- Не шучу, а водички хочу, - в том же шутливом тоне продолжал Головин. Он рад был немного побалагурить, чтобы отделаться от своих неотвязных мыслей.
Молодая кареглазая женщина с лукавым изгибом губ указала рукой на два полных ведра, стоявших на срубе, и молвила с мягкой усмешкой:
- Да вы не стесняйтесь, денег не спросим, а коли не хватит, еще наносим.
- Ах и вода!- похвалил Головин. Он отпил через край ведра еще несколько глотков. - Истинный нарзан!…
Соседки переглянулись и почему-то притихли. Они смотрели на женщину, что неторопливо шла к колодцу от ближайшей калитки.
Он понял ревнивые взгляды соседок: стройная смуглянка была очень красива. Черные косы ее мягко обвивали голову, ясные черные глаза смотрели радостно и удивленно.
- Добрый вечер! - поздоровалась она.
Ей никто не ответил.
Привычными плавными движениями она опустила ведро и зачерпнула воду, коротко взглянув на полковника влажными, как черная смородина после дождя, глазами. Перекинув коромысло через плечо, женщина гордо вскинула голову и так же неторопливо пошла назад, легко и плавно, слегка покачивая бедрами.
- Какая красавица! - невольно вырвалось у Головина.
- Приглянулась? - спросила кареглазая, и зубы ее блеснули в насмешливой улыбке. - Она до вас, мужиков, не гордая. Только занятая сейчас.
- С бригадиром, бесстыдница, пугается, - сердито сказала пожилая колхозница и сплюнула.
- С каким бригадиром?
- Так с Ивановым же! - усмехнулась кареглазая.
- С Ивановым? - удивленно переспросил Головин.- У него же есть жена.
- Жена так, для порядку… А гостит у других.
- И жена-то у него третья или пятая, - добавила пожилая колхозница и осуждающе покачала головой.
- А я думал - Иванов хороший семьянин, - с деланым равнодушием заметил Головин.
- Ой, хороший семьянин! - прыснула кареглазая. - Кобель он бессовестный, а не семьянин! Не одна горькими слезами от него плакала… Авдотью эту, красавицу, муж из-за него топором хотел зарубить. Отпросилась, клялась и божилась перед всей родней, что будет верная да покорная.
- Притихла что-то последнее время, - задумчиво сказала высокая, средних лет женщина со строгим лицом, обращаясь к подругам. - Раньше, помните, как высоко неслась? Наплакалась от нее на свинарнике. И то не так, и это не по ее характеру. Любовница бригадира, чего же не командовать! А теперь тише воды, ниже травы ходит.
- Кто же ее муж?
- Прицепщик. Возле тракторов в МТС работает. Пока не женился - был парень как парень. А теперь такой худющий да страшный! Она-то женщина в соку. Вот и ищет мужика покрепче. А кто виноват, что человек извелся? Она же, бесстыдная! - злобно выкрикнула молчавшая до сих пор болезненного вида женщина с коричневыми пятнами под глазами.
Чувствуя, что страсти не в меру разгорелись, Головин попробовал немного утихомирить женщин.
- Жизнь, бабоньки, прожить - не поле перейти. Случается, что и с дороги человек собьется. Вот бы и помочь такому правильную дорогу отыскать. И потом чужая душа - потемки. У каждого свой характер, свои побуждения, своя психология…
- Какая такая психология? - оборвала его пожилая колхозница. - Распутство это, а не психология!
Над улицей заклубилось густое облако пыли - это возвращались со стадом пастухи. Поспешно подхватывая ведра, женщины стали расходиться.
- Спасибо за воду и приятную беседу! - крикнул им вдогонку Головин.
- На здоровьечко! - обернулась кареглазая. Ведра на ее коромысле колыхнулись, и вода выплеснулась ей на ноги. Женщина рассмеялась и быстро пошла вдоль улицы, спеша к своему двору.
Головин повернул к сельсовету, где его ждала машина.
«Что, если отрешиться от политической подоплеки и подойти к делу с иной стороны? - подумал он. - Вполне возможно, что в Иванова стрелял кто-то из обиженных мужей…»
Листая свой блокнот, капитан Григорьев не раз поглядывал на часы и, как только Головин вошел, быстро вскочил с места и доложил торопливо:
- Ракетница, товарищ полковник, была в продаже в городском спортивном магазине и куплена в воскресенье 10 апреля. Вот чек на ее продажу, изъятый из архива магазина.
- Кто из весельчан был в этот день в городе? - спросил Головин.
- Колхоз организовал выезд на базар автомашиной. Вот список всех, кто ездил десятого в город. - Пробежав глазами протянутый ему список, Головин остановил взгляд на одной фамилии.
- Прицепщик Васько, - вслух прочитал он. - Вы знаете, какая у него семья?
Григорьев взглянул в свой блокнот:
- Двое детей и жена.
- А ее, случайно, зовут не Авдотьей? - оживился Головин.
- Так точно, Авдотья, - удивленно ответил Григорьев. - Вы тоже ее знаете, товарищ полковник?
- Случайно видел и невольно запомнил - красивая женщина.
- Тогда это она. Разрешите продолжать?
- Пока оставим Авдотью в стороне. Ваши соображения, капитан?
- Кто-то из приезжавших на базар мог купить ракетницу и патроны к ней. Старик, торгующий самосадом с буркуном, оказывается, в этот день был на рынке. Значит, тот, кто купил ракетницу, мог купить и табак.
- Логика в этом есть… Дальше?
- Еще одно замечание, товарищ полковник. Экспертиза установила, что патроны были заряжены дымным порохом, магазины же продавали только бездымный. В продаже другого давно не было. Единственный человек в селе, у кого еще сохранился дымный порох, - сторож МТС. Тут выясняется такая интересная подробность: незадолго перед убийством Васько попросил у него немного пороху, якобы для своего друга.
- Очень хорошо!
- Что уж хорошего? Если Васько приобрел в городе ракетницу, купил табак, а у сторожа попросил порох - значит, не исключена возможность, что стрелял именно он!
- Не исключена, капитан!
- Но в чем же мотивы этого преступления?
- Ревность. Иванов сожительствовал с женой Васько. Это единственный мотив.
- Убийство из ревности?
- Очевидно. Подполковник Клебанов предвзято решил, что преступление носит политический характер, он запутался в дебрях собственных измышлений и едва не увлек и нас за собой. Все оказывается гораздо проще и по-житейски объяснимо. Кажется мне, капитан Григорьев, что мы приближаемся к финишу! Однако для полной ясности необходимо…
Он отложил карандаш, закурил и принялся перечислять по пунктам все, что предстояло еще сделать для изобличения преступника.
Вызванный в управление госбезопасности для допроса Иванов явился точно в назначенный срок. Вид у него был удивленный и несколько встревоженный.
- Повестку мне вручили, чтобы к вам явился, - заявил он хмуро, вертя в руках узенькую полоску бумаги.
- Да, без ваших правдивых показаний нам не обойтись, - сухо сказал полковник. - Садитесь, пожалуйста.
Иванов присел на кончик стула и выжидательно взглянул на полковника.
- Я уже, кажется, все рассказал вам, что знал.
- Я говорю о правдивых показаниях, - подчеркнул Головин.
- Я и говорил правду! За правду, может, и пострадал. Вот до сих пор рука болит.
- О том, за что вы пострадали, поговорим позже. А сейчас скажите мне такую вещь: в беседах с Клебановым да и со мной вы ссылались на каких-то враждебно настроенных по отношению к колхозному строю людей и сеяли подозрения вокруг Санько… Зачем понадобились вам эти измышления и клевета?
- Я… высказывал предположения… Санько мне угрожал, ну вот и подумал…
- А разве вам никто больше не угрожая? Муж Авдотьи Васько, например?
Иванов побледнел. Он хотел что-то сказать, но осекся, боясь неосторожным словом выдать свое волнение.
- Что же вы не отвечаете? Прицепщик Васько угрожал вам?
- Было такое дело… Теперь припоминаю.
- Расскажите об этом подробнее.
- Зашел я как-то вечером на свиноферму, хозяйство посмотреть, а тут откуда ни возьмись - Васько. С ножом на меня бросился.
- А что же было дальше?
- Пили с Васько мировую. Вроде бы помирились.
- Значит, вы приходили посмотреть хозяйство? Почему же в таком случае набросился он на вас?
- Дурь на человека нашла. Соображение потерял…
- Жена Васько, Авдотья, работает в свинарнике?
- Ну, в свинарнике… - Иванов все больше терял самообладание, руки его, все еще сжимавшие повестку, дрожали.
- Значит, вы к Авдотье приходили, а не хозяйство осмотреть.
Капитан Григорьев записывал у бокового столика протокол допроса; он выжидательно взглянул на Иванова, но тот молчал.
- Почему же вы не заявили властям о том, что Васько набросился на вас с ножом? - спросил Головин.
- Запамятовал.
- Неправда, Иванов! Вы прекрасно помнили об угрозах Васько, знаете, кто в вас целился. Почему же молчали об этом и распространяли версию о каких-то враждебных элементах? Нашкодили - и в кусты? Боялись, что за двух невинно погибших с вас спросят?
Иванов рванул ворот рубашки, мгновение тупо смотрел на отлетевшую на ковер пуговицу, навалился грудью на стол и зарыдал.
С чувством брезгливости Головин смотрел на вздрагивающие плечи этого большого и сильного мужчины.
- Довольно, Иванов! Возьмите себя в руки! - строго прикрикнул он. - Слезами не воскресите убитых. Да и своего тяжелого проступка не смоете.
- Я… я сознаю свою вину. Не думал, что так получится, - бормотал Иванов сквозь всхлипывания. - Я боялся ответственности… Такие жертвы, и я вроде бы как причина… А мой авторитет!…
Немного успокоившись, он рассказал о своих взаимоотношениях с Васько, признался, что с самого начала подозревал в совершенном преступлении мужа Авдотьи.
- Распишитесь на протоколе ваших показаний, - предложил Головин, когда допрос был окончен. - А за одно и на ордере на ваш арест. Вот санкция прокурора. Вы привлекаетесь к уголовной ответственности за неправдивые показания следственным органам и попытку оклеветать честных людей.
Когда арестованного увели, Головин попросил капитана сесть поближе.
- Ну, а теперь, капитан, давайте просмотрим наши улики против Васько.