– Я не умею шить, – буркнула Мария.
– Тебя никто и не просит. Просто делай то, что тебе говорят.
По фигуре ничего подгонять не пришлось, все наряды подошли, но Маша растерялась, поэтому Ольга Сергеевна выбрала для нее туалет сама. Маленькое черное платье, скромное, но идеально скроенное, оно сидело, как влитое, и делало ее фигурку стройной и изящной. Винтажные бархатные туфли с пряжкой и тупым мысочком тоже идеально смотрелись на ногах. Вознесенская попросила ее присесть напротив, сделала Марусе макияж и умело уложила волосы.
– Шарман, – с одобрением сказала Ольга Сергеевна, повернув ее к зеркалу. – Ты очень красивая девушка, Машенька! У тебя редкая, утонченная, аристократическая красота. Огранить бы тебя, и засверкаешь, как бриллиант. Жаль, что времени у меня мало. К слову, о бриллиантах... – Вознесенская выдвинула ящик трюмо, достала плоскую коробочку, обитую бордовым шелком, и передала ее Маше. – Надень, пожалуйста, эти украшения к ужину. А теперь иди, мне надо немного отдохнуть. Устала я, Машенька.
– Конечно, Ольга Сергеевна, – кивнула Маша и торопливо вышла. Второй раз за вечер Вознесенская назвала ее Машенькой, и в голосе ее прозвучала непривычная нежность. Марусе вдруг стало так жалко эту пожилую одинокую несчастную женщину, что даже сердце зашлось от грусти, и она отчетливо поняла, что не оставит Ольгу Сергеевну одну – не сможет, если, конечно, хозяйка сама не выставит ее вон.
Коробочку она открыла в своей комнате – и ахнула. Внутри, на алом бархате, переливались и сверкали: старинное кольцо, серьги и ожерелье из черных камней. Сердце екнуло. Вознесенская, кажется, что-то говорила о бриллиантах... Неужели эти камни... Боже, она читала, что черные бриллианты считаются самыми дорогими, а значит, украшения стоят целое состояние! Надевать это великолепие было страшно – не дай бог, что-нибудь случится, но спорить с Ольгой Сергеевной бесполезно. Мария аккуратно надела гарнитур и снова прилипла к зеркалу. Из стекла на нее смотрела стройная привлекательная незнакомка – настоящая леди.
Никто и никогда не говорил Марусе, что она красивая, даже мама. У нее и парня-то не было, не считая Вовки, соседа, который ни одной юбки мимо не пропускал. С детства она считала себя уродкой, прятала глаза, сутулилась, сторонилась парней, одевалась неброско и почти не пользовалась косметикой, чтобы не привлекать к себе внимания. Вовка был красив, но туповат, Марусе он совсем не нравился, но ухаживания его она благосклонно приняла и даже разрешила поцеловать себя в губы. Очень захотелось узнать, каково это – быть чьей-то девушкой. Роман их длился месяц, до тех пор пока Вовка не полез к ней под юбку – противно стало до омерзения. Впервые все должно случиться по любви, решила Маруся и – отправила Вовку в далекие дали.
В институте ее пренебрежительно прозвали Пеппи. Наверное, из-за худобы, нескладности и двух косичек, в которые она заплетала свои длинные светло-русые волосы. Девочки высмеивали ее дешевенькую одежду, мальчики и вовсе ее не замечали, разве что в сильном алкогольном угаре, в общаге, в углу, зажмет какой-нибудь идиот. Самое ужасное, что Маше и самой никто не нравился. В глубине души она лелеяла надежду, что к ней тоже придет любовь, но этого пока что так и не случилось.
Все изменилось, Мария, словно по мановению волшебной палочки доброй феи, вдруг почувствовала себя привлекательной. Феей оказалась Ольга Сергеевна – она будто кокон с нее сняла, в котором Мария пряталась. Жаль, что принца на горизонте не предвиделось, но душу ее наполнило вязкое, как сладкая карамель, предвкушение счастья.
Маша поправила прическу и вышла из комнаты. Первый гость должен явиться с минуты на минуту. Ольга Сергеевна перебралась в гостиную. Выглядела она усталой и встревоженной, слой пудры и наведенный румянец не скрывали ее бледности.
– Как вы себя чувствуете, Ольга Сергеевна? – с тревогой спросила Маша. – Вы лекарство приняли?
– Прости меня, девочка, – вдруг сказала старушка.
– За что? – удивилась Мария.
В дверь позвонили, и ответа она так и не получила. Пошла открывать, но отчего-то ей стало не по себе. Снова всплыл в памяти телефонный разговор Ольги Сергеевны с загадочным Аркадием. Этой ночью старушка планировала разложить какой-то пасьянс, но Маша ни разу не видела в руках Вознесенской карты... Сегодня случится что-то плохое, подумала Мария и распахнула дверь. Ольга Сергеевна тоже выползла в прихожую, чтобы лично приветствовать гостей. Приглашенные приехали практически одновременно, в прихожей возникла суета, у Маши в глазах зарябило от незнакомых лиц. Она, вежливо улыбаясь, помогала им раздеться, пыталась сразу заучить имена, но тщетно – запомнила лишь некоторых.
В одиннадцать все расселись за праздничным столом, и Мария смогла рассмотреть всех повнимательнее. Ее саму тоже пристально изучали, она постоянно ловила на себе неприятные, какие-то оценивающие взгляды. Старушка представила ее гостям просто по имени, пустив прозрачный намек на то, что скоро будет сюрприз, имеющий отношение ко всем присутствующим.
