– Совладаю.
– Ну, смотри, молодец, я тебя за язык не тянул, – Всеволод обратился к воеводе. – А ну, Никифор Данилович, вызови десяток желающих испытать силу молодцов из дружины.
Когда на середину двора вышли желающие померяться силой с Кириллом, воевода Никифор спросил:
– Как биться с ними будешь? По одному или скопом?
– А как хотят, так пусть и нападают.
Охотники выходили по одному, однако никому из них так и не удалось одолеть чужака. Тогда-то и накинулись всем скопом. Кирилл побежал по двору, увлекая их за собой.
Гордей Тетеря обрадовано закричал:
– Глядите! Похвальбун струсил! Словно заяц наутек пустился!
Смоляне, кроме Всеволода, воеводы, Отени и Меркурия, поддержали боярина дружным смехом. Вдохновленные внезапным бегством противника дружинники кинулись за ним следом, но Кирилл неожиданно остановился и нанес несколько ударов ногами и руками первым из них. Двое упали под ноги преследователям. Спотыкаясь о поверженные тела, воины князя падали один за другим. Толчея и несогласованность действий мешали дружинникам сосредоточиться на противнике. Пользуясь этим, Кирилл пустил в действие арсенал известных ему приемов. Накопленный веками опыт единоборств многих народов оказался сильнее княжеских дружинников. Вскоре на ногах остался стоять только Кирилл. Сотник Меркурий одобрительно проронил:
– Я так и думал, что он хитрость задумал.
Воевода его поддержал:
– Ловок молодец!
Не подвел Соколикова и Аркадий Белозеров. Его мастерство удивило князя и его дружинников. Когда испытание закончилось, Кирилл подошел к Гордею.
– Ты, боярин Гордей Ермолаевич, помнится, что-то говорил о трусости, а самому тебе не слабо ли у стены постоять, когда я ножи метать стану?
Длинное лицо Гордея побледнело. Прежде ему приходилось видеть такую забаву, и он знал, что не всегда она заканчивается благополучно:
– Я, да я, да ты…
Трусливый лепет боярина прервал Всеволод Мстиславович:
– Я встану.
Дорогу ему преградил Меркурий.
– Дозволь мне, княже. Не пристало владетелю Смоленска под ножами стоять.
Всеволод охотно предоставил эту возможность сотнику. Меркурий посмотрел на Кирилла:
– Сколько ножей метать будешь?
– Два. Один свой, один Аркадия.
Меркурий вытащил из кожаных ножен тяжелый с широким лезвием нож.
– Свои ножи метать – невелико умение. Ты мой нож метни, да так, чтобы он у меня над головой воткнулся.
Отдав нож Кириллу, Меркурий подошел к стене, прислонился спиной к бревнам, скомандовал:
– Метай!
Соколиков поправил одной рукой черный берет, приступил к делу. Ножи один за другим полетели в сотника. Напряженная тишина повисла в воздухе. Все выдохнули, когда последний нож воткнулся над головой Меркурия. Еще два торчали у его плеч, справа и слева. Сотник сделал шаг от стены, развернулся, выдернул свой нож, одобрительно глянул на Кирилла.
– Неплохо ты ножи мечешь. Такого воина я бы к себе в сотню взял.
Соколиков обратился к князю:
– Ну как, князь, примешь нас в свою дружину?
– Приму. Только прежде в баньке помойтесь, переоденьтесь, а вечером угощаться приходите, с дружиной да с боярами.
Когда новоиспеченные дружинники покинули княжий двор, к Всеволоду лисой подлез боярин Гордей:
– Сдается мне, княже, что воин, владеющий таким оружием, опасен. А ну как они оружие свое супротив тебя обратят?
Князь сплюнул:
– Типун тебе на язык, Гордей Ермолаевич!
– Отобрать бы у них это чудесное оружие, а самих в поруб посадить.
– Опасно, воины они умелые. Опять же, с оружием этим надо уметь обращаться. Да и супротив татар они могут немалую службу сослужить.
– С таким оружием мы и сами татар одолеем, а как им пользоваться, я подглядел. Они перстом указующим на крючочек нажимают, а жерло на супротивника направляют.
– Ладно, поступим так. Мне гостей обижать не можно, свои же смоляне осудят, да и молва недобрая по всей Руси пойдет. Так что, меня не впутывая, возьмись за это дело сам. А если оружие чудесное добудешь, то доставишь его мне. И будет тебе, Гордей Ермолаевич, от меня почет и награда. – Князь развернулся, неторопливо зашагал в дом.
Боярин, сверля его спину недобрым взглядом, подумал:
«Не дождешься. Если оружием завладею, тогда сам Смоленском править стану».
Кирилла и Аркадия поселили в детинце, в просторной деревянной купеческой избе рядом с княжеским двором. Хозяева год назад умерли во время мора, дом пустовал, а потому сейчас селили сюда тех, кто бежал от жестокости татар. Купеческий дом был куда просторнее избы лесного жителя старика Федора. Комната, в которую поселили путешественников во времени, была шире, а потолки выше. Больше были и слюдяные окна. Соколиков и Белозеров были приятно удивлены, когда в отведенную им комнату вошла Анастасия. Девушка поздоровалась, положила на лавку сверток.
– Вот. Огнищанин Отеня велел вам передать. Здесь рубахи и порты, оденете после бани. А грязную одежду мне дайте, я постираю.
