И, не стесняясь меня, начал мочиться в раковину умывальника, которая при его росте как раз находилась на уровне паха. Меня он не смутил и не удивил, я такие приколы уже наблюдала прежде и каждый раз вспоминала анекдот про Менделеева: якобы он проверял удобство новой лаборатории по высоте умывальника, годного для справления малой нужды и последующего омовения. Естественно, анекдот рассказал тот любовник, который первым при мне использовал рукомойник вместо писуара. А что? Удобно. Типа биде. И это в разы гигиеничнее, чем традиции парижан*. В общем-то и мне уже приходилось справлять малую нужду при любовниках. А здесь я просто сделала вид, что послушалась его.
(* Мужчины-парижане справляют малую нужду на улицах города в весьма условно огороженных писуарах, руки не моют ни до того, ни после того. Представьте себе, что после встречаются с девушкой и очень романтично прикасаются к ее лицу. Ага. Или эротично к губам.)
Митя довольно ухмыльнулся на мое журчание и сразу потащил в купель. Ополоснулся сам, ополоснул меня, потом усадил на борт купели и, как я ночью, расположился меж моих колен.
Мои немаленькие ягодицы как раз уместились в его ладони-лопаты. Он, опять же, помня, что я «ранена», ласкал губами и языком только верхнюю часть половых губ и клитор. Я кончила дважды, потому что после первого раза он не остановился. Он гудел мне в клитор, будто что-то говоря, обнимал губами, посасывал, лизал и нежно дразнил языком. Я сходила с ума от запредельных ощущений и не в силах больше сидеть, распласталась на полу, подрагивая от затянувшихся спазмов и выстанывая остатки возбуждения.
Пол был жестковат, но очень теплый, мне не хотелось вставать: я превратилась в желе. Муж все же стащил меня в купель, я снова заползла на него, и мы оба задремали. Ненадолго, но утреннее омовение, в результате, затянулось почти на час.
Потом он отправил меня к себе. Оказывается, между нашими покоями была смежная дверь. Мне служанка помогла одеться и проводила в столовую, где был накрыт поздний завтрак.
После завтрака сиятельство взял меня за руку и повел к главному входу.
И… сюрприз! Все население поместья: и домашние слуги, и дворовые были выстроены перед входом.
Едва мы вышли из главных дверей особняка, он подвел меня к балюстраде, что полукругом обходила верхнюю площадку лестницы, громко хэкнул, привлекая внимание челяди:
– Вот ваша новая хозяйка – Ее Сиятельство графиня Потемкина Александра Николаевна – слушать ее, как меня самого, и выполнять!
От ряда слева отделился дворецкий, назвался Федором и начал представлять людей, которые стояли ближе к крыльцу на нижних ступенях лестниц, что двумя крыльями спускались от верхней площадки.
Я запомнила только Матвея, камердинера Его Сиятельства («Вот он Матюша!» - отлегло от сердца) и экономку (домоправительницу, ключницу – все эти названия прозвучали в речи дворецкого) Дарью – женщину лет сорока-сорока пяти. Мне она показалась приятной: вид уверенный, взгляд открытый, симпатичная, с доброжелательным выражением лица. Надеюсь, мы поладим: ведь на новом месте мне нужны союзники. Я все еще не понимала, что нужно учиться приказывать, а не дружить, но от своего заблуждения отказываться пока не собиралась: каждому по делам его.
Потом Его сиятельство предоставил мне выбор: либо экономка проведет экскурсию по дому и отдыхать, либо заняться своим гардеробом и отдыхать. А у него накопились дела: «Встретимся за обедом».
Этот день и следующий так и были посвящены экскурсии по дому и общению со швеей, которая, с интересом поглядывая (наверняка слуги уже обсудили наши громкие, буйные отношения в спальне), сняла с меня мерки, показала дамские модные журналы, почеркали-порисовали с ней на листах бумаги, обсуждая фасоны. Потом они с экономкой отвели меня в кладовую, где мы вместе выбирали ткани, подходящие к задуманным фасонам. Швея меня поставила в известность, что часть отделки у нее есть, а что-то нужно будет заказать в городе, и придется подождать. Я ее утешила, заверив, что не спешу, но утреннее, дневное и платье для прогулок она обещала с помощницами закончить к утру следующего дня. Я подивилась расторопности и спорить не стала.
Эти два дня вечерняя программа наших с мужем любовных игр ограничивалась посиделками на бортике купели по очереди, что никак не влияло на наш энтузиазм и удовольствие. Правда Его Светлость слегка неуверенно сообщил (видимо, ему очень хотелось поскорее получить доступ к моему телу), что есть полковой целитель, и он мог бы подлечить, но мой сморщенный недовольно носик – вот еще вмешивать в нашу интимную жизнь каких-то полковых лекарей – зарубил идею на корню, и мы решили, что минет в купели утром и вечером тоже неплохо.
***
Утро четвертого дня я встречала с членом мужа, подвалившего ко мне спящей сзади, в своей уже зажившей вагине. Он с урчанием и бормотанием нежных глупостей целовал мою шейку и плечи, мял грудь, потягивая соски, отчего я выгибалась еще сильнее навстречу его движениям. Он сначала медленно и мягко скользил в лоне, постепенно все более ускоряясь, вжимая в себя, а когда я утонула в длинном и томном оргазме, перевернул меня на спину и ворвался как дикарь, с рычанием тараня мое тело. Кончал громко и бурно. Как обычно.
Да, и утренний обоюдный минет в купели никто не отменял. После оргазма меня опять клонило в сон, но Сиятельство безжалостно вытащил меня из купальни и отправил одеваться к завтраку.
По окончании завтрака Его Сиятельство хитро посмотрел на меня и спросил:
– Ну что? В койку или гулять?
Я позволила себе то ли усомниться, то ли, наоборот, потешить его самолюбие:
– А вы еще можете, Ваше Сиятельство? Я пока не в силах. Спать хочу.
Он хохотнул, но честно признался:
– Я пока тоже не могу. Значит, гулять!
Мне пришлось опять сходить переодеться. Через полчаса у главного входа нас ждала пролетка.
***
Экипаж катил по ухоженной грунтовой аллее, почти не трясло, видимо, рессоры в этом мире не были одним названием. Пока еще ехали по территории усадьбы, я глазела по сторонам, а Дмитрий комментировал, куда от основной аллеи отходят дорожки, но затем, махнув рукой, сказал:
– Потом прогуляемся пешком, покажу все.
Территория парка в поместье оказалась огромной, до главных ворот ехали примерно пятнадцать минут. На воротах стояли два привратника с огнестрельным оружием. Оружие внешне не отличалось от той же винтовки, потому было вполне узнаваемым, и меня не удивило. Хотя позже, пришлось признать, что ошиблась: оружие было магическим.
Выезд из поместья после короткого – метров двести – прогона по грунтовке упирался в широкую мощеную большими, хорошо подогнанными каменными плитами дорогу.
Кучер остановил пролетку.
– Куда, Ваше Сиятельство?
Муж глянул на меня.
– Здесь везде все земли мои. Это имперский тракт. Здесь он идет по моим угодьям.
Я пожала плечиком:
– Давайте, налево.
– Кузьма, слышал? Давай, пошел!
Пролетка свернула налево.
Справа от дороги были разноцветные поля, поделенные рядами деревьев лесополос, в просветах в отдалении один раз видела большое стадо коров, пару раз были видны деревеньки. Муж озвучил их названия.
Слева от дороги дубовые рощи перемежались густыми ельниками.
– Эти земли – неотторжимое и главное наследие нашего рода именно из-за дубовых рощ, – пояснил Его Сиятельство, когда я удивленно отметила, что дубы растут упорядоченно. – Их наш род высаживает больше тысячи лет. Чтобы ты знала, детка, в прежние времена вся европейская часть континента была покрыта дубовыми лесами. В Европе, а потом и в России дуб столетиями активно вырубался. Сосна и береза мусорные дерева. Они распространяются и растут легче. Наш род плоть от плоти дубрав. Это начало и основа нашего благосостояния. Мы веками не вырубаем бездумно дубовый лес, а выращиваем дуб на продажу и возобновляем его: высаживаем и растим. Наш род поднялся на войнах за дубы. То, что ты видишь, это самый край леса, а в глубине есть реликтовые рощи, и там же живой источник магии нашего Рода. Ему не меньше двух тысяч лет. Даже имперский тракт, по которому мы сейчас едем прокладывался с учетом расположения наших дубрав.
Я зачаровано слушала. Что интересно, на своей Земле я читала похожую историю об исчезновении дубовых лесов.
– А почему тогда вы не Дубровские. А Потемкины?
Муж рассмеялся.
– Род Потемкиных уже существовал, когда взял под свою руку дубравы. Так что теперь дубы потемкинские, а не наоборот. А род Дубровских вассальный род Потемкиных. Именно они приглядывают за дубовыми рощами.
– Там, – он махнул влево, в сторону могучих деревьев, – нет хороших проезжих дорог, только тропы для лесничих и узкие грунтовки для вырубщиков, лишь бы прошла телега или волокуши.
Ареал произрастания Дуба черешчатого на Земле
Мы недолго ехали, когда впереди увидели встречную карету, которая, едва появившись в поле нашего зрения, свернула налево в лес.
– Эт-то что? – озадачено протянул Его Сиятельство. – Кузьма, гони! Посмотрим, кто это там гуляет по моим землям.
Еще подъезжая, мы услышали визг и женский плач.
Когда наша пролетка поравнялась с каретой, ее кучер увидел нас, скатился с козел и рванул в ельник.
В карете происходила какая-то возня, слышались звонкие звуки оплеух и глухие удары. Женщина – по голосу совсем молоденькая – рыдала и причитала:
– Вашество, не надо, пожалуйста! Матерью Богиней прошу, не надо!
Дмитрий подал какой-то знак Кузьме, сам резво покинул пролетку и распахнул дверцу кареты.
Мужчина лет тридцати пяти-сорока на вид, в одежде добротной, даже щеголеватой, но находящейся в полном беспорядке, с рычанием охаживал тумаками и затрещинами, совсем молоденькую девчонку в крестьянской одежке. Он рвал и задирал на ней юбку, а она, как могла, отбрыкивалась.
Митя, недолго думая, заехал ему кулаков в ухо. Насильника отнесло к другой стенке кареты, он диким, безумным взором глянул на его сиятельство, дернул противоположную дверцу и рыбкой выскользнул из кареты. Только там его встретил ударом в челюсть Кузьма.