– Дороти! – Девушка бросилась ко мне с такой проворностью, что запуталась в подоле длинной ночной сорочки, халатом покрытой. – Страх-то какой!
– Какой?
– У тебя разве свечи не загорелись? – удивилась она и добавила дрожащим шепотом: – Сами собой…
Ой! Я вытянула губы трубочкой, осознав, что спросонья, похоже, зажгла свет во всем доме, переполошив мирно спящих жителей. Надеюсь, что ничего не воспламенилось.
– Я знаю, кто это… – пробормотала мне в ухо Эбби. – Матушка братьев! Пастор Грегори прогнал смерть, вот тетка и бесится.
– Эм?
– Ходят слухи, что при жизни она была черной ведьмой. Мэри говорит, что семья ее страшно боялась, до сих пор даже имя лишний раз не произносят.
– Почему? – искренне удивилась я.
– Опасаются, что с того света отзовется.
Слуги так отчаянно старались погасить ведьмовское пламя, что пришлось им помочь. Едва слышно щелкнув пальцами, я потушила все свечи, кроме одной, по-прежнему ярко и весело тянувшей огонек, и народ едва не пробрал нервный паралич.
– Светлая Богиня… – пробормотала Эбби, осеняя себя божественным знаком. – Теперь потухли.
– Спокойной ночи! – Мой громкий голос заставил ошеломленную прислугу испуганно вздрогнуть и нестройно поклониться. Я уже собралась вернуться в кровать, как Эбигейл вцепилась в рукав моей сорочки:
– Дороти! Можно я сегодня с тобой посплю?
– Чего? – уверена, что у меня самой глаза стали такие же большие и круглые, как у испуганной воспитанницы Флинта, вдруг решившей устроить «пижамный шабаш» с невестой Картера.
– Одной очень страшно… – У девушки задрожала нижняя губа. – Вдруг ведьма вернется?
– Я храплю, – соврала я, не зная, как избежать совместной ночевки на одной перине.
– У меня соседка по комнате в пансионе тоже храпит, мне привычно.
– И пихаюсь во сне.
– Лягу на краешек, ты даже не поймешь, что мы спим вместе.
Некоторое время мы разглядывали друг друга.
– Но одеяло возьмешь свое, – не веря, что согласилась, буркнула я.
– Спасибо! – Эбби вдруг обхватила меня руками, заставив оцепенеть от изумления. – Так и знала, что мы подружимся!
Такую дружбу я видела в том же гробу, куда похоронила долгие прогулки по местным болотам! Я проснулась от ошеломляющего удара о пол. Во сне Эбигейл продемонстрировала редкостное коварство: завернувшись в мое одеяло, точно большая гусеница, дрыхла поперек перины. Не сдержав пары крепких словечек, я передвинула новоявленную подружку на другой край кровати, улеглась и… уткнулась носом во влажное пятно от чужих слюней на своей подушке. Пришлось подушку перевернуть, взбить и со злостью швырнуть обратно в изголовье.
Едва ко мне вернулся сон, как тишину спальни сотряс мужицкий храп. От неожиданности даже подскочила на кровати. Подобные рулады, достойные моего дядьки Аскольда, пугавшего ревом целый замок, благородная девица производить просто не имела права!
– Эбигейл, ты точно девочка? – прошипела я.
Не придумав ничего получше, щелкнула пальцами, чтобы храп утихомирить. В темноте брызнули зеленоватые искры, Эбби хрюкнула последний раз. Из раззявленного девичьего рта больше не вылетало ни одного неблагопристойного звука. С удовлетворенной улыбкой я плюхнулась обратно, счастливо прикрыла глаза и почти провалилась в сладкую дрему, как над ухом снова зарычал медвежонок. Эбби даже магия не заткнула! Оставалось ее разве что придушить слюнявой подушкой.
– Да что ты будешь делать? – процедила я и плюхнула подушку на голову себе. Заснуть мне удалось исключительно от усталости и только под утро, когда в окно забрезжил холодный туманный рассвет.
Пробуждение оказалось жестким, неожиданным и точно нежеланным. Рядом кто-то вопил, как припадочный.
– Что?! – Я подскочила на кровати и часто заморгала, словно ослепленная солнечным светом сова.
– Демон! – тыкала трясущимся пальцем бледная, как бабка Нортон, Эбби.
– Где?!
У изножья кровати сидела навострившая уши лысая Дороти, и я мысленно сделала пометку, не забывать запирать на ночь дверь. Кошка с непередаваемым презрением разглядывала истерящую девицу, прижавшую коленки к груди, и на расстоянии было заметно, как примерялась, куда бы вцепиться когтями. Видимо, вой, достойный дикого вепря, заколдованной невесте тоже пришелся не по вкусу. Поморщившись, я промычала:
– Эбигейл, ты никогда лысых кошек не видела?
– Это существо – кошка? – снизила голос она.
– Что сказать? У природы странное чувство юмора.
Не успела я договорить, как дверь с грохотом распахнулась от мощного пинка, и на пороге возник взлохмаченный, босой Картер с туфлями в руках.
– Нам надо поговорить! – заявил он с порога, потрясая обувкой. – И не стыдно тебе гадить ко мне в ботинки?! Ты же приличная женщина с хорошим образованием! Оперу любишь, стихи наизусть читаешь, на клавесине играешь.
Я-то сразу догадалась, что он обращался к невесте, мечтавшей кому-нибудь с утра пораньше впиться в глотку, но Эбби почему-то ужасно испугалась и осторожно натянула на себя одеяло.
– Это не я… – едва слышно пробормотала она, краснея, как маков цвет.
– Почему ты мстишь мне, если полотенцем тебя отхлестала Мэри? – продолжал возмущаться Картер, обращаясь к кошке, подозрительно хлопавшей хвостом по простыням. – Кстати, какого лысого демона, не подумай, что я сравниваю, ты своровала свиную колбасу? Тебя плохо кормят?
– Я не ем свинину! – всхлипнула Эбби, глядя на обозленного вконец парня.
Тут Картер заметил, что помимо бунтующей хвостатой невесты в комнате имелись еще две девицы, и выразительно моргнул.
– У вас был девичник?
– Эбигейл ночью испугалась привидения, – тихо пояснила я. – Хочешь натыкать Дотти мордой в ботинок или все-таки выйдешь?
– Выйду, – сдался он, но в дверях оглянулся и объявил: – Эбби, поверь мне, ни одно привидение не проникнет к тебе в комнату.
– Да? – пропищала она.
– Да, – с уверенностью подтвердил Картер. – Сначала они завернут к ведь… к Дороти, так что зря ты сюда пришла спать.
С тонким намеком, что перво-наперво призрак попытается сожрать его невесту, Брент-младший покинул девичьи покои, а Эбигейл состроила испуганные глаза, вдруг осознав, что осталась ночевать в самом опасном месте особняка.
– Картер пошутил, – поморщилась я.
Она не поверила и с такой поспешностью сбежала обратно в собственную спальню, что забыла тряпичного медведя с черными глазами-пуговицами, пришитыми крест-накрест. Пока никто не надумал составить мне компанию, я запечатала замок заклинанием и спокойно проспала до середины дня. Ведь колдовская мудрость гласит: выспавшаяся черная ведьма – это рассудительная черная ведьма, не желающая налево и направо проклинать соседей по дому.
Пока я отсыпалась, трясущиеся от страха слуги спустили с чердака сундук с подвенечным нарядом. Платье расправили, натянули на манекен и поставили в гостиной аккурат под свадебным портретом Флинта с женой. Когда после завтрака с луковым супом, отбивной и крошечной чашечкой кофе я появилась в гостиной, превращенной в примерочную, то при виде монструозного туалета с каркасом из китового уса едва не попятилась обратно.
Эбигейл, записавшаяся Дороти в лучшие подружки, а потому везде меня преследовавшая, протиснулась в комнату и мечтательно вздохнула:
– Оно чудесное!
– Удивительно красивое, – согласилась Мэри, любовно разглаживая складку на подоле. Однако складка являлась лежалым многолетним заломом и расправляться категорически отказывалась.
– Находите? – скептически фыркнула я и покосилась на портрет госпожи Брент. Если неожиданно тетушка попала в ад, то наверняка именно в своем подвенечном наряде. По крайней мере, на картине вид у хозяйки поместья был ужасно удрученный, и в голову невольно приходила мысль, что к последнему мазку художника, она всеми фибрами души ненавидела каждый дюйм туалета с жестким воротником под самый подбородок.
– Платье отлично сохранилось, – поддакнула приглашенная модистка, прождавшая невесту с девяти утра (если верить словам Мэри, принесшей мне сытный завтрак прямо в комнату).
– Вы ему явно льстите, – сухо отозвалась я.
Даже на мой дилетантский взгляд было очевидно, что наряд знавал времена и получше. Кружево пожелтело, жемчужины, некогда украшавшие лиф, болтались на нитках, а подол сточила моль. Дырки были незаметны по одной причине: юбка оказалась столь широкой и многослойной, что даже прожорливым тварям не хватило сил прикончить наряд. Они подыхали от переедания.
С другой стороны, кто я такая, чтобы рассуждать о подвенечных платьях? Все черные ведьмы проводили обряд венчания в траурном облачении. И правильно делали! Хорошее дело вряд ли назовут «браком».
– Давайте посмотрим, как платье подогнать? – с улыбкой предложила модистка и вытащила из кармашка дюймовую ленту. В мою сторону немедленно устремились взгляды присутствующих женщин, как одна, смотревших с умилением.
– Почему вы на меня так смотрите? – не удержалась я.
– Наденете прямо на платье? – уточнила экономка.
– Я?
– Вы.
Я поискала глазами подходящую жертву, но все служанки были невысокого роста и широкие в кости, точно их специально подбирали по определенному типажу, видимо, особенно любимому Флинтом.
– Давайте нарядим Эбигейл! – ткнула я пальцем в дядькину воспитанницу, обликом похожую на Дороти.
– Но ведь невеста ты, – вдруг зарделась она.
Железный аргумент, способный уничтожить любые доводы ведьмы, кроме магических. За четыре дня невеста сменила четыре обличья, а теперь позорно гадила в ботинки будущему мужу и воровала колбасу из продуктового чулана. Искренне надеюсь, что Картеру хватит такта никогда не напоминать будущей супруге о кошачьих буднях. Мысленно решив, что приношу жертву бедняжке Дороти, явно страдающей больше меня, я заставила себя произнести:
– Что ж… давайте… облачимся…
Женщины суетились и кудахтали, а я таращилась в зеркало и ловила себя на странной мысли, что, надев белое платье, поздно страдать, что ты черная ведьма. Воротничок удавкой стискивал шею, шершавой кромкой врезался в подбородок. Жесткий каркас из китового уса стоял на ковре и напоминал скелет ледяного дома, в каких в стародавние времена жили дикие северные племена. Раскладывай, завешивай шкурами и живи, где душеньке угодно, хоть в Кросфильде на лужайке перед прудом, хоть в Сельгросе на заднем дворе аптекаря.