Священник поднял указательный палец вверх, поучительно изрек:
– Голубь есть символ Святого Духа, третьей ипостаси Троицы.
– А еще символ мира.
– Верно молвишь. Придет время, и вяхирь этот нам еще службу может сослужить немалую, только для этого подождать нужно.
Дни шли, а они ждали. Ждали, пока голубь обретет полезный навык, ждали помощи от князей Земли Русской. Им было неведомо, что ожидания их тщетны…
По прибытию в Смоленск, Кирилл и Терентий сразу же направились к князю. Всеволод встретил их в трапезной с немалым удивлением. Усадил за стол, встревожено спросил:
– Что заставило вас возвернуться? Я думал, вы уже далече от города. Ужель, снова татары окаянные решили на Смоленск напасть?
Князю ответил Терентий:
– Возвернулись мы из-за поганых. Только ныне опасность грозит Козельску.
Кирилл добавил:
– Городу помочь надо.
Всеволод утер губы, огладил русую ухоженную бородку.
– Почему это я должен помогать козельскому удельному князю, пусть ему князья черниговские и новгород-северские помогают.
Соколиков нахмурился:
– Не учит вас, князей, жизнь. Ужель не ясно, что только в единении сила.
Всеволод пронзил его строгим взглядом:
– Дерзок ты больно! Князей поучать удумал!
Терентий поддержал Соколикова:
– Не гневайся, Всеволод Мстиславич. Кирилл правду молвит. Если объединиться с черниговцами и другими князьями, можно ударить Батыю в тыл, а из города помогут. Войско татарское многими битвами и взятием городов истощено, полоном и добычей изрядно отяжелено, да и поражение под Смоленском им силы не прибавило, так что одолели раз, сможем и другой.
Князь нервно сжал кулаки.
– Ишь, какой прыткий! А Смоленск и княжество свое с кем оставлю?! После татар воинов, почитай, вполовину меньше осталось, а у меня литовцы под боком. Они только и ждут, чтобы город разорить. Кто его защищать будет? Княжество и без того ослаблено.
Кирилл обреченно махнул рукой:
– Все ясно, похоже, что нам здесь делать нечего. Как говориться: «Своя рубашка ближе к телу», – А мы ради тебя и княжества твоего своими жизнями рисковали!
Соколиков встал, собираясь выйти из трапезной, но Всеволод остановил:
– Постой! Ты глянь на него, обиделся, словно девица. Дело это серьезное, тут очень подумать надо, прежде чем на дело решиться. Вестимо, что слово скоро молвиться, да не скоро дело делается. Надо гонцов послать к другим князьям, посоветоваться, подготовиться, а уж потом на татар идти. Ждите покуда. Как дело содеется, вам о том сразу известно станет.
С тем и покинули широкий княжий двор. Ждать пришлось долго, почти месяц провели в Смоленске. Прождали впустую. В один из дней князь Всеволод Мстиславич через посыльного вызвал их к себе. Встретив Кирилла и Терентия на крыльце, с серьезным видом сообщил:
– Вот что я вам скажу. Помощи Козельску не будет. Иные князья с нами идти отказались.
Не хотят, опасаются, что повторится то, что на реке Калке прежде содеялось. Не верят, что татар можно одолеть. Опять же, князь Мстислав Глебович в Чернигове сидит, а Михаил Всеволодович в Киеве, и на выручку к козельчанам не идут, помощи не просят, а это их владения. Михаил-то сам прежде Евпатию Коловрату, послу рязанского князя Юрия Ингваревича в помощи отказал. Припомнил, что ранее не пошли с ним на Калку против поганых. Говаривал: «Если бы мы тогда поганых на Калке били, то они бы сейчас к вам не пришли», – кроме того, стало мне известно, что войска двух татарских царевичей воевод, пограбив русские города, идут к Козельску, дабы соединиться с царем Батыем. С такой великой силой нам в одиночку не совладать, а потому не обессудьте, свою дружину я на погибель не пошлю, да и город без защиты не оставлю. А посему могу посодействовать вам, только разрешив набрать охотников, как в прошлый раз, и коней дам, которых у татар отбили.
Кирилл низко поклонился, со скрытой иронией произнес:
– И на том спасибо, князь.
Через день отряд в сто пятьдесят вооруженных всадников мчался к городу Козельску во главе с Соколиковым и Терентием. На пути следования им несколько раз попадались сожженные дотла деревни, кровавый след войска Батыя, который огнем и мечом прошелся по русской земле. С каждым разом гнев все больше закипал в сердцах воинов маленького воинского отряда. Когда до города Козельска оставалось менее половины одного конного дневного перехода, они неожиданно наткнулись на большой татарский отряд. Первым опасность почуял Терентий. Он поднял руку вверх, малая дружина смоленских охотников, повинуясь жесту старшего, остановилась. Теперь уже и Соколиков слышал отдаленное ржание лошадей. Терентий посмотрел на Соколикова, приглушенным голосом произнес:
– Надо бы нам в лесу схорониться.
Кирилл согласно кивнул.
– Уводи людей.