В воздухе чувствовались напряжение и нервозность, спокойной выглядела лишь Ольга Сергеевна, но Маша понимала, что спокойствие это мнимое – Вознесенская явно играла какую-то роль. Гости тоже вели себя как-то искусственно: усиленно делали вид, что приглашению старухи они несказанно рады, а на самом деле они явно тяготились визитом и мечтали поскорее сбежать. Господи, что за театральное представление? Странный Новый год! Странные люди, похожие на кукол, «синтетические» эмоции, неискренние улыбки... Маше стало душно, предчувствие беды все сильнее давило на сердце.
Оказалось, что родственников у Ольги Сергеевны много, и все они восседали за праздничным столом: двоюродный брат Олег Петрович, краснолицый толстяк лет пятидесяти, с женой, такой же круглой, как ее супруг, две их блондинистые дочери, Марина и Алена, не успевшие еще разжиреть до габаритов папеньки и маменьки, но явно стремившиеся их догнать. Сестра мужа Вознесенской, Алла Степановна, неприятная остроносая особа, причесанная на прямой пробор, судя по бегающему взгляду – психическая. Алла Степановна приехала с сыном, молчаливым угрюмым мужчиной с усиками и наметившейся плешкой, его женой и двумя их детьми, имен их Маша не запомнила. Вдова сына Ольги Сергеевны, Анна, яркая красивая брюнетка. Вела она себя раскованно и естественно в отличие от других гостей и выделялась на общем фоне – от нее веяло богемными тусовками, гламурными вечеринками, дорогими салонами красоты. Холеная, ухоженная, совершенная, пленительная. Она была в кремовом платье в стиле ретро, короткие черные волосы уложила волной. При взгляде на Анну у Маши почему-то возникли ассоциации с Агатой Кристи, точнее, с экранизациями ее бессмертных произведений. О таких говорят – женщина-вамп. Все мужчины за столом не сводили с Анны глаз. Олег Петрович прощупывал ее лицо сальным взглядом, хмурый Антон ронял слюни в тарелку, а представительницы слабого пола поглядывали на вдову сына Вознесенской с завистью и раздражением. Ей было не больше двадцати пяти лет. Выходит, у них с сыном Ольги Сергеевны был неравный брак? Даже если предположить, что Вознесенская родила поздно, как большинство балерин, все равно он годился ей скорее в отцы, чем в мужья. Интересно, что с ним случилось? Отчего он умер? И главное, почему ни один из присутствующих ни разу не навестил старушку? Или, на худой конец, не позвонил и не справился о ее самочувствии? Что за уроды – все эти люди?
Тайну вскоре открыла сама Ольга Сергеевна. Вознесенская попросила гостей наполнить бокалы и поднялась.
– Спасибо, что вы все пришли, – торжественно провозгласила она. – Я безмерно виновата и хочу попросить у вас прощения. После трагической гибели сына я была сама не своя от горя и не ведала, что творила.
– Да ладно тебе, Оля, оправдываться, – сказал Олег Петрович, – не чужие же люди, понимание имеем. Ты нас тоже извиняй, и давайте выпьем уже, – толстяк потянулся губами к бокалу, но Вознесенская жестом остановила его.
– Детектив, нанятый мной для расследования обстоятельств смерти моего сына, подтвердил, что никто из вас не причастен к гибели Николаши. – Ольга Сергеевна тяжело опустилась на стул. – Простите, что подозревала вас в злом умысле, – тихо сказала она. – Помутнение рассудка произошло, ведь если рассуждать логически, то...
– Начинается та же песня, – влезла остроносая, нервно постукивая вилкой по столу, и Маше захотелось эту тетку загрызть, но ее опередила Анна.
– Будьте любезны помолчать, Алла Степановна! Дайте Ольге Сергеевне досказать спокойно, – сверкнула она темными глазами на неврастеничку.
– Спасибо, Аня, – сухо улыбнулась Вознесенская. – Николаша – мой единственный наследник, умер он вскоре после того, как я собрала вас на ужин и объявила, что жить мне осталось от силы полгода. Сейчас – уже не больше месяца.
– Ольга Сергеевна, почему вы мне ничего не сказали? – не выдержала Маша, и на глазах ее блеснули слезы.
– О чем я должна была тебе рассказать, Машенька? – улыбнулась старушка.
– О том, что... Я бы тогда... Я тогда никогда бы... – Голос ее дрогнул, она усилием воли попыталась не расплакаться.
В комнате повисла неловкая тишина.
– Тебе непременно надо нанять преподавателя по риторике, – властно сказала Вознесенская и добавила уже мягче: – Иначе ты, Машенька, никогда хорошим адвокатом не станешь. Пообещай, что выполнишь мое наставление.
– Угу, – буркнула Маруся.
– Не переживай, милая, я к смерти давно готова. И без того задержалась на этом свете дольше, чем положено, сына похоронила. Плохо, когда дети умирают раньше родителей. Неправильно!
– Да что же мы все о грустном! – бодро сказала Анна: на этот раз «панихиды» не выдержала она. – Без пяти двенадцать. Давайте скорее проводим старый год. Да, это был очень тяжелый год, но жизнь продолжается!
– И то верно, – согласилась Вознесенская. – Пора. Пора проводить старый год и отведать восхитительные блюда, приготовленные Машенькой.