[758], – писал Генрих Тручесс, каноник из Констанса.
В ноябре, всего через месяц после казни Балавиньи, Белиеты, ее сына Акета и Агиметуса, в Германии начались первые погромы. В городах Зельден, Зофинген и Штутгарт евреев начали убивать в ноябре, а в Ройтлингене, Хайгерлохе и Линдау – в декабре. Когда на Рейн опустился холодный и солнечный январь 1349 года, настала очередь города Шпейер. Евреев, которые не успели спрятаться в своих домах, преследовали на зимних улицах и забивали до смерти пиками, топорами и косами. Это происходило так часто, что незахороненные тела превратились в настоящую проблему для общественного здравоохранения. «Люди в Шпейере, – писал один хроник, – опасаясь, что воздух будет отравлен миазмами от тел, лежащих на улицах, законопачивали их в пустые винные бочки и пускали по Рейну»[759]. Чуть ниже по реке, в Базеле, местный городской совет предпринял нерешительную попытку защитить местную еврейскую общину, но когда толпа выступила с протестом против ареста нескольких дворян-антисемитов, совет сдался. Рождество 1348 года жители Базеля провели, строя деревянный дом смерти на одном из островов на Рейне. 9 января 1349 года представители местной еврейской общины были загнаны внутрь. Там были все, кроме детей, которые приняли крещение, и тех, кому удалось спрятаться. После того как последнюю жертву затолкали внутрь и заперли дверь, дом подожгли. Пока языки пламени улетали в кобальтово-синее небо, над рекой и серыми улицами Базеля разносились крики и молитвы умирающих.
В феврале, когда погромы докатились до Страсбурга, с Рейна подул резкий зимний ветер. Мэр, волевой аристократ по имени Питер Свабер, был человеком совести и решимости. Он потребовал от разъяренной толпы, обвинявшей евреев в отравлении колодцев, принести ему доказательства этого преступления. Городской совет поддержал мэра, а чиновники из Кёльна прислали письмо поддержки, но в конечном итоге все, что Свабер мог предложить жителям Страсбурга, – это возможность действовать праведно, в то время как его оппоненты обещали избавление от долга евреям и доступ к их собственности. 9 февраля правительство, более внемлющее народному мнению, свергло Свабера и его сторонников. Пять дней спустя, 14 февраля, под тусклым зимним солнцем евреев Страсбурга «раздели почти догола всей толпой» и отправили «на их собственное кладбище в специальный дом, приготовленный для сожжения»[760]. У ворот кладбища «молодость и красота нескольких женщин вызвали некоторое сочувствие, и их похитили против их воли». Однако эти молодые и красивые женщины, а также новообращенные были единственными евреями, которые смогли увидеть закат в Страсбурге в тот День святого Валентина. Участников смертельного марша, пытавшихся бежать, догоняли на улицах и убивали. По некоторым оценкам, половина еврейского населения Страсбурга – 900 человек из 1884 – были убиты тогда на кладбище[761].
Несколько недель спустя в Констанце евреев «вывели в поля на закате… некоторые шли к костру, танцуя, другие пели, остальные плакали». В Бранденбурге евреев сжигали на огне, как мясо. «Эти упрямые евреи с улыбками слушали приговор и приветствовали его исполнение хвалебными гимнами», – вспоминал очевидец, который подчеркивал, что «они не только пели и смеялись на костре, но и прыгали и издавали крики радости, и, таким образом, стойко принимали смерть». В Эрфурте, где погромы проходили менее масштабно, местному лидеру по имени Хугк Высокий пришлось даже увещевать уклоняющихся от расправы жителей: «Почему вы стоите? Идите ищите евреев и как следует разберитесь с ними». В Нордхаузене ландграфу Фредерику Тюрингенско-Майзенскому тоже приходилось ободрять нерешительных протестующих. «Во славу Господа и ради пользы христианства», – призывал ландграф колеблющийся городской совет отдать распоряжение немедленно сжечь евреев[762].
Согласно записям каноника Трухзеса, «однажды случившееся сжигание евреев теперь повторялось все чаще. Их казнили 21 января [1349 года] в Мескирхе и Вальдкирхе и 30 января в Ульме, 11 февраля в Уберлинген, в городе Баден 18 марта и 30 мая в Радольфцелле. В Майнце и Кёльне евреев сожгли 23 августа»[763].
«И так в течение одного года, – писал каноник, – как я уже сказал, все евреи между Кёльном и Австрией были сожжены. И в Австрии их ждет та же участь, ибо они прокляты Богом. Я мог бы поверить в то, что евреям пришел конец, если бы время, предсказанное Илией и Енохом, подошло к концу, но поскольку оно еще не кончилось, необходимо оставить в живых некоторых из них».
