– Ты предлагаешь отложить наше возвращение?
– Да.
– Отлично. Только скажи, чем ты собираешься помочь городу? У нас ни патронов, ни гранат, ни взрывчатки.
– У нас есть головы, надо подумать. Прежде всего, надо вернуться и попросить помощи у князя Всеволода.
Кирилл добавил:
– И предупредить жителей Козельска.
Терентий удивленно спросил:
– Откуда вам ведомо, что татары на Козельск пойдут? Почто другие грады разорять не станут?
Аркадий отмахнулся:
– Известно, и все тут. Дар у меня предвидения.
Белозерова поддержал Виссарион.
– Думается мне, правда в словах Аркадия есть. Возможно, не забыли поганые, что полтора десятка лет назад, перед битвой на реке Калке, князь черниговский и козельский Мстислав приложил руку к убийству их послов, вот и решили отомстить.
Терентий задумался:
– Может, и так, только как убедить Всеволода в том, что татары пойдут на Козельск, а более того, в том, что надо оказать помощь Козельску и князю черниговскому?
Отец Виссарион посмотрел на Соколикова:
– Тебе, Кирилл, надобно с воинами и Терентием спешно в Смоленск возвращаться. Всеволод к тебе прислушивается, а после смерти Меркурия ты у него еще в большем в почете. Я же в Козельск отправлюсь, о поганых предупредить. Мне этот путь хорошо ведом.
– И я, – подал голос Аркадий, – помогу готовить город к обороне.
Виссарион кивнул:
– Ладно. Так и быть, поедешь со мной.
Кириллу эта идея не понравилась, но перечить священнику он не стал.
Бесполезные теперь автомат ППШ, пулемет и револьвер спрятали под корнями векового дуба, на коре которого сделали зарубку. Оружие предстояло забрать перед возвращением, а пока надо было спасать Козельск. Перед расставанием Кирилл наставлял подопечного:
– Будь осторожен. Не лезь на рожон. Береги себя. Помни об отце и сестренке. И еще, в случае крайней опасности сразу же используй браслет, для возвращения в наше время.
Аркадий улыбнулся:
– Забей, Сокол, все будет тип-топ. Я вот о чем думаю, может быть, нам махнуть в наше время, пополнить боеприпас и вернуться назад.
– Помнится, ты сам говорил, что еще плохо изучил машину времени, значит, путешествие туда и обратно сопряжено с риском, а рисковать мы не имеем права. Надо исполнить задуманное здесь и сейчас.
Путь к Козельску оказался не близок, потому и спешили коней, не жалеючи. Священник Виссарион, несмотря на свой сан и возраст, оказался опытным наездником и не отставал от Белозерова и двух десятков воинов, прежде прибившихся к сотне Меркурия, а теперь решивших верно послужить козельскому князю. Аркадий таким спутникам был рад. Воины подобрались как на подбор опытные. Были среди них и бывшие дружинники смоленского князя, и те, кто дрался на Калке, и рязанцы, и владимирцы, и жители Торжка, коим удалось пробиться из осажденного врагами городка. Всем приходилось в разное время померяться силой с татарами. Во время очередной остановки Белозеров не преминул спросить у Виссариона:
– Отче, хотел у вас поинтересоваться. У вас, как я погляжу отличные навыки верховой езды, и в бою у болота под Смоленском вы неплохо с татарскими вояками справлялись. Похоже, у вас немалый боевой опыт имеется. Сотник Меркурий, помнится, об этом тоже упоминал.
Виссарион протянул руки к костру:
– Опыт имеется. Приходилось мне ратиться и с половцами, и с литовцами, и с татарами, а бывало, что и со своими русичами мечи скрещивал. В младые годы покинул я родные места, и привела меня дорога в дружину новгород-северского князя Игоря Святославича. С ним-то и довелось мне ходить против половцев и в плену у них долгие три года пробыть… Потом бежал, вернулся в Смоленск, к родителям. Вскоре их не стало. А брат Федор еще раньше в леса ушел…
Неожиданная догадка пронзила Аркадия:
– И как я сразу не догадался. А ваш брат Федор не с вашей ли невестой в леса подался?
Виссарион удивленно и строго посмотрел на собеседника.
– Тебе о том откуда известно?
– Он сам нам рассказывал с Кириллом. Мы его жилище случайно в лесу встретили.
Белозеров подробно рассказал об их встрече со стариком Федором. Виссарион некоторое время молчал, потом произнес:
– Значит, жив братец. Надобно будет его отыскать. Виноват я перед ним. Хотел любую у него отнять, а после ссоры отвернулся, а ведь Господь учит прощать.
Виссарион снова ушел в горестные раздумья, из которых его вывел Аркадий:
– Батюшка, вы не рассказали, что было после смерти ваших родителей.
– Что ж, расскажу, коли просишь. После кончины батюшки и матушки пошел я в дружину к смоленскому князю. Зрелым мужем вместе со смолянами воевал я на стороне Константина, старшего сына Великого князя Всеволода Большое Гнездо, против младших братьев своих, которые пытались отнять у него владимирский престол. Мы же тогда совместно с новгородцами, во главе с покойным ныне князем Мстиславом Мстиславичем Удатным, одержали победу на речке Липице, неподалеку от града Юрьева-Польского. С ним же надеялись одолеть и татар. Потом была битва на Калке… Мне повезло, живым остался, только десницу поганый татарин мне своей саблей пометил. Только после этой сечи отвратило меня от войны и крови. Отошел я от дел суетных, чтобы отмаливать грехи, содеянные мною, за убиенных мною людей, средь которых и своеземцев было немало, и служить Господу. Он, Всевышний, берег меня все эти годы от смерти, тяжких ран и болезней. Только душу мою от ран не уберег, потому и лечу я ее по сию пору молитвами и делами богоугодными.