Кирилл смутился:
– Да мы сами можем. Зачем вам утруждаться?
– Мне не в тягость. Хоть так вас отблагодарить за брата.
– Как Терентий? Он здесь?
– Да. В светлице лежит. Нас тоже в этом доме поселили. Лучше ему стало. Бог даст, скоро на ноги встанет.
– Это хорошо.
– Ну пойду я, – девушка бросила взгляд на Кирилла, вышла из комнаты. Аркадий присел рядом с Белозеровым:
– Слушай, Соколиков, мне показалось, что это прекрасное создание испытывает к тебе самые нежные чувства.
– Отвянь. С чего ты взял?
– Уж ты мне поверь, у меня на это дело чутье. Ты видел, как она на тебя смотрела?
– С чувством благодарности.
– Нет, Сокол, здесь пахнет ароматом любви.
– Не говори ерунды. Ты же знаешь, какие у меня отношения с твоей сестрой, и давай больше не будем…
Аркадий прикрылся ладонями:
– Все, все, молчу.
– Вот и молчи.
Дверь отворилась, в комнату величаво вошел смоленский боярин Гордей Ермолаевич Тетеря. Окинув надменным взглядом путешественников во времени, отмолвил:
– Велено князем напомнить вам, чтобы были у него на пиру гостями желанными. На пир надобно прийти в чистом и безоружными.
Кирилл встал с лавки.
– Раз велено, значит, будем.
Боярин окинул комнату цепким взглядом, который остановился на стоявшем в углу автомате ППШ.
– Хорошее у вас оружие, молодцы. Может, мне его продадите? Я ведь злата да серебра за это не пожалею.
Боярину ответил Аркадий:
– Извини, дядя, ничего не получится. Оружие не продается. Да и не будет оно стрелять в чужих руках, – Белозеров взял автомат, протянул Гордею. – На, попробуй. Как им пользоваться, знаешь?
Боярин, с трудом унимая дрожь в руках, взял автомат.
– А то. Видел, куда твой сотоварищ указующим перстом жал.
– Ну так жми, если видел.
Боярин нажал на спусковой крючок, однако выстрела не произошло. Гордей разочарованно отдал автомат Аркадию.
– Как же так, заколдованный он, что ли?
– Совершенно верно. Тебе по секрету скажу, оружие наше заговоренное. Кроме нас, им никто воспользоваться не может.
– Вона оно как. Так и не надо. Вы меня держитесь. Я вам подскажу, как быть. Вместе мы с вашим оружием и татар одолеем, и всей Русью править станем, и богатства несметные обретем.
Лицо Белозерова стало серьезным.
– Уходи-ка ты, дядя, отсюда подобру-поздорову, вместе со своими подходами и провокационными предложениями. Не сбивай нас с пути истинного, а то слова твои и до ушей твоего князя, Всеволода Мстиславовича, дойти могут.
Гордей Ермолаевич насупился, шагнул к двери.
– Как знаете, смотрите, чтобы не пожалеть потом.
Когда дверь за боярином закрылась, Аркадий потер ладоши.
– Ну, как я этого вредоноса развел? Песня. Про предохранитель-то он не знает.
Соколиков взял из рук Белозерова автомат, поставил его в угол.
– Молодец, а теперь пойдем в баню мыться, а то на банкет опоздаем.
На банкет не опоздали, помытыми и переодетыми явились в княжеские хоромины. Князь оказался хлебосольным хозяином. Стол изобиловал едой и питьем. Каши, рыбу, запеченных кур и гусей с мочеными яблоками, нежную отварную говядину, зажаренную на вертеле дичь, тушеную репу, редьку и грибы запивали вином, киселем, квасом, пивом и медами. Аркадий, уплетая кусок зайчатины с хлебом, выговорил:
– Это тебе не армейский сухпай, не наша пища с ГМО и не фастфуды, все натурально. Так сказать, экологически чистый продукт.
Белозеров громко икнул, прикрыл рот рукой, извинительно произнес:
– Пардон. По-моему, я переел. Слушай, Кирюха, у тебя нет с собой случайно павлиньего или страусиного пера?
– Ты что, хочешь украсить ими свою гениальную голову?
– Нет. В прежние времена их засовывали в горло, чтобы посредством щекотания вызвать рвотный рефлекс и освободить желудок.
Соколиков, глядя на осоловевший взгляд Белозерова, улыбнулся.
– Вернемся в избу, я дам тебе таблеток, которые избавят тебя от переедания, а пока тебе стоит тщательнее пережевывать эту замечательную пищу и поменьше запивать ее медовухой. И еще…
Кириллу пришлось прервать речь, так как в трапезную ввели сухонького седовласого и седобородого старика в длиннополой белой рубахе с гуслями в руках. Веки гусляра были закрыты. Старца усадили на почетное место рядом с князем. Всеволод Мстиславович велел налить ему чару. Старец выпил за здравие хозяина, отдал чашу, утер рукавом губы, громко и протяжно запел:
Как во городе стольно-киевском, У Владимира Красна Солнышка Начинается как почестный пир…
Узловатые старческие пальцы тронули струны, и полилась песня по хоромам княжеским:
На многи князи и боровья,
Как на тын богатыри великие
Как на тыи поляницы удалые…
Путешественники во времени слушали, как завороженные. Когда песня закончилась, Белозеров не замедлил высказать Кириллу свое восхищение: