Он ехал с поднятым забралом; лицо у него было властное и гордое, под стать его пышному одеянию. И Дик не без смущения двинулся навстречу своему пленнику.
— Благодарю вас, милорд, за точность, — сказал он и низко поклонился. — Не угодно ли вашей светлости сойти на землю?
— Мы здесь одни, молодой человек?—спросил рыцарь.
— Я не так прост, — сказал Дик, — и должен признаться вашей светлости, что в лесу возле этого креста лежат мои честные ребята с оружием наготове.
— Вы поступили мудро, — сказал лорд, — и я очень этому рад, потому что вчера вы дрались, как безрассудный сарацин, а не как опытный христианский воин. Впрочем, не мне об этом говорить, так как я был побежден.
— Вы были побеждены, милорд, только потому, что упали, — ответил Дик. — Если бы волны не пришли мне на помощь, я бы погиб. Я до сих пор ношу на теле знаки, которыми отметил меня ваш кинжал. Мне думается, милорд, что все опасности, так же как все синяки и шишки, выпали мне на долю в этой маленькой ночной стычке на берегу.
— Я вижу, вы достаточно умны, чтобы превратить все в шутку, — заметил незнакомец.
— Нет, милорд, — ответил Дик, — я не стремлюсь выгородить себя. Но теперь, когда при свете дня я вижу, какой отважный рыцарь сдался, — сдался не мне, а судьбе, темноте, приливу, и как легко бой мог принять совсем другой оборот для неопытного воина вроде меня, — я несколько смущен своей победой, и вам, милорд, это не должно казаться странным.
— Вы хорошо говорите, — сказал незнакомец. — Ваше имя?
— Мое имя, если вам угодно знать его, Шелтон, — ответил Дик.
— А меня называют лорд Фоксгэм, — сказал рыцарь.
— Вы, милорд, опекун самой милой девушки в Англии!— воскликнул Дик. — И теперь я знаю, какой мне взять с вас выкуп за вашу жизнь и за жизнь ваших слуг! Я прошу вас, милорд, окажите мне милость: отдайте мне руку моей прекрасной дамы, Джоанны Сэдли, и получите взамен свою свободу, свободу своих слуг и, если желаете, мою благодарность и преданность до самой смерти!
— Разве вы не воспитанник сэра Дэниэла? Разве вы не тот самый сын Гарри Шелтона, о котором я так много слышал? — спросил лорд Фоксгэм.
— Не угодно ли вам, милорд, сойти с лошади? Я расскажу вам подробно, кто я такой, как я живу и на каких основаниях я осмеливаюсь просить у вас руки Джоанны Сэдли. Умоляю вас, милорд, присесть вот на эту ступеньку, выслушать до конца и судить меня милостиво.
С этими словами Дик протянул руку и помог лорду Фоксгэму слезть с лошади; он привел его на бугор к кресту, усадил на то место, где недавно сидел сам, и, почтительно стоя перед своим благородным пленником, рассказал ему всю свою историю вплоть до вчерашнего дня.
Лорд Фоксгэм внимательно слушал его.
— Мастер Шелтон, — сказал он, когда Дик кончил, — вы одновременно и самый счастливый и самый несчастный молодой джентльмен на всем свете. Но счастье свое вы заслужили, а несчастье получили незаслуженно. Не падайте духом, вы приобрели друга, который может и хочет вам помочь. Хотя человеку вашего происхождения не следует якшаться с разбойниками, я должен признать, что вы храбры и благородны. Во время боя вы опасны, во время мира вы учтивы. Вы — молодой человек с прекрасными возможностями и отважной душой. Своих имений вы не увидите до нового переворота. Пока ланкастерцы стоят у власти, сэр Дэниэл будет пользоваться ими, как своими собственными. С моей воспитанницей дело обстоит тоже не просто. Я обещал ее одному джентльмену, моему родственнику, по имени Хэмли; обещание ему дано давно...
— Ах, милорд, тем временем сэр Дэниэл обещал ее милорду Шорби! — перебил Дик. — И хотя обещание это дано совсем недавно, оно будет выполнено.
— Вы правы, — ответил лорд. — И вот, принимая к тому же во внимание, что я ваш пленник, жизнь которого вы пощадили только на известных условиях, и, главное, что девушка, к несчастью, находится в чужих руках, я даю вам свое согласие. Помогите мне с вашими добрыми молодцами...
— Милорд! — воскликнул Дик.— Ведь это те разбойники, за знакомство с которыми вы упрекнули меня!
— Разбойники ли они или не разбойники — все равно, лишь бы они умели сражаться, — ответил лорд Фоксгэм. — Помогите мне, и, если нам с вами удастся отбить эту девушку, клянусь своей рыцарской честью, она выйдет за вас!
Дик преклонил колено перед своим пленником. Но тот, легко соскочив с подножия креста, поднял его и обнял, как сына.
— Раз вы собираетесь жениться на Джоанне, — сказал он, — мы с вами должны стать друзьями.
Глава IV «ДОБРАЯ НАДЕЖДА»
Час спустя Дик снова сидел у «Козла и волынки», завтракал и выслушивал донесения своих гонцов и часовых. Дэкуорта все еще не было в Шорби; он часто отсутствовал, так как у него постоянно было множество самых различных дел в самых различных концах страны. Большинство полагали, что он основал братство «Черная стрела» только ради мести и ради добычи; но люди, хорошо его знавшие, считали его агентом и представителем великого «делателя английских королей», графа Ричарда Уорвика[13].
Словом, Дэкуорт отсутствовал, и в Шорби его замещал Ричард Шелтон. Озабоченно жуя мясо, он размышлял. Он условился с лордом Фоксгэмом сегодня вечером нанести решительный удар и освободить Джоанну силой. Но для этого нужно было преодолеть множество препятствий. Разведчики, являвшиеся к нему для доклада, приносили самые неутешительные вести.
Сэр Дэниэл был встревожен вчерашней стычкой на морском берегу. В маленьком домике он увеличил гарнизон; не довольствуясь этим, он расставил всадников на всех соседних улочках, приказав им немедленно скакать к нему, если они заметят что-нибудь тревожное. А в его городском доме стояли оседланные кони, и воины, вооруженные с головы до ног, ждали только знака, чтобы выехать.
Задуманное предприятие с каждым часом казалось все менее осуществимым; но внезапно лицо Дика прояснилось.
— Лоулесс! — крикнул он. — Ведь ты был моряком. Не можешь ли ты украсть для меня корабль?
— Мастер Дик, — ответил Лоулесс, — вместе с вами я готов украсть даже Йоркский собор.
Они сразу же отправились в гавань. Это была довольно обширная бухта, окруженная песчаными холмами, на которую выходили самые грязные и заброшенные улички города. Берег бухты был завален старыми деревянными обломками. В бухте стояло немало палубных и беспалубных судов — одни качались на якорях, другие лежали на берегу. Долгая непогода выгнала их из открытого моря и заставила спрятаться в гавани. Черные тучи и сильные ветры с сухим снегопадом предвещали новые бури.
Моряки, спасаясь от холода и ветра, торчали на берегу, буйствуя в портовых тавернах. За некоторыми судами, стоявшими на якоре, никто даже не присматривал. Погода не улучшалась, и чем ближе было к вечеру, тем больше становилось таких безнадзорных судов. Лоулесс обратил особое внимание на те из кораблей, которые стояли далеко от берега. Дик предоставил ему свободу действий, а сам уселся на якорь, до половины зарытый в песок, и, прислушиваясь то к реву урагана, то к пению моряков в ближайшей таверне, скоро забыл обо всем, кроме обещания лорда Фоксгэма.
Лоулесс тронул его за плечо и указал на небольшой корабль, который, одиноко стоя у входа в бухту, качался на волнах. Прорвавшийся сквозь тучи бледный луч зимнего солнца на мгновение озарил палубу, и силуэт судна четко вырисовывался на фоне облака. При внезапном этом сиянии Дик разглядел на палубе двух мужчин, которые тащили к борту ялик.
— Вот вам корабль на эту ночь, сэр,— сказал Лоулесс.— Запомните его хорошенько!
Ялик отделился от корабля; в нем сидело двое мужчин; держа нос против ветра, они торопливо гребли к берегу.
Лоулесс остановил прохожего.
— Как зовется вон тот корабль? — спросил он, показав ему стоявшее у входа в бухту судно.
— Это «Добрая Надежда» из Дортмута, — ответил прохожий. — А капитана зовут Арблестер. Он гребет на носу вон той лодки.
Лоулессу ничего больше знать не требовалось. Поспешно поблагодарив прохожего, он двинулся на песчаную косу, к которой должна была пристать шлюпка. Там он остановился, поджидая моряков с «Доброй Надежды».
— Как! Кум Арблестер!— закричал он, как только лодка приблизилась. — Какая счастливая встреча! Клянусь распятием, такую встречу нужно отпраздновать! А это «Добрая Надежда»? Я узнал бы ее среди десяти тысяч кораблей. Прекрасный корабль! Подплывай, кум, мы с тобой славно выпьем! Помнишь, я тебе рассказывал про свое наследство? Мне удалось получить его. Я теперь богат. Я больше не плаваю по морям, я плаваю только по элю. Давай руку, приятель! Выпей со старым товарищем.
Шкипер Арблестер, длиннолицый, немолодой, обветренный непогодами человек, с ножом, привязанным к тесемке, надетой на шею, своей походкой и манерой держаться похожий на моряков всех времен и народов, удивленно и недоверчиво отшатнулся от Лоулесса. Но упоминание о наследстве и, главное, то пьяное добродушие, которое с таким искусством изобразил Лоулесс, скоро победили его недоверчивость, и он пожал руку бродяги.
— Я тебя не помню, — сказал он. — Но что за важность! Я и мой матрос Том — мы всегда готовы выпить, кум... Том, — сказал он, обращаясь к своему спутнику,— вот мой кум. Я не помню, как его зовут, но это не важно. Он превосходный моряк. Пойдем выпьем с его приятелем.
Лоулесс повел их, и скоро они сидели в кабачке; кабачок этот, построенный недавно, стоял в стороне от других кабаков, и поэтому народу в нем было немного. Это был просторный сарай, в котором стояло несколько шкафов и несколько голых скамеек; доски, положенные на пустые бочонки, заменяли столы. Посреди кабачка пылал костер, раздуваемый множеством сквозняков; в нем горели обломки кораблей, наполняя все помещение густым дымом.
— Вот она, услада моряка, — сказал Лоулесс. — Хорошо посидеть у славного огонька и выпить добрую чарочку, когда на дворе непогода и ветер гуляет по крыше! Пью за «Добрую Надежду»! Желаю ей легкого плавания!