— И люди там все еще живут?
— Живут. Они надеются, что рано или поздно колдовство развеется и солнце вернется.
— Значит, мне суждено вернуть им солнечный свет?
— Похоже на то, девочка.
— Но как?
Охотник пожал плечами.
— Если бы кто-то в Крае знал, то давно сделал бы это.
— А как же боги?
— В Калине самый большой храм Ярока, но это не помогает.
— Ты там был?
Роджер кивнул.
— А на островах? Соло-Турчез? Габбиано? Вит?
— Да.
— Роджер… Ты так много мест посетил, может, слышал о чародеях? Как научиться колдовать? Ты только не подумай, — поспешно добавила Надя, — я не хочу кому-то навредить, но, если мое положение в Крае такое, как ты описал, я должна уметь себя защищать.
— Так и есть. Ты должна этому научиться. И научишься, потому что без магии не исполнишь свое предназначение. Волшебство не рождается извне, оно уже течет в твоей крови, но в Крае не осталось ни одного живого чародея, так что тебе придется всему учиться самой.
Надя печально вздохнула.
— Сколько дорог я должна пройти? Сто?
Роджер вместо ответа поднялся и укрыл ее плечи теплой от костра курткой.
Солнце грело лицо, свет пробивался сквозь сомкнутые веки, но тело затекло от холода. Надя открыла глаза. Роджер сидел у костра, грея в котелке вчерашний чай. При дневном свете события вчерашней ночи казались сном.
— Доброе утро!
Охотник кивнул. У костра в большой плетеной корзине лежали рыжие грибы и черная ежевика.
— Когда ты успел?!
— Твой вчерашний гость принес.
Надя подошла к корзине, взяла в ладонь пригоршню ягод и глубоко вдохнула их запах. Ягоды пахли летом, а на вкус оказались кисло-сладкими.
Ее платье и ботинки за ночь высохли, хоть и безнадежно пропахли дымом. Царевна переоделась. И они тронулись в путь.
До обеда шли молча. После вчерашнего перехода болели ноги. Короткие передышки, которые давал Роджер, сил не прибавляли и не снимали усталости.
В полдень остановились на поляне. Допили остатки воды из фляги. Доели ягоды. Правда, Наде хотелось горячей каши, жареного мяса с луком и белого хлеба.
— Хочешь есть? — угадал Роджер.
— Посиди здесь. Я что-нибудь принесу.
Роджер оставил рюкзак и пошел дальше по склону.
Надя села у края поляны на сухую траву и стала рассматривать лес. Сосны и ели перемежались высокими тонкими дубами и дубовым подлеском. Здесь, в долине, деревья еще стояли яркие, желтые и рыжие.
Позади девушки, там, где они с Роджером шли несколько минут назад, зашуршали листья, треснули сухие ветки. Надя, вздрогнув, обернулась. Ей показалось, что среди листьев мелькнули коричневые оленьи бока. Царевна замерла, не зная бежать ей или затаиться.
— Прочь пошли!
С другой стороны поляны шел волчий пастырь. Надя с облегчением вздохнула.
— Зачем кричишь? Напугал оленей…
Длинношейка повел плечами.
— Дура ты, девка, — беззлобно заметил он. — Словно волчонок необученный. У нас в лесах не каждый олень траву ест, так что беречься надо.
Надя смутилась.
— Жалеешь небось, что вчера щедрой была? — подмигнул Длинношейка.
— Что ты, пастырь. И в мыслях не было.
Он покачал головой.
— Ладно, девка. Я вот чего пришел…
Он протянул руку и положил ей на ладонь волчий клык на тонком кожаном ремешке.
— Это что? — удивилась царевна.
— Подарок, что ж еще. Бери. Ты добрая душа, девочка, верь мне, я такое сразу вижу.
Надя повесила подарок на шею.
— Так и носи, — одобрительно кивнул Длинношейка. — Пусть это тебе оберегом будет и памятью…
— Спасибо, я не забуду!
— Не обо мне, глупая. Что бы другие ни говорили, хоть боги, хоть люди, хоть пакость какая, — ты добрая душа. Помни это!
Надя кивнула, и волчий пастырь улыбнулся.
— И жениха своего береги. Неладное против него задумали, не зря в лес заманили. Через тебя к нему руки тянут, хозяина моего впутывают, а у него тоже душа чистая, пакостничать не привык…
Он с отвращением сплюнул.
— Кто втягивает? Зачем им Роджер?
Длинношейка покачал головой:
— Хотел бы сказать, да сам не знаю. Вижу лишь то, что волки мои видят, и через них беду чую… Смотри за своим охотником. Ему раньше равного соперника не было, вот он и задрал нос, в упор обмана не увидит. Ты за него смотри, девка. Поняла?
Надя кивнула. От слов волчьего пастыря у нее по телу побежали мурашки. Длинношейка тяжело вздохнул и ушел обратно в лес.
Роджер вернулся, неся зайца. Надя посмотрела на окровавленное тельце, вздохнула, забрала его у охотника и… бережно закопала под деревом.
— Я не могу это есть. Лучше вообще не буду. Ты же обходишься без мяса.
Охотник удивленно посмотрел на Надю, но ничего не сказал.
Сначала царевне казалось, что ничего страшного не произойдет. Подумаешь, один день без еды. Роджер время от времени посматривал на нее с любопытством. Она делала вид, что его взглядов не замечает, и терпеливо шла следом. Через час ходьбы с пустым животом у Нади испортилось настроение.
Солнце стало опускаться за ветки деревьев, золотя паутинки в подлеске. Они вышли к ручью. Роджер остановился и прислушался.
— Скоро будет река. Поймаю тебе чего-нибудь.
Надя лишь пожала плечами, делая вид, что это ее не волнует. Хорошо быть стойким, тем более что испытание вот-вот закончится.
Они пошли рядом с руслом ручья и вскоре вышли к реке.
На ночевку остановились на песчаном берегу, ближе к деревьям. Солнце уже скрылось за горизонтом. Небо еще горело, но свет быстро уходил, как и тепло. У реки было холодно, сыро и много комаров.
— Роджер, а тут нет русалок?
— Людей нет — и русалок нет. Они ведь любят места, где поглубже и где люди живут. Может, в одном из омутов водянник сидит, но не бойся. Если ты не полезешь в воду, он тебя не тронет.
— А тебя?
— На взрослых мужчин они не нападают.
— А как ты будешь ловить рыбу?
— Достану тебе пару раков. Надеюсь, тебе не захочется и их закопать под деревом?
Надя насупилась.
— Займись лучше костром, девочка. Сможешь насобирать веток?
Царевна кивнула. Роджер поставил у берега пустой котелок. Разделся и прыгнул в воду. Надя с тревогой прислушивалась к всплескам. О том, кто такие водянники и хватит ли у них смелости напасть на взрослого мужчину, Надя старалась не думать.
Она раньше видела, как Роджер разводит костер, и сейчас делала то же самое: отодвинула в сторону ветки и сухие листья, освобождая место для костра, сложила из тонких веточек пирамидку и положила сверху сухих листьев.
Роджер вынырнул у берега, метко бросил в стоящий котелок очередного рака.
— Я выхожу, так что, если стесняешься, отвернись.
Надя, схватив спички, пошла разжигать костер. На удивление он разгорелся сразу, словно ее горящие от смущения щеки добавили жара.
Роджер подошел к костру, натягивая на мокрое тело рубашку и отряхивая с волос воду Потом повесил котелок с раками над костром и присел, протянув к огню руки. Надя принесла пальто и набросила ему на плечи. Охотник удивленно обернулся.
— Холодно, не хватало еще заболеть!
— Я не болею.
— Это хорошо, но пока сиди и грейся. Только скажи, что делать.
— В ягдташе возьми соль…
Надя насыпала в котелок соли и снова села рядом. Охотник смотрел на реку. Похоже, молчание было его привычным состоянием. Надя тоже привыкла к тишине, немногословность спутника не тяготила ее.
Но поговорить и спросить хотелось о многом, и царевна не выдержала:
— Ты так спокойно говорил с Лешим… Не страшно было? Я думала, жрецы ведут себя с богами иначе.
Роджер усмехнулся:
— Не бойся богов, девочка. В людях они ценят лишь достоинство. Если в тебе этого не будет — они растопчут тебя. Забудь об угрозах. Я буду отвечать за твои слова.
— Не нужно, — она обреченно вздохнула. — Одним проклятием больше, одним меньше…
— Кто тебя проклял? Я думал, ты надежно спрятана в Черной башне.
— Милость и Пасиа Грина.
Роджер усмехнулся, и Надя поняла, что сказала глупость.
— Не спеши навешивать на себя проклятия богов, девочка. Пасиа Грина и Милость не сравнятся с Варман Тура. Чем они тебя напугали?
— Сказали, что когда я встречу своего суженого, то не узнаю его, а когда пойму, что это был он, — мы расстанемся навеки.
Роджер громко рассмеялся:
— Боишься не встретить больше Елисея? Ты еще ребенок, Надежда. Когда повзрослеешь, то поймешь, что не всегда любовь одна на всю жизнь. Люди могут любить и пять, и десять раз. И каждый раз любовь будет великой и истинной. Так устроены человеческие сердца.
— А сколько у тебя было «истинной любви»? — вспыхнула царевна.
Он пропустил ее вопрос мимо ушей.
— Успокою тебя, глупая. Многие думают, что Пасиа Грина внушает страсть, а Милость дарит любовь, но это не так. Они питаются человеческими чувствами, направляют их, но не создают. Если будешь любить своего Елисея достаточно сильно, то преодолеешь их проклятие.
Роджер поднялся, снял с огня котелок и отставил в сторону от костра. Наде разговаривать перехотелось. Охотник смеялся над ней, а ведь в глубине души она в самом деле хотела, чтобы ее суженым оказался Елисей.
— Раки сварились. Поешь.
…Наде снилось, что река вышла из берегов. Роджер куда-то пропал, а она лежит на берегу, скованная сном. Вена обернулась женщиной, подошла к Наде, обняла ледяными руками, дохнула в лицо влажным, пахнущим тиной дыханием…
Царевна застонала во сне, силясь очнуться. Теплая рука Роджера легла ей на лоб. Он сел рядом, прогоняя кошмар, и Надя придвинулась к нему ближе.
Тревожный сон не вернулся. Когда Надя проснулась, ей нездоровилось. К обеду у нее начался жар. Царевна не жаловалась, не хотела показаться неженкой.
На отдых они остановились на поляне у ельника. Надя с трудом проглотила несколько кусочков обжаренного боровика. Ее трясло, но царевна твердо намеревалась продолжить путь.
— Так мы далеко не уйдем, — покачал головой охотник.