Каноник был более оптимистичным, чем Ицхак Каценельсон, который перед своей казнью в Освенциме 29 апреля 1944 года написал стихотворение под названием «Песня последнего еврея»:
Глава XI«О вы, маловерные»
Задолго до того, как чума пришла на берега Рейна, винные бочки с мертвыми евреями внутри уже плыли вниз по течению в верховья реки над Боденским озером. Болезнь набрала силу в Центральной Европе зимой 1348–1349 годов, через восемь месяцев после появления слухов об отравлении колодцев и через шесть месяцев после казни первых евреев в Визилле[765]. Скорее всего, эпидемия проникла в Центральную Европу через Балканы, где вели активную торговлю венецианцы. В Средние века на Адриатическом побережье Хорватии проживали десятки тысяч граждан, которые подверглись гонениям со стороны правителя «одной четвертой Римской империи». Сплит – или Спалато, как его называли венецианцы, – скорее всего, был первым городом в регионе, который атаковала чума. Примерно на Рождество 1347 года в порту Сплита пришвартовалась венецианская галера, «мчавшаяся с востока», которая несла на себе болезнь такой разрушительной силы, что могла полностью стереть с лица земли все побережье Адриатического моря. В апреле следующего года стаи горных волков, привлеченные запахом смерти, витавшим в весеннем воздухе, покинули свои холмистые укрытия над городом и спустились в Сплит, чтобы напасть на выживших.
13 января 1348 года вторая крупная венецианская колония, Дубровник, или Рагуза, как его тогда называли, подвергся атаке чумы. Во время более поздней вспышки этой болезни город прославится тем, что тут впервые будет введен карантин[766]. Весной же 1348 года в Дубровнике сложился другой поразительный обычай. В связи с угрозой полного вымирания населения в начале июня муниципальные власти приказали каждому гражданину составить завещание. Смертность в городе была настолько высокой, что слухи об этом распространились по Адриатике и выше, через альпийские перевалы, в Германию, откуда позже в том же году чиновники отправили письмо с соболезнованиями выжившим, выражая сочувствие по поводу «ужасного мора, в результате которого численность населения сильно сократилась»[767]. Летом заражению подверглась Истрия, расположенная севернее Балканского побережья. Затем в августе, после того как смерть довела свою работу до конца, Y. pestis простилась с Балканами и двинулась на север, в Венгрию, Австрию и Германию.
Обычно истории о Черной смерти в Германии начинаются с рассказа о том, как одним теплым июньским днем 1348 года неожиданный визит Y. pestis убил «1400 лучших жителей» в баварском городе Мюльдорф. В этой истории верно все, за исключением, пожалуй, последней цифры в дате. Явно намереваясь написать девятку, летописец вместо нее написал восьмерку[768]. Имеющиеся данные свидетельствуют о том, что 29 июня 1348 года, в предполагаемый день массового убийства в Мюльдорфе, Y. pestis находилась уже на подступах к Германии, но все же еще не проникла в страну. Один рукав чумы устремился на восток через Францию, другой – на север через Швейцарию, а третий – на запад от Балкан через Австрию. Той осенью некоторое время казалось, что австрийский рукав сможет прорваться в средневековую Германию до конца 1348 года. В октябре, после преодоления перевала Бреннер в Альпах, чума подошла к западу от Инсбрука. Бавария находилась всего в нескольких десятках километров к северу, но Y. pestis вместо того, чтобы проявить упорство, внезапно остановилась и разбила лагерь на зимовку[769].
В течение следующих нескольких месяцев, пока Черная смерть наращивала свою мощь вдоль немецких границ, всюду – от Балтики до Баварии и Рейна – встревоженные люди ждали и наблюдали за происходящим. Несомненно, большинство из них считало, что атака болезни, когда она наконец начнется весной, последует со стороны Австрии. Предполагалось, что в апреле или мае отдохнувшая, восстановившая силы чума покинет Инсбрук и быстро преодолеет последние пять километров на север в направлении Баварии. Но, по словам историка Оле Бенедиктова, который скрупулезно восстановил все маршруты передвижения Черной смерти по Европе, впервые чума перешла немецкую границу на западе. В мае 1349 года транспортный корабль или какой-то путешественник привез Y. pestis по Рейну из Базеля, где, несмотря на зимние антисемитские мероприятия, свирепствовала чума, в маленький немецкий городок Лихтенау.
Некоторые историки утверждают, что Германия относительно легко пострадала во время Черной смерти. Но имеющиеся статистические данные – и, надо признать, они далеко не такие подробные, как по Англии, – показывают, что уровень смертности в Германии был на одном уровне с ее соседями. В Страсбурге и Майнце смертность была ужасающей, как и в Гамбурге, где, вероятно, умерло до двух третей населения, и в Бремене, где число погибших, по имеющимся данным, достигло 70 процентов. Говорят, что в Эрфурте погибло 12 тысяч человек, в Майнце – 11 тысяч. Для сравнения: Франкфурт, который был заражен позже других немецких городов, «отделался» относительно легко – две тысячи смертей за семьдесят два дня. Никто не знает количество погибших в балтийском городе Любек, где чума, захватившая Скандинавию, открыла новый северный фронт против Германии летом 1349 года. Но есть данные, что в следующем году количество завещаний в Любеке увеличилось на 2000 процентов