах Шелкового пути верхом на верблюдах, груженных драгоценностями и специями. В письме своему знаменитому брату-философу Моисею купец Давид Маймонид описывал смерть одного из таких бесстрашных еврейских торговцев-путешественников. «Самым большим несчастьем, которое постигло меня за всю мою жизнь, хуже которого не может быть уже ничего, была смерть [моего товарища], – писал Давид. – Да благословит Господь его память. Он утонул в Индийском море, на корабле его было много денег, принадлежащих мне, ему и другим торговцам. Он хорошо разбирался в Талмуде, Библии и хорошо знал грамматику [иврита], я всегда наслаждался нашей с ним дружбой»[693].
Насколько опасна деятельность торговца, настолько она и прибыльна. В первом тысячелетии уровень жизни евреев был намного выше, чем у среднестатистических европейцев, термин «темное раннее Средневековье» так же мало применим к еврейскому Средневековью, как и к Византийской империи, отмечают ученые Брейер и Гретц[694]. Торговля сделала некоторых евреев не просто богатыми, а сказочно богатыми. Когда умер Аарон Линкольнский, пришлось создать специальный отдел в английском казначействе (английском министерстве финансов), чтобы подсчитать его состояние, а французский еврей по имени Элиас из Везула, предвосхищая Ротшильдов, построил обширную банковскую и торговую империю еще в одиннадцатом веке. Однако даже такие люди, как Аарон и Элиас, страдали от жадности и неуверенности совершенно посторонних людей. После смерти Аарона английская корона забрала себе бо́льшую часть его состояния[695]. У Авраама Бристольского, еще одного богатого английского еврея, заключенного в тюрьму в 1268 году, вырывали по одному зубу в день, пока тот не согласился положить десять тысяч серебряных марок в королевскую казну[696].
Антисемитизм, стоивший Аврааму зубов, был основан прежде всего на теологии. Ранние отцы церкви считали евреев виновными в таком количестве грехов, что между третьим и восьмым веками появился новый литературный жанр, Adversus Judaeos[697], описывавший все эти грехи. Ранний образец этого жанра, Ответ евреям, обвинял еврейский народ в том, что он оставил Бога и поклонялся ложным идеалам. Еще один ранний пример подобного произведения, Ритм против евреев, рассказывает о том, как евреи променяли Бога Отца на теленка, а Бога Сына – на вора. К другим работам в духе Adversus Judaeos относятся О священной субботе, против евреев, где евреи обвинялись в грубости и материализме, Восемь речей против евреев, где евреев сравнивали с упрямым животным, избалованным добротой и вседозволенностью, и Манифест против евреев, где Иерусалим сравнивался с Содомом и Гоморрой. Проповедь против евреев объявила необрезанных язычников новым избранным народом, что также упоминается в Книгах свидетельств против евреев, хотя последняя работа подчеркивает эту мысль с большей литературной грацией. Используя притчу об Иакове и двух его женах, в книге «Свидетельства» старшая жена, слепая Лия, представлена как воплощение синагоги, а красивая молодая жена Рахиль – как символ Торжествующей Церкви. В Contra Judaeos также используются библейские образы, хотя в данном случае это делается для того, чтобы лучше объяснить суть теологического спора с евреями. Каин представляется как символ еврейского народа, а Авель, убитый им брат, как символа Христа[698].
В своей самой мягкой форме христианство раннего Средневековья выражало свои богословские претензии к евреям в виде порицания: еврейский народ отверг Христа, Свет и Путь. В более суровой формулировке обиды становились похожи на обвинения: несмотря на то что иудеи признавали божественность Христа, евреи отвергли Его, потому что Он был бедным и покорным. И в наиболее язвительной форме обиды принимали форму обвинения в убийстве: евреи были убийцами Христа.
Политические и социальные факторы также способствовали разжиганию антисемитизма на протяжении веков. Так, через несколько десятилетий после смерти Христа евреи-христиане, стремясь отделить свою новую религию от ее храмовых корней, начали атаку на своих ортодоксальных собратьев. Эта атака с течением времени становилась все более масштабной. Таким образом, в самом раннем Евангелии от Марка, написанном около 68 г. н. э., сатана ассоциируется с книгочеями. В Евангелии от Луки, написанном десятью годами позже, «лукавого» связывают с более широким сегментом еврейского общества, но его целью по-прежнему остаются отдельные группы, такие как «первосвященники и настоятели храмов». Но ко времени написания Евангелия от Иоанна, примерно к 100 году нашей эры, союзниками сатаны стали просто «иудеи». Фраза «иудеи» встречается в Евангелии от Иоанна семьдесят один раз по сравнению с шестнадцатью в Евангелии от Матфея, Марка и Луки[699].
Правоверные евреи часто отвечали евреям-христианам тем же. «Да погибнут ничтожества [еретики] в одно мгновение. Да будут они вычеркнуты из Книги Жизни и да не будут причислены к праведным»[700], – говорится в молитве Шемоне Эсрей. Ортодоксальная элита также пренебрежительно относилась к Христу, считая его незаконнорожденным ребенком римского солдата по имени Пантера. Они считали, что Его чудеса – это уловки, а Воскрешение – обман[701].
Когда христианство стало нееврейским, на смену религиозному соперничеству пришел внутригрупповой конфликт, ставший двигателем антисемитизма. Особенно в период раннего Средневековья церковные власти были встревожены количеством христиан, которых привлекали еврейские учения. Иоанн Златоуст, ярый критик «иудействующих» – христиан, которых привлекали иудейские учения, – говорил: «Я знаю, что сегодня многие люди высоко ценят евреев и считают их образ жизни достойным уважения. Поэтому спешу с корнем вырвать эту роковую мысль из ваших умов. Место, где шлюха выставляется напоказ, называется публичным домом. Более того, синагога – это не только публичный дом и театр, это еще и логово воров и пристанище диких животных»[702]. Другой выдающийся антисемит, епископ IX века Агобард Лионский, считал, что христиане, преломляющие хлеб с евреями, рискуют впасть в духовное искушение. Агобард прожил достаточно долго, чтобы увидеть, как воплотился в жизнь один из его самых страшных кошмаров. Во время поездки в Рим в 820-х годах, Бодо, отец-духовник Людовика Благочестивого, сына и преемника Карла Великого, отправился в Испанию, обратился в иудаизм и женился на еврейке.
О нечестивом Бодо, преемнике Агобарда в Лионе, негодовал архиепископ Амуло, страдающий диспепсией: «И вот он живет в Испании, его бородатый силуэт сидит на корточках в синагогах сатаны и вместе с другими евреями хулит Христа в Его Церкви»[703].
За время, предшествовавшее Черной смерти, антисемитизм еще стал полезным инструментом для финансистов и сторонников сплочения наций. В 1289 году Гасконь, контролируемая англичанами, изгнала евреев и захватила их собственность[704]. В следующем, 1290 году английская корона восстала против местных евреев. Эдуард I, дед Эдуарда III, приказал изгнать евреев из Англии и конфисковать их имущество. Но дело в том, что евреи долгое время были излюбленной целью английского казначейства, поэтому конфисковывать у них было нечего. В середине тринадцатого века, когда казна разорила Аарона Йоркского, им удалось собрать более 30 тысяч серебряных марок. В 1290 же году евреи из одиннадцати ведущих английских городо