Усач, однако, не нашел этот вопрос неожиданным. Он безразлично пожал плечами:
- Пожалуй, на заводе имеются дела поважнее. Не вышла на работу уборщица - ну и ладно. Не бегать же разыскивать ее! - Он усмехнулся и тронул Бутенко за локоть: - Впрочем, все это для вас неинтересно, товарищ автоинспектор! Я знаю, чего вы допытываетесь. Хотите, скажу?
- Ну-ну, угадайте…
Ловким движением усач вскинул на нос очки и взглянул на Бутенко хитроватым, проницательным взором.
- Вас интересует, товарищ инспектор, один деликатный вопрос: кто прошлой ночью сбил на главной улице города газетный киоск? Ведь правда, я не ошибаюсь?
Бутенко сделал изумленное лицо.
- Вы удивительный человек! Прямо-таки волшебник.
Завгар, заметно польщенный, шире расправил плечи и сказал не без самодовольства:
- Практика! У меня в городе каждый водитель - дружок. Вся информация от шоферов тут вот, - он постучал согнутым пальцем по записной книжке, - в этой памятке собирается… Итак, могу открыть вам секрет: киоск был свален трехтонкой, которая прибыла из Харькова и уже умчалась обратно. Номер машины, к вашему сведению, у меня тоже записан. Я сам не терплю, товарищ инспектор, автолихачей…
Бутенко подробно расспросил завгара об этом случае, задавая все новые вопросы. Горелов не переставал удивляться тому, насколько майор вошел в роль автоинспектора. Все же эта беседа с добродушным, чуточку лукавым усачом показалась Горелову утомительной и длинной. Только в сумерки они ушли из гаража. Шагая через лужи длинным глухим переулком, тускло освещенным фонарем, лейтенант спросил:
- Неужели и этот материал, товарищ майор, вы приобщите к делу?
Бутенко взглянул на него с улыбкой:
- Как, разве вы ничего не поняли?
- Признаюсь, меня нисколько не интересовали ни киоск, ни харьковская автомашина.
- А шофер Морев, у которого исчезла невеста?
- К нашему делу это как будто не относится.
Бутенко мягко положил руку на плечо Горелову.
- Древнее изречение, лейтенант, гласит: «Пути господни неисповедимы». Это значит, что невозможно заранее разгадать пути человеческой судьбы. Я вспомнил это изречение не случайно. Дело в том, что в доме, который мы сейчас посетим, насколько мне известно, евангельское слово в большом почете. Короче: мы идем на квартиру к невесте шофера Морева, которая, как вы слышали, бесследно исчезла.
- Кажется, начинаю понимать, - смущенно пробормотал Горелов. - Вот только обидно, что зря потратили столько времени. По-моему, проще было сразу сказать завгару о цели нашего визита. По всему видно, он человек порядочный.
Бутенко громко рассмеялся.
- Его честность и у меня не вызывает сомнений. А другие качества? Не кажется ли вам, что он человек несколько самовлюбленный? Такие люди обычно любят покрасоваться, намекнуть, что им-де известна некая важная тайна. Для преступника же одного такого намека будет вполне достаточно… Однако вернемся к исчезнувшей девушке. Что, по вашему мнению, мы сможем узнать у хозяйки дома?
- Если вы подозреваете Морева… - сосредоточенно морща лоб, заговорил Горелов.
- Нет, нет! - прервал его майор. - У меня еще нет оснований для таких подозрений.
- В таком случае, - заключил Анатолий, - мы идем по второстепенной линии. Может быть, даже по линии, которая нисколько не касается убийства.
Бутенко, казалось, не расслышал этого замечания. Придерживая Горелова за локоть, он негромко рассуждал:
- Единственное, что удалось узнать сегодня, - это один, быть может, многозначительный факт. Двадцать четвертого ночью Морев дежурил в гараже. Он знал, конечно, что все машины, занятые на стройке, возвратятся только утром. Без всякого риска быть замеченным, он мог взять одну из машин и прокатиться куда ему было угодно. Заметим, это очень смелый, пожалуй, рискованный вывод. Но такое сочетание фактов возможно. Морев беспокоился о своей исчезнувшей невесте и мог поехать на квартиру ее матери ночью.
Далее: мать невесты, конечно, знает жениха. Не вредно будет, выясняя обстоятельства исчезновения девушки, собрать сведения и о Мореве. Очень важно установить, не приезжал ли он к этому дому ночью двадцать четвертого числа? Мы помним, что именно двадцать четвертого ночью убит студент…
- Вы, товарищ майор, - заметил после молчания Горелов, - как будто соединяете воедино два факта: исчезновение девушки и убийство. Однако насколько я понимаю, эти события изолированы одно от другого.
- Посмотрим, - в раздумье проговорил Бутенко. - Запомните: вы - представитель заводского комитета и пришли узнать, что слышно о Гале Спасовой… - Он вынул блокнот и взглянул на мелко исписанную страницу. - Да, Галя Спасова.
Кривой переулок не случайно носил свое название. Высокие дощатые заборы, старенькие подслеповатые домишки, заросли бурьяна и кучи мусора на узенькой тропе. На взгорке и на склоне оврага переулок дважды круто изгибался, и глубокие черные рытвины кое-где пересекали его от забора к забору. Домик, в котором жила Спасова, выглядел в сравнении с другими чистеньким и аккуратным.
