Будевин был ярким представителем южан. Среднего роста, крепкий и широкоплечий. Он сильно загорел за долгое южное лето, обесцветились брови и ресницы, но от этого ярче казались голубые глаза. От правого виска вниз до подбородка опускался широкий шрам. Некрасивый, отталкивающий, но царевну он не пугал. Ей нравился Будевин. Бывает же такое — смотришь человеку в глаза и сразу проникаешься симпатией.
Над городом зазвенели колокола.
Надя и Будевин замерли, настороженно вслушиваясь. Потом встретились взглядами.
— Вам разве не нужно быть сейчас там?
— Мое дежурство начинается через час. Все в порядке.
— Для вас это так обыденно, что даже страшно.
Солдат пожал плечами.
— Мне очень жаль! — сказала Надя.
Будевин улыбнулся, тронутый ее наивным сочувствием.
— Мне тоже.
Застучали копыта лошадей. Снизу к остановке поднимался трамвай. Колокольный звон над городом затих.
— Будевин! — поддавшись порыву, спросила Надя. — Если бы вы встретили живого чародея, что бы просили? Меч? Броню?
Трамвай остановился перед ними. Будевин посмотрел ей в глаза и грустно улыбнулся.
— Ни то, ни другое, Настенька. Пусть забудут дорогу на землю. Как думаешь, есть такое волшебство?
Он подмигнул ей, широко улыбнулся и запрыгнул на подножку трамвая. Царевна осталась на остановке.
Пана Станислава и пани Ирины дома не оказалось.
Юлия сидела в саду и нанизывала на рыболовную леску разноцветные стеклянные бусины. Она подняла взгляд, узнала Надю.
— Утро доброе, Настасья!
— А ты почему дома?
Юлия смущенно улыбнулась.
— Родители ходят в храм Мокоши. Там ужасно скучная церемония. Я сказала маме, что у меня женские дни. — Девушка предостерегающе подняла палец к губам. — А почему ты не в храме?
— Я еще плохо знаю город.
Юлия оживилась:
— Хочешь покажу?!
Храм Бальдра-Ярока вблизи оказался еще больше, чем ей представлялось со смотровой площадки. Высокая позолоченная пагода сияла, как осколок солнца. Вокруг был разбит ухоженный парк с фигурно подстриженным кустарником и лавочками для отдыха.
Следом за Юлией Надя вошла в храм.
Здесь пахло свечами. Сквозь распахнутые окна влетал прохладный утренний ветер, было светло, празднично и людно. К алтарю и статуе Ярока не подойти. Девушки постояли немного у двери, любуясь желтыми и лазурными фресками, и вышли в парк.
— А где крематорий? — спросила Надя, оглядываясь в поисках трубы.
Юлия засмеялась:
— Здесь покойников не сжигают. У местных земли полно.
— Земли? — удивилась царевна.
Юлия в ответ тоже подняла брови.
— Ты не знаешь? Местные закапывают мертвецов в землю.
— Зачем?
— Чтобы потом прийти на могилу. Поговорить.
— Но под землей не человек, а тело. Даже душа ушла! Они не знают?
— Знают, конечно. — Юлия растерялась. — Так им нравится… Ладно, пойдем!
Потом они пошли в храм Эола. Людей здесь было значительно меньше. Зрелые, степенные и серьезные, они совсем не подходили на роль почитателей бога-мальчишки.
— Торговцы, — пояснила Юлия. — Просят попутного ветра и легкой дороги для товаров. Вот смотри: потопчутся здесь пару минут и бегом в храм Марины. Морская богиня их больше пугает, а здесь так… На всякий случай.
Девушка оказалась права.
Следом за торговцами Надя и ее провожатая спустились в порт.
Храм Марины тоже оказался переполнен. Люди стояли на улице, вытягивая шеи, чтобы услышать о чем говорят жрицы у алтаря. Надя тоже попробовала привстать на цыпочки, но даже тогда ее невысокого роста едва хватало, чтобы увидеть высокий свод, выкрашенный в синий, и гирлянды цветов на стенах.
Торговцы, за которыми следовали девушки, хмурясь и ругаясь, стали протискиваться в храм. Юлия тоже хотела последовать за ними, но Надя удержала ее за локоть.
Время приближалось к полудню. Девушки присели отдохнуть на ступени каменной лестницы у входа в порт.
— Куда бы тебя еще отвести? Храм Мокоши далеко. В храме Марка — скучно… — Юлия задумалась.
Надя ей не мешала. Откровенно говоря, она устала. Толпа ей не нравилась, и уже хотелось домой. Но Юлия вдруг резко выпрямилась и радостно хлопнула в ладоши.
— А хочешь посмотреть на танец жриц Анку?
— На что? — удивилась царевна.
— О! Ты непременно должна посмотреть!
На набережной, под крепостной стеной, отделяющей берег от моря, уже собралась толпа. Дамы в красивых широкополых шляпках, украшенных искусственными цветами и крашеными перьями. Господа в безупречных фраках и начищенных до блеска ботинках. Даже дети здесь были опрятные, чистенькие, какими дети бывают лишь по большим праздникам и то, пока их крепко держат за руку. С крепостной стены за всем лениво наблюдали солдаты морской гвардии. Все чего-то ждали.
Перед стеной был выстроен деревянный помост. Надя и Юлия протиснулись через толпу ближе к нему и тоже стали ждать.