Аркадий бросил в костер ветку спросил:
– А можно ли вам оружие в руки брать и людей убивать? Ведь там, у болот, вы, получается, над людьми насилие творили. Немало татар от вашего умения на землю легло.
Виссарион огладил седую бороду.
– А я и не убивал. На землю валил, но убийства не совершал и оружия в руки не брал. Посох разве оружие?
– Лукавите, батюшка, посох может быть вполне эффективным оружием.
Старец удивленно посмотрел на Белозерова:
– Каким?
Аркадий почесал затылок, подыскивая нужное слово.
– Может быть вполне пригодным для нанесения ударов.
Виссарион согласился:
– Может.
– А как же заповедь, в которой говорится о том, что если тебя ударили по одно щеке, надо подставить другую?
– Верно, есть такая заповедь. Только постоять за ближних своих, своеземцев и единоверцев не возбраняется, ибо сказано в заповеди Христовой: «Нет больше той любви, аще кто положит душу свою за други своя…»
Так, коротая путь за разговорами, достигли Козельска, городка не великого и не малого, что расположился на возвышенности, между реками Жиздрой и Другусной. Река, прорытая между ними, наполненный водой ров, высокие валы, крутые берега, мощные бревенчатые стены-прясла и башни-вежи со стрельницами надежно охраняли город. Аркадий прикинул:
«Склоны не менее двадцати метров высотой, стены метров десять, плюс подступы к городу, залитые весенним половодьем. Такую крепость наскоком не возьмешь».
Разглядывая город и его окрестности с южной стороны, миновали по подъемному мосту глубокий ров, въехали в открытые ворота. Воины у ворот строго спросили, куда они держат путь. Виссарион ответил, что спешат к князю Василию в детинец с важной вестью. Вратники препон чинить не стали. У козельчан, живших на границе с Диким Полем, глаз был наметан: распознать, кто друг, а кто враг, умели.
Въезжая в город, священник перекрестился, промолвил:
– Слава тебе, Господи, за то, что привел нас к граду вперед нехристей поганых!
Козельск мало чем отличался от Смоленска, только размером и меньшим количеством жителей. Те же рубленые приземистые избы горожан, купеческие и боярские дворы, храмы, на вершине холма, в детинце, – княжеский терем. Туда-то и направился малый отряд, возглавляемый отцом Виссарионом и Аркадием Белозеровым.
Гостей приняли не сразу, поскольку время было позднее. Встречу с князем перенесли на утро, а гостей отвели в баньку, затем накормили, напоили да спать в молодечной уложили. Виссарион, несмотря на позднее время, отправился в один из храмов и ночь провел у знакомого настоятеля церкви. Он же и разбудил Аркадия рано утром:
– Вставай, сын мой, пришла пора предстать пред светлые очи козельского князя Василия.
Белозеров рассчитывал увидеть пред собой зрелого мужа, а увидел белокурого мальчонку лет десяти-двенадцати. Несмотря на юный возраст, князь имел серьезный вид и умный взгляд темно-серых глаз. Правитель Козельского удела, внук черниговского и козельского князя Мстислава Святославича, которого отец назвал в честь погибшего вместе с дедом на Калке старшего брата, сидел в накинутом на плечи красном корзне, на массивном резном кресле из дерева. Рядом в кресле поменьше сидела вдовствующая княгиня и мать Василия. Здесь же в горнице на широких скамьях, поставленных вдоль стен, сидели помощники князя – широкоплечий с длинной густой рыжеватой бородой козельский воевода Симеон Вышатич, бояре, воинские люди и городская старейшина. Советников было не много, не более дюжины, но это были люди верные и проверенные, готовые умереть за своего малолетнего князя. Виссарион и Аркадий чинно поклонились. Первым слово по старшинству взял Виссарион. Не спеша рассказал о победе над татарами смоленской рати, поделился соображениями о дальнейшем продвижении татар и возможном нападении их на Козельск, а также сообщил, что отряд во главе с Аркадием прибыл на службу к князю Василию, чтобы помочь городу и поделиться опытом. Не преминул поведать и о возможной помощи со стороны смоленского князя Всеволода Мстиславовича. Малолетний князь, княгиня и ближние мужи посовещались и решили: «Воинов в дружину примем, Козельск готовить к обороне станем, от города разведку пошлем за врагом приглядывать, а дальше будет видно, как поступить. Может быть, и пройдут мимо татарские конные тьмы».
Не прошли. Уже на другой день воины Батыя окружили крепость. Запылали расположенные вблизи города деревеньки, черные столбы дыма потянулись к небу. Козельчане с тревогой взирали на многочисленное войско. Было видно, что воины Батыя не собираются в скором времени отойти от города. Степняки ставили юрты и шатры, разжигали костры. К вечеру к воротной башне, со стороны южного вала, в сопровождении двух облаченных в доспехи воинов и переводчика подъехал посланец хана. Задрав голову, он прокричал: