- Нет, нет, я должна поговорить с вами сейчас, - возразила девушка, глотая слезы. - Я не такая слабовольная, как вы думаете, Алексей Петрович… Главное, что я виновата перед вами и перед Федором тоже виновата, и сознавать это особенно мучительно. Ну что мне стоило прийти к вам раньше или побеседовать, когда вы были у нас! Возможно, вы спасли бы Федю!
- Так, так, слушаю, Лиза, слушаю!…
Пересиливая спазму, сжавшую горло, она заговорила негромко, отрывисто:
- За два дня до того, как это случилось… как Федора убили, он не пришел в институт. На лекциях мы сидели всегда вместе. Такого никогда еще не бывало, чтобы он опоздал или вовсе не явился на занятия… Если даже заболеет и не может прийти, он обязательно позвонит мне по телефону домой. А тут ни звонка, ни записки… Никто не знал, почему не явился он в институт. Только вечером Федя пришел к нам домой. Я была одна, готовилась к зачетам. Увидела его - и испугалась: лицо бледное, глаза запавшие, одет небрежно. Я, конечно, разволновалась, начала расспрашивать, но он вдруг вскочил со стула, заявил, что ему некогда, у него очень важное и срочное дело и зашел он лишь для того, чтобы вернуть взятую у меня книгу. В общем, говорил как-то путано и сбивчиво и почему-то настойчиво советовал мне еще раз прочитать роман Вальтера Скотта «Квентин Дорвард», который он принес. Тогда, мол, я все пойму. Мне стало обидно, что он от меня что-то скрывает, и я попросила его поставить роман Вальтера Скотта на этажерку, так как мне сейчас не до него - ведь на носу зачеты.
«Ну, а я тоже готовлюсь сейчас к зачету. Может быть, самому страшному в моей жизни», - сказал он как-то глухо. Я не придала тогда значения его словам, не поняла их иносказательного смысла и посоветовала ему не пропускать лекций в институте, если он так боится провалиться.
«Боюсь?- переспросил меня Федя. - А, пожалуй, ты права, я действительно боюсь. Только я сумею преодолеть свой страх».
Он вдруг опять заторопился, начал прощаться. Я ни о чем его больше не расспрашивала. Мы молча вышли в коридор. Федя хотел меня поцеловать на прощанье, но я уклонилась. Тогда он вдруг так странно взглянул на меня и промолвил грустно:
«Ты права, я и не достоин твоего поцелуя…»
Девушка глубоко вздохнула, спазма снова стиснула ей горло.
- Это все, Лиза? - мягко спросил Павленко.
- Нет… У самой двери Федя остановился. Лицо его казалось еще бледнее. Он протянул ко мне руки, но я отступила. Мне почему-то вдруг стало страшно. А Федя зашептал торопливо, словно в бреду: «Лиза… Лиза… ты должна мне верить, Лиза!… Может быть, я трус, но… Да, да, только из трусости я…»
Вошла работница, и Федя выскочил на лестничную площадку. Я хотела броситься за ним, но Даша остановила меня каким-то вопросом. А потом догонять Федора было уже поздно: внизу хлопнула дверь… В последний раз.
- Он не говорил больше ни о чем? - спросил полковник. - Не помните, Лиза, назвал он какую-нибудь фамилию?
На этот вопрос Лиза не могла ответить. Пытаясь вспомнить подробности, она почти дословно повторила свой рассказ, и Павленко понял, что в этот день ничего больше от Лизы не сможет добиться.
- Вы рассказывали обо всем этом кому-нибудь?
- Папе, маме и больше никому.
- Обещайте мне, Лиза, что пока вы больше никому не будете об этом рассказывать.
Она доверчиво и твердо взглянула полковнику в глаза.
- Да. Обещаю…
Почти в течение трех суток майор Бутенко и лейтенант Горелов проверяли автопарк города. Назвавшись работниками автоинспекции, они обошли все гаражи и все учреждения, в которых имелись грузовые машины, и взяли на заметку свыше сорока полуторатонок и трехтонок с железными кузовами и одинарными скатами.
Выяснить, какие из них выезжали в ту ночь, когда было совершено преступление, особого труда не представляло. На подвозе строительных материалов к заводу ночью работало свыше двадцати машин. Круг поисков, таким образом, несколько сужался, однако найти машину, которая во время работы отлучалась со своего маршрута, до сих пор не удалось.
В числе водителей этих машин были самые различные люди - демобилизованные солдаты, бывшие трактористы, молодые выпускники шоферских курсов, комсомольцы и комсомолки. Просматривая их личные дела, Бутенко убеждался, что заподозрить кого-либо в совершении такого тяжкого преступления, как убийство, не было основания.
Как-то, усталые и раздосадованные, они присели отдохнуть в конторке заводского гаража, и Горелов начал строить свои предположения вслух.
- От маршрута вокзал - строительная площадка до места преступления не больше километра. Сколько времени мог занять у преступника этот крюк? Пожалуй, минут десять, не больше. Ясно, что, совершив убийство, он возвратился за грузом, и никто не заметил его отлучки. А преступник находился именно в этой смене…
- Возможно, что все происходило именно так, - с усмешкой заметил Бутенко. - Но в этой смене работали одни комсомольцы. Восемь девушек и четырнадцать парней. Нельзя поверить, чтобы среди этих ребят оказался матерый преступник. Не забудьте, он действовал быстро, но осторожно, - даже подобрал отстрелянную гильзу. Кроме того, в городе не один гараж. Наконец, машина могла быть и иногородней.
Лейтенант Горелов смущенно согласился:
- Да, это верно. Видно, иголку в стоге сена проще найти…
Анатолий Горелов лишь недавно прибыл в органы госбезопасности из заводской комсомольской организации. Активный общественник и хороший организатор, он успел проявить себя и в учебе, и на производстве. С первого дня знакомства майор заметил, что у парня есть хватка: страстное увлечение порученным делом, способность искать все новые пути следствия, внимание к подчас неуловимым мелочам.
Этот смуглый, ясноглазый юноша с отличной физической подготовкой, страстью к чтению и цепкой памятью, отличался той особой жадностью к жизни, которая свойственна сильным, деятельным натурам. В новой для него профессии Горелов стремился сразу же войти в курс дела, спотыкаясь, злился на самого себя, но веры в свои силы не терял.
Угадывая его постоянную внутреннюю напряженность, Бутенко иногда с одобрением отмечал убедительность логических суждений Горелова, а иногда без труда опровергал их. В такие минуты лейтенант как-то виновато улыбался и выглядел совсем мальчиком. Впрочем, особой робости Бутенко в нем не замечал. Когда они оставались наедине, юноша нарочно высказывал свои мысли вслух, с чуткой готовностью ожидал поправок или опровержений со стороны майора. Бутенко ценил в нем эту черту. Вот и сейчас он уверенно сказал:
- Найдем, лейтенант. Сотни тропинок есть, многие из них уводят от цели, но где-то же есть и верная тропа. Мы должны ее заметить…
Звякнула щеколда, и порог конторки неторопливо переступил заведующий гаражом, пожилой солидный усач в замасленной спецовке. Четверть часа назад Бутенко беседовал с ним и не мог не заметить в глазах усача сдержанную, хитрую усмешку.
- Отдыхаем, товарищ инспектор? - спросил он сочувственно и, разглаживая пачку измятых путевок, присел за столик напротив Бутенко. - Да, нелегкая у вас работенка! Какой-нибудь шалопай натворит беды, а вам разбирайся…
- К вашему автохозяйству у меня претензий нет,- заметил Бутенко, закуривая. - Постановка дела у вас, как вижу, образцовая…
Усач улыбнулся, явно польщенный:
- Двадцать лет как один годик на этом деле стою! Любой марки машину разберу и соберу до винтика. Знаете, сколько я шоферов обучил? Может, не поверите? Четыреста… У меня, касательно специальности, от молодых секретов нет. Смело могу весь гараж лучшим своим парням доверить.
- И доверяете? - без особого интереса, лишь бы поддержать разговор, спросил Бутенко.
Усач удивился:
- А как же? Дело вполне законное. Ночью у меня ребята по очереди дежурят. Правда, не все, только самые проверенные. Это приказом по заводу разрешено.
- Правильно, конечно, - согласился Бутенко. - Если водитель опытный, на механика растет, ему это полезная практика. Кто, к примеру, дежурил у вас в прошлую ночь?
Завгар порылся в карманах, достал записную книжку, надел очки:
- Семен Петренко… Славный паренек. Недавно из армии прибыл, танкист.
- А двадцать четвертого числа? Тоже из молодых?…
Завгар перелистал страницы книжки:
- Морев… Этого я вне очереди назначил. У парня стряслась неприятность, я и решил: пусть в гараже побудет, чем в рейс ехать. Я, между прочим, из практики знаю, что, если у человека беда какая-нибудь случится, он за баранкой рассеянность может допустить.
- А что у него случилось?
Усач спрятал книжку и принялся протирать очки.
- В чужие дела я не вмешиваюсь, не имею привычки. Другое дело, если технический вопрос… Слышал краем уха, что крепко расстроен малый. Вроде бы невеста сбежала от него.
- Ну, невеста найдется, - засмеялся майор. - От хорошего жениха не убегают.
Горелов украдкой удивленно взглянул на майора: ему было непонятно, какой интерес находит Бутенко в этом беспредметном разговоре.
Но Бутенко весело продолжал:
- Не думаю, чтобы эта история была для вас безразлична. Наверное, Морев и вас приглашал на свадьбу?
Завгар внимательно посмотрел на Бутенко, и снова майор заметил в его глазах сдержанную, лукавую усмешку.
- Я не любитель гулянок. Даже свою собственную свадьбу без всякого шума отмечал. Правда, со мной такого не случалось, чтобы невеста исчезла…
- Ну, так уж и исчезла! - возразил майор. - Просто уехала куда-нибудь к родственникам.
Усач, как видно, не любил, чтобы его слова брали под сомнение.
- В том-то и дело, что исчезла, - твердо повторил он. - Да, ни слуху, ни духу. Ежели бы уехала, на заводе, я думаю, предупредила бы.
- А, на заводе, - проговорил Бутенко. - Разве и на заводе не знают, где она?
Занятый мыслями о неуловимом грузовике с железным кузовом, Горелов досадливо поморщился: «Ну, что за дело майору до исчезнувшей невесты какого-то шофера?»