Терентий молча указал подчиненным рукой на лес и сам направил коня прочь с дороги. За ним последовали Кирилл, Анастасия и остальные воины. Десяток спешенных воинов вместе с Кириллом и Терентием остановились и притаились у дороги, остальные увели коней в чащу. Животные, признав своих степняков, могли храпом или ржанием невольно выдать их присутствие, ведь подаренные князем Всеволодом лошади были татарские. Сами татары не заставили себя ждать. Вскоре на дороге появились всадники. Они мелькали между веток деревьев и кустарника, за которым залегли смоляне, нескончаемой чередой. Десяток за десятком, сотня за сотней, они тянулись и тянулись вереницей в сторону Козельска. Оглушительно ржали лошади, ревели верблюды, скрипели повозки. Это был не малый отряд, а многочисленное подразделение татарской армии. Терентий подсунулся к Кириллу, зашептал:
– Похоже, это одно из двух войск, о которых прежде князь Всеволод молвил.
– Похоже на то. Туговато теперь козельчанам придется.
Они не ошиблись, это было войско Кадана, внука великого Чингизхана. Соколиков хотел что-то добавить, но в это время справа от них раздался истошный крик. Татарский всадник, решивший справить нужду на обочине, заметил русских воинов. Он-то и поднял тревогу. Один из смолян выстрелил из лука, стрела пронзила горло татарина. Крик прервался, но было поздно. Соколиков скомандовал:
– Бежим.
Разведчики бросились вглубь леса. Вслед им полетели стрелы. Одна из них легко ранила Кирилла в бедро. Превозмогая боль, он продолжал бежать. Потерь избежать не удалось. Еще три стрелы догнали людей его отряда. До чащи, где спрятались остальные воины, добежали семеро, но и им грозила смертельная опасность. Татарские всадники мелькали между деревьями совсем близко. Смоляне вовремя пришли на помощь своим командирам. Их стрелы и мечи разили неприятеля одного за другим. Неожиданное нападение на время остановило врагов, но их становилось все больше. Кирилл сел на коня, крикнул Терентию:
– Уводи людей! Спасай Анастасию! Я их задержу! Иначе все здесь поляжем!
Терентий, понимая правоту слов Соколикова, поспешил исполнить приказ. С Кириллом остался десяток воинов. Вместе с ними он и вступил в неравную схватку против татарских всадников. Теперь у него не было ничего из оружия будущего, оставалось надеяться только на силу, ловкость и опыт. Они-то, а еще воинское умение, помогли ему выстоять некоторое время против многочисленных врагов. Кириллу удалось отсечь руку первому из нападавших, проткнуть мечом второго, столкнуть с коня третьего, а потом боевая дубина татарского воина опустилась на его голову, защищенную лишь черным беретом морского пехотинца. Жуткая боль бросила в беспамятство, звенящая тишина и темнота окружили его.
Он снова был в жаркой восточной стране. В бреду ему снилась пустынная местность и возвышенность, окруженная со всех сторон боевиками. Вокруг его товарищи, убитые и живые, последних с каждой секундой становится все меньше, а врагов все больше. Только это теперь не боевики, а вооруженные автоматами головорезы хана Батыя. Они совсем близко. Один из них щерится, бросает гранату. Оглушительный взрыв, нестерпимая боль в голове… Кирилл открыл глаза. Над ним упертые в серое небо макушки деревьев. Пробуждение отозвалось тупой болью в голове. Он тихо застонал, провел языком по пересохшим губам, ощутил во рту привкус крови. Кирилл коснулся головы рукой. Вместо берета тряпичная повязка. Прикрыв на короткое время глаза, он попытался вспомнить последнее, что с ним произошло. Воспоминания обрывались на стычке с татарами в лесу. Потом был удар по голове. Кирилл снова открыл глаза. Теперь небо и деревья заслонило лицо Терентия.
– Слава богу, очнулся? Как ты? Уж больно ты кричал в беспамятстве. Все чертей поминал, духов и еще каких-то бандерлоков.
Соколиков ответил ему несколько охрипшим голосом:
– Не бандерлоков, а бандерлогов. Это я так своих врагов называю.
– Бог с ними, с твоими бандерлогами, сам-то как?
– Попрет. Что со мной? Где мы?
– В лесу. Тебя дубиной с коня сбили, мы было подумали, что ты богу душу отдал. Ан нет, сдюжил. Два дня, почитай, в беспамятстве пролежал, уж и не знали, выживешь ли. Говорил я тебе, чтобы шлем надевал, а ты не слушал. Сказано, что береженого Бог бережет.
Кирилл попытался приподняться, но тошнота, головокружение и боль бросили его назад. Терентий предостерег:
– Ты бы не вставал. Рано тебе еще, как бы хуже не сделалось.
Соколиков снова облизнул губы, попросил:
– Воды бы мне попить.
Терентий сходил к коню, принес емкую чарку с водой. Кирилл с жадностью осушил деревянную посудину, отдал Терентию:
– Что случилось после того, как меня вырубили, то есть ударили по голове?
– Мы начали уходить, да только недалече ускакали, снова на поганых наткнулись. Повернули назад. В это время татары пытались тебя связать беспамятного. Мы отбили и с тобой в другую сторону поскакали. Однако вороги окаянные за нами увязались. Хотели нас, как зверя, со всех сторон обложить. Только как молвится – на Руси святой, каждый кустик свой. Уйти от них удалось, только нас теперь сотня и наберется. Вот и сидим здесь, как медведи в берлоге.