В окошке светился огонек, и майор, привстав на носки, заглянул в комнату. У стола, при свете керосиновой лампы, сухонькая, седая старушка склонилась над большой раскрытой книгой.
Бутенко негромко постучал в дверь, и старческий голос откликнулся взволнованно:
- Галя… Ты?
- Нет, это с завода, - сказал майор.
Женщина открыла дверь, и они вошли в невысокую светлую горницу, сняли фуражки, осмотрелись. Старушка кинулась к табурету, но тут же остановилась, не в силах справиться с волнением.
- Что слышно о Галеньке?
- Мы хотим у вас спросить, мамаша, - сказал Бутенко, - как это могло случиться, что Галя вдруг не явилась домой?
Мельком заглянул он в книгу и успел прочитать замасленный подзаголовок: «От Матфея».
«Старушка религиозная», - отметил майор.
Спасова набожно перекрестилась:
- Вот уже четвертый день, как ее нету… Совсем я, люди добрые, от тоски извелась. А вчера я такое узнала, что сердце и совсем упало. - И, помолчав немного, доверительно сообщила: - Дочь моя, оказывается, была в несогласии с отцом Даниилом, и он ей божьей карой пригрозил… В молитвенном доме говорили.
- Простите, мамаша, - мягко прервал ее майор, - разве Галя посещала молитвенный дом?
- А как же, сыночек, посещала! Я еще сызмальства ее к молитвам приучила. Все хотелось как лучше, чтобы чистая, светлая она была душой.
- А какой вы веры, мамаша? - спросил Бутенко.
- Христианской, сынок, православной.
- Значит, ваша дочь была послушницей в церкви?
Старушка вскинула голову и строго поджала губы.
- Нет, милый, мы истинную веру исповедуем.
- Значит, истинно православной церкви? Так я вас понял?
- Правильно, милый, истинно православной.
- И дочь ваша была послушницей проповедника, странника?
- Верно говоришь, сынок.
- И моления проводили тайно, так?
- Власти нам не чинили препон, однако отец Даниил говорил, что лучше, если власть не знает о наших исповедях, и мы молились по ночам. А проповедник у нас святой человек.
- А давно вы знаете этого проповедника?
- С тех пор как прислан он к нам всевышним. Около года уже…
- И ваша дочь сразу же стала послушницей святого?
- На третьем молении ей вышло посвящение в послушницы.
- Сколько же лет вашей дочери?
- А вы и не знаете? У вас же все в заводской конторе записано. Ей девятнадцатый годок.
- Просто я не помню, - сказал Бутенко, - народа на заводе много. Но интересно, мамаша, почему этот святой отец таких молодых девушек в послушницы берет?
- Такова его воля.
- Значит, подозрительна она, эта «воля», бабушка, - откровенно высказался Горелов. - Молились бы уж сами, а зачем же девушку в это грязное дело втягивать?
Женщина испуганно замахала руками, морщинистое лицо ее перекосилось.
- Грех вам так говорить. Не было у меня в думках ничего плохого. Я слову проповедника всегда верила, как этой книге, может, и сейчас, грешная, скверно мыслю о нем? Только мысли мои, сынок, окончательно с толку сбились, а тут еще убийство в нашем переулке произошло… Я целыми ночами молюсь, а страх под окошками так и бродит.
- Какое убийство, мамаша? - удивленно спросил Бутенко.
- Да разве не слышали? Студента недавно убили. Федора… Тут неподалеку, по соседству он жил. Будто нечистый мне все время подсказывает: а может, и с Галей недоброе случилось?
- Этот Федор знал Галю? - спросил майор.
- Конечно, знал. К нам он, правда, не приходил, потому что я таких не уважаю… Но с Галей встречался и книжки ей разные давал.
- А почему, бабушка, вы таких не уважаете? - заметил Горелов.
Старушка перекрестилась дрожащей рукой.
- В бога не веровал. И Галю отговаривал, чтобы на моления не ходила. Может, оттого и пошла она против отца Даниила.
- Значит, Федор знал и шофера Морева, жениха Гали?
- А как же! Они часто вместе бывали. Только Федор все время книжками занят был, и я не замечала, чтобы он гулял с Моревым. По-моему, из-за этих книжек они и дружили. Федор в нашем переулке вроде учителя был: и малым и взрослым книжки читал, и даже дарил, случалось.
- Жаль Морева! - сказал майор. - Видно, крепко переживает?
Старушка вздохнула.
- Еще бы, сыночек… Он хоть и старше Гали на целых десять лет, а всегда, бывало, у нее совета спрашивал. Когда узнал, что Галя вечером не вернулась, он уже на зорьке в окошко стучался, спрашивал: не пришла ли Галя?… А когда студента убили, еще пуще встревожился и на скамеечке дежурил…
- Подождите, мамаша, - удивился Бутенко, - а ведь той ночью и утром, насколько мне помнится, шел сильный дождь?
- Верно, сыночек, да только он, бедняжка, и дождя не замечал…
- Вы видели, что он сидел на скамеечке у калитки?
- Нет, я из дому не выходила. Он сам говорил, что на скамеечке дежурил.
- И сколько раз он стучался в окно?
- Да на зорьке, и потом, когда уже совсем рассвело. Два раза.