На дядюшку было больно смотреть. Он уже все понял. Хотя тут не нужно быть гением, чтобы сообразить, что дело, по сути, решено. «Мальчик мой», поведение клерика ордена, интонации короля — все говорило о том, что теперь следует не о возвышении младшей ветви рода думать, а о том, чтобы голову свою сберечь.
— Да особо поведать и нечего. — Гарольд встал перед королем. — Дядя уже все рассказал. Правда, он поменял кое-какие события местами да о паре мелочей не упомянул.
— Каких именно? — уточнил король.
— Ну, например, о том, что именно Генрих все это придумал. — Гарольд бросил взгляд на брата. — Или о наемных убийцах, которых он ко мне подослал. А еще о том, как именно умер мой отец. У меня есть все основания полагать, что он был убит. Вот только я все это не смогу доказать.
— Нельзя доказать то, чего не было, — подал голос Генрих.
— Действительно? — Король закинул ногу на ногу. — А я слышал, что любое свершенное злодеяние непременно оставляет следы. Дерье, давай душегуба.
Бравый страж кивнул и через пару минут подвел к королю порядком потрепанного и совершенно незнакомого мне юношу.
— Монброн, сколько убийц напало на тюремную карету? — требовательно спросил король.
— Четверо, — тут же ответил Гарольд. — Троих мы прикончили, четвертый сбежал.
— Верно, — кивнул король. — И, как ты уже, конечно, догадался, этот самый беглец сейчас перед тобой. Вот, поймали вчера.
Дядюшка тяжело засопел и немного попятился. На такое развитие событий он не рассчитывал. Одно дело — кто кого переорет, другое — свидетель твоей вины.
— Ну, будем говорить? — лениво спросил Эдуард у убийцы.
Тот промолчал.
— Как хочешь, — оживился король. — Оно и к лучшему. Вон народ заскучал, да и я тоже. Палач, давай раздувай угли, доставай свой инструмент. И не переусердствуй гляди, мне надо, чтобы он говорил, а не умер.
— Все скажу, — тут же передумал убийца. — Не надо палача.
— Поздно, — расстроенно сказан Эдуард. — Надо было сразу соглашаться. А теперь все, теперь нам всем охота на пытку поглядеть.
Убийца бухнулся на колени.
— Ладно, — смилостивился король. — Говори, кто тебя нанял?
— Вон тот, — связанными руками негодяй показал на Тобиаса. — Он с нашим старшим договаривался.
— О чем именно?
— Надо было убить молодого Монброна, его спутника и тюремную охрану, — торопясь и проглатывая окончания слов, тараторил убийца. — Карету следовало отогнать за город, нагрузить камнями и утопить вместе с трупами.
— А этот молодой человек? — Король ткнул пальцем в Генриха. — Он при разговоре со старшим был?
— Нет, — помотал головой головорез. — Я его впервые вижу. Но вон тот упоминал, что его племянник настаивал на непременном затоплении кареты. Два раза это повторил. Наш старший просто не хотел связываться с эдакой морокой. Одно дело — горло кому-то перерезать, другое — днем через весь город на тюремной карете прокатиться.
— Племянник, — поднял указательный палец король. — Запомним. Итак, Тобиас, что скажете?
— Вранье, — заявил дядюшка. — От первого до последнего слова. Гарольд специально это все подстроил.
— Из тюремной камеры, надо полагать, — покивал король. — Напомню, он на свободе в Силистрии и нескольких часов не пробыл, поскольку практически прямо с корабля вашими заботами отправился в Башню-на-Площади. Кстати, в высшей степени интересен и тот факт, что все участники ареста как-то очень быстро и дружно отправились к небесному престолу.
Тобиас трубно засопел, но промолчал.
— А вообще мне на все происходящее смотреть грустно, — продолжил Эдуард. — Не сказать — противно. Тобиас Монброн, где ваша честь? Где ваше достоинство? Даже последнему идиоту уже понятно, чьих это рук дело. Так скажите уже: «Да, я хотел возвысить свое семейство. Да, я хотел, чтобы мои потомки были старшей ветвью и заняли место у трона». Будьте мужчиной.
— В смерти служителей закона я неповинен, — тихо сказал дядюшка. — Остальное… Будь все проклято, да! Да, это сделал я. Но повторюсь — стражники не на моей совести.
— А на чьей? — полюбопытствовал король.
— Его. — Дядюшка показал на Генриха.
— Врет, — холодно парировал тот. — Я вообще тут ни при чем.
— Да как же! — заорал Тобиас. — Ты все придумал! Ты меня уверил в том, что мне это нужно!
— Докажи, — предложил ему Генрих. — Есть какие-то письма, записки, свидетели? Нет уж, дядюшка, сам эту кашу заварил, сам и расхлебывай. Я, между прочим, вообще пострадавший. Я своего любимого младшего брата преступником считал и теперь не знаю, как ему в глаза смотреть. И вообще, эта история — мне урок на всю жизнь. Нельзя не доверять родным людям. Гарольд, брат, прости меня.
Что примечательно — он даже не потрудился изобразить на лице скорбь.
— Ловок, — с легким восхищением произнес король. — Тобиас, ты можешь доказать то, что именно Генрих Монброн подбил тебя на участие в этой отвратительной истории?
— Нет, — выдавил из себя дядюшка. — Если только вон его мать и сестры это подтвердят. Только я в этом сильно сомневаюсь.
— Прямые родственники не могут быть свидетелями, особенно женщины, — развел руками король. — И ты это знаешь. Итак, подытожим.
Он встал и заложил руки за спину.
— Я, король Силистрии Эдуард Четвертый, выслушав стороны и свидетелей, своей властью выношу следующее решение. Тобиаса Монброна признать виновным в оговоре и мошенничестве. В связи с тем, что и то и другое не привело к чьей-либо смерти, смертную казнь по отношению к нему не применять.
Народ разочарованно загудел, он, как видно, настроился на кровавое зрелище.
Что до меня, я лично не стал бы так уверенно говорить о том, что обошлось без смертей. Королевские стражи, трое убийц — это ведь тоже были люди. Хотя, с точки зрения короля, может, и нет. Речь, как видно, шла о тех, в чьих жилах текла благородная кровь, а остальных он просто не брал в расчет.
— Но это не значит, что правосудие не покарает означенного Тобиаса Монброна, — продолжил король. — Наказание должно воспоследовать. За совершенные преступления я приговариваю его к десяти… Нет. К пятнадцати ударам кнутом, суточному стоянию привязанным к позорному столбу и последующей высылке из столицы. Пожизненной высылке. Стража!
Два стражника подошли к Тобиасу и прихватили его за локти.
— Генрих Монброн. — Король мрачно посмотрел на брата Гарольда. — Твоя вина не доказана, но это не значит, что я не стану за тобой присматривать.
— Как будет угодно вашему величеству, — склонился в поклоне тот.
— Гарольд Монброн. — Тон короля потеплел. — Я всегда знал, что ты честный и отважный юноша, достойный потомок славных предков. Твоя невиновность доказана, хотя у меня в ней сомнений и не было. Подойди сюда.
Кто-то подал королю шпагу и дагу Гарольда, те, что он вчера положил к его ногам.
Монброн приблизился к нему, встал на одно колено и, протянув руки к королю, принял от него свое оружие.
А я? Про меня забыли, что ли?
— Эраст фон Рут, — словно отвечая на мои мысли, сказал король. — Я рад знакомству с тобой. И, признаюсь, даже немного завидую Гарольду. Вокруг меня полно людей, которые рады составить мне компