- Я опросил всех ездивших десятого апреля на рынок в райцентр. Колхозник Стеценко припоминает, что Васько заходил в спортивный магазин. Значит, наши предположения, что ракетницу купил он, не лишены оснований. Далее: две женщины помнят, что Васько по дороге домой курил в кузове машины махорку. До этого он всегда курил дешевые папиросы, а тут сделал самокрутку. Запах табака был весьма приятный. Кто-то из девушек даже пошутил: «Васько ароматы раскуривает!» Опять-таки напрашивается мысль, что Васько курил сдобренный буркуном самосад, купленный у деда на базаре.
- Так, дальше!
- На месте схватки преступника с Олексюком мы в свое время сделали слепки следов. Вышли они неудачно, однако каблуки хорошо видны. На них выделяются три гвоздя, расположенные треугольником. Вчера я был в поле, где пашет трактор, на котором Васько работает прицепщиком. Присмотрелся к его следам, оставленным на сыром черноземе. На них хорошо видны вдавленности трех расположенных треугольником гвоздей, аналогичных тем, которые видны на слепках.
- Очень важное обстоятельство!
- И, наконец, еще одно. Оказалось, что Васько выписал в кладовой МТС новую ножовку. А нам известно, что ракетница переделана для заряда охотничьими патронами именно при помощи ножовки. Что Васько брал порох у сторожа МТС, вам уже известно, товарищ полковник! Да, еще хочу прибавить. Все замечают, что за последнее время он сильно подался и даже характером изменился. Раньше дают ему, бывало, наряд на работу, а он шум подымает, другую требует, повыгодней. Теперь же подчиняется беспрекословно, куда его ни пошлют. В работе тоже стал более исполнительный. Словом, старается репутацию себе создать.
Полковник еще раз просмотрел все свои пометки, сделанные во время доклада Григорьева, и прихлопнул их рукой.
- Хорошо, капитан… Сегодня же доложите прокурору и получите санкцию на арест Васько.
Стоя у открытого окна, Александр Петрович жадно вдыхал свежий утренний воздух. Теперь, когда дело об убийстве в селе Веселое близилось к завершению, он особенно ощутил перенапряжение последних недель, державшее его в состоянии какой-то отрешенности от всего окружающего. Кажется, совсем недавно каштаны выбросили стройные чашечки соцветий, а теперь белые лепестки пожелтели и уже облетают. Зато каким нарядным, каким зеленым кажется город, особенно если смотреть на него так вот, с высоты четвертого этажа… Прекрасно и всегда неповторимо это буйное пробуждение природы - вечное обновление и вечное торжество жизни над смертью!
Облокотившись на подоконник, Головин слегка высунул голову из окна. Вдруг мимо него с писком и чириканьем взлетели вверх два воробья. Покружившись в воздухе, они комом упали на соседнюю крышу и, подпрыгивая, воинственно попискивая, принялись долбить друг друга клювиками. Оторванные перышки подхватывал и уносил ветер. В азарте боя воробьи сорвались с крыши, камнем полетели вниз и только у самой земли разлетелись в разные стороны. А на ветке каштана самодовольно сидела воробьиха, клювом расправляя пышные перышки, словно охорашиваясь.
«Тоже ревность!» - рассмеялся Головин и, вернувшись на свое место у письменного стола, снял трубку телефона:
- Капитан? Прошу зайти ко мне!
Через минуту Григорьев уже начал свой ежедневный утренний доклад.
- Васько арестован и обыск произведен. При обыске найден кусок баббита со свежими следами рубки зубилом. Вот этот баббит, а вот и зубило с остатками баббита на лезвии. Очевидно, этим орудием Васько изготовил пули-жеканы. Найдены также охотничьи пыжи из войлока, хотя ружья Васько никогда не имел.
- Важные улики для изобличения убийцы, - заметил Головин, рассматривая вещественные доказательства.- Как ведет себя Васько?
- Волнуется. Руки трясутся…
- Пусть посидит в камере, немного успокоится. Давайте побеседуем с его женой.
В кабинет вошла уже знакомая Головину Авдотья. Сдержанно поздоровавшись, она села на предложенный ей стул и обвела кабинет настороженным взглядом.
- Авдотья Степановна, кажется, так? - спросил Головин.
- До сих пор так величали.
- Вы знаете, зачем вас пригласили?
- Не знаю, так скажете, - тем же сдержанным тоном ответила она.
- Расскажите нам, где вы были в тот вечер, когда произошло убийство?
- Дома была. На собрание муж не пустил.
- А муж где был?
- Тоже дома.
- И никуда не отлучался за весь вечер?
- По хозяйству выходил, голый. И скоро вернулся.
- Голый?! - воскликнул сидевший рядом с полковником Григорьев, но, встретив сердитый взгляд Головина, больше ни о чем не спрашивал.
Державшая себя вначале с достоинством, Авдотья Васько после вопроса о том, отлучался ли ее муж, стала заметно нервничать. На все дальнейшие вопросы она отвечала запинаясь, иногда после долгих пауз. Было ясно, что она и сама подозревала мужа, догадывалась обо всем после убийства.
Отправив Авдотью домой, Головин, вызвал на допрос Васько.
Вид арестованного говорил о его крайнем физическом и душевном изнеможении. С первого же взгляда было понятно, что человек этот уже определил свою судьбу, что воля его сломлена.
- Вы знаете, за что вас арестовали? - спросил Головин.
- Нет, - едва слышно ответил Васько и потупил глаза.
- Ну, что же, тогда давайте вместе разберемся… Вы курите?
- Курю, - так же тихо ответил арестованный.
- Тогда, пожалуйста! - Головин придвинул к нему кулек с самосадом, купленным Григорьевым у старика. Дрожащими пальцами Васько скрутил цигарку и закурил. По комнате распространился приятный запах буркуна.
- Хороший табак, ароматный, - как бы между прочим сказал Головин. - Вы, кажется, тоже такой покупаете?
Васько захлебнулся дымом.
- Нет, я курю папиросы, - сказал он, откашлявшись. Рука с цигаркой, упавшая на колено, слегка подпрыгивала, сотрясаемая мелкой дрожью.
- А в воскресенье, десятого апреля, вы же покупали махорку?
- Не помню, может, и купил, папирос не хватило…
- Плохая у вас память, Васько! Возможно, вы забыли, что и эту штуковину купили? - Головин вынул из ящика ракетницу и положил ее на стол.
Васько вскочил со стула и попятился к стене.
- Садитесь, арестованный! - резко сказал Головин. - Будете дальше отпираться или дадите показания о совершенных вами убийствах?
Васько хотел заговорить, но зубы его выбивали мелкую дробь, в уголках рта запузырилась пена. Головин протянул ему стакан с водой. Обхватив его обеими руками, Васько жадно пил.
- А мастер вы неплохой, удачно приспособили ракетницу для заряда охотничьими патронами, - сказал Головин, чтобы вывести арестованного из состояния нервного шока.
Уставившись взглядом в пол, Васько молчал.
- Вот и кусок баббита, из которого вы сделали жеканы. Узнаете его? Или показать вам пулю, извлеченную из груди Юрко? Есть и патрон, найденный возле убитого вами Олексюка.
Лицо Васько исказило страдание.
- Не хотел я их, гражданин полковник! - крикнул он в страстном порыве отчаяния. - Иванова думал, обидчика своего! Жену он мою опозорил и меня…
И Васько начал давать показания.
Генерал Романов, сидя за своим рабочим столом, внимательно слушал доклад полковника Головина.
- Так ошибку Клебанова, говорите, исправили? - спросил он, щуря карие, молодо поблескивающие глаза и отгоняя рукой дым.
- Сделали все возможное, товарищ генерал. Преступника нашли. Невиновного Санько освободили. И извинились перед ним.
- А для себя выводы какие из этого сделали?
Головин почувствовал, как гулко, размеренно ударило сердце.
- Вы неправильно поняли меня, товарищ генерал. Не Клебанова ошибку я исправил, а свою. То, что я не распознал его и доверил ему такое важное дело…
- Понятно, товарищ полковник! Это я и хотел услышать. Рад за вас!
- Урок для меня был тяжелый, но, думаю… - Головин умолк, словно взвешивая свои слова, и закончил уверенно: - Но и полезный. На всю жизнь запомню!
- Со своими сотрудниками обсудили все происшедшее? - спросил генерал.
- А как же. Провели специальное совещание, на котором проанализировали допущенные в начале следствия ошибки.
- Как же держал себя Клебанов?
- Подал рапорт об отставке, товарищ генерал.
- Значит, ничего не понял человек! - с досадой сказал Романов, - Что же, в таком случае хорошо, что догадался… - Он круто повернулся и подошел к столу. - Рапорт Клебанова при вас, полковник? Давайте подпишу! Удовлетворю его просьбу!…
ТАЙНА СПИЧЕЧНОЙ КОРОБКИ
Лучи солнца, косо падающие в окно, скользили по книжному стеллажу, по мягким креслам и зеркальным блеском зажигали натертый мастикой пол. Постепенно они проникли в угол комнаты, где стояла кровать, и осветили лицо спящего. Он раздраженно поморщился и открыл глаза. Полная пожилая женщина в розовом халате, не слышно ступавшая по ковру, метнулась к нему, но человек, лежавший на кровати, уже повернулся спиной и натянул на голову простыню.
- Алик! - нерешительно позвала женщина и замерла у тумбочки.
Из-под простыни донеслось тихое, ровное дыхание. Сын опять уснул.
Порывисто вздохнув, хозяйка вернулась к прерванной уборке. Осторожно, чтобы не потревожить спящего, сложила ровной стопочкой книги, грудой наваленные на письменном столе, смахнула с зеленого сукна кучки пепла, вытерла влажной тряпкой чернильный прибор и абажур настольной лампы… Неубранным оставался только угол комнаты, где стояла кровать. Поколебавшись, женщина осторожно подошла к ней и, тяжело наклонившись, подняла с пола несколько окурков и обгорелых спичек, сунула в туфли на толстой микропористой подошве небрежно брошенные на коврик носки, поправила измятый пиджак, висевший на спинке стула, сняла с кресла брюки и, сложив их по складке, повесила на спинку кровати.
Убедившись, что все здесь в относительном порядке, хозяйка вышла в столовую, тихонько прикрыв за собою дверь, и прислушалась к звукам, доносившимся из ванной.