Их было четверо. Молодые женщины в черных шелковых платьях, смеясь и обмахиваясь веерами, не спеша шли по набережной к толпе. Люди перед ними расступились, и Юлия возбужденно вцепилась Наде в локоть.
— Черные жрицы Анку!
Надя нахмурилась.
Им всем было около двадцати лет, красивые, уверенные в себе. Длинные волосы у всех распущены и присобраны на висках шпильками с искусственными цветами, тоже черными.
Надя испытывала смешанные чувства. Она понимала, что Роджер — бог, но не могла думать о нем, как о божестве. О ком-то, в чью честь строят храмы, кому молятся и приносят жертвы. Она смотрела на красивых женщин и испытывала незнакомое чувство — смесь обиды и ревности.
Жрицы прошли в шаге от нее, оставив шлейф из аромата жасмина и корицы, сладко-душного в такую жару. Они поднялись по ступеням на помост и замерли. Прохожие столпились вокруг, прижав Надю и Юлию к причалу.
На туфлях у них были прибиты деревянные набойки, которые громко стучали по доскам помоста. Одна из женщин ударила каблуком. За ней вторая и третья. Четвертая запела. Ее подруги подхватили песню, подхватили юбки…
Голоса их глушили ветер и волны, но они все равно звонко наступали на зрителей. Они взмахивали руками, превращая платья в черные крылья бабочек, они кружились, останавливались, пели, и их страсть, их танец захватывал слушателей. Ускорялось биение сердца, хотелось броситься к ним, присоединиться к танцу, выпустить сдерживаемые страсти наружу. Незнакомая песня дразнила и спрашивала, а в черных шелковых волнах призывно мелькали голые плечи.
Невозможно было быть более яркими и притягательными, чем в этих черных платьях под ярким солнцем среди белой толпы.
Надя не знала, как долго это продолжалось. Незнакомая песня была целой историей. Была молитвой. Была обещанием. Надя видела, как стоящие вокруг поддаются ритму, как блестят их глаза и краснеют щеки, как учащается дыхание, а руки сами поднимаются, чтобы подхватить ритм. Надя думала лишь о том, что в этих черных платьях жрицам должно быть нестерпимо жарко.
Женщины закончили песню-танец. Всплеснули веерами и замерли, подхватив юбки. Толпа не аплодировала, и Надя тоже опустила руки. Жрицы грациозно спустились с помоста и прошли вдоль толпы, придерживая юбки перед собой. Люди доставали и бросали им деньги. Медные монетки большей частью, но Надя заметила и пару серебряных. Жрицы молча собрали подношения и так же молча пошли по набережной к городу, высокомерные в своей отрешенности. Никто не последовал за ними. Люди стояли рассеянные, ошеломленные. Потом кто-то вздрагивал, прогоняя наваждение, за ним еще один и постепенно толпа рассыпалась по набережной, словно ничего и не было.
— Пойдем! — Юлия схватила Надю за руку и повела вдоль моря, по еле заметной дорожке.
— В Морин-Денизе один из самых больших храмов бога мертвых, — рассказывала между тем Юлия. — В молельный день жрицы расходятся по всему городу и танцуют. Так они восхваляют Анку и собирают подаяния для храма. Вот куда бы я хотела ходить!
Они дошли до конца набережной, протиснулись в трещину в крепостной стене и пошли по берегу.
— Они учатся петь и танцевать при храме и носят такие красивые платья! А на их службах, я слышала, все поют и танцуют, а потом едят свинину и пьют вино!
— Едят свинину?
— Правда, здорово? У нас в семье это только по праздникам!
— Звучит здорово.
Юлия иронию не уловила и радостно закивала в ответ.
Они прошли по скользким от водорослей камням еще несколько шагов и вышли к пляжу.
— Пойдем купаться? — спросила Юлия.
— А если кто-то увидит?
Девушка рассмеялась.
— И что с того? Не бойся! Здесь редко кто ходит, особенно утром в седмицу. Все в храмах!
Она сбросила платье и в нижней рубашке пошла в воду. Надя подошла к кромке моря, присела и опустила руки в прохладную соленую воду.
Юлия уже по пояс вошла в море, обернулась, поманила Надю рукой. Царевна решилась. Расстегнула крючки на платье и тоже осталась в одной нижней рубашке. После жаркого дневного воздуха, вода казалась ледяной. Надя, задерживая дыхание, чтобы не взвизгнуть, медленно вошла в воду.
— Поплыли?
— Я не умею.
— Точно! Ты же из города! Хочешь научу?
Около часа они дурачились в воде. Юлия учила ее плавать, потом они высыхали на берегу, болтали о Морин-Денизе и Варте, о моде, школе и родителях. Потом снова купались.
Хороший был день.
Ночью звенели колокола. Так долго и пронзительно, что горничные в спальне не могли уснуть! Надя и девушки сидели на постелях, с тревогой выглядывая в окна. Около четырех утра, посланный Будевином солдат, сообщил, что чудовище обезврежено и можно успокоиться.
Монстр разрушил часть крепостной стены. Пляж, на котором купались Надя и Юлия, завалило камнями.
В следующую седмицу Надя решила не заходить к Юлии, а пошла просто гулять по городу.
Заканчивалась осень. Варту давно укрыло снегом, но в Морин-Денизе листья лишь начинали тускнеть. Ночи были прохладные, под утро Надя зябко куталась в тонкое одеяло, но о зиме говорил лишь календарь на стене в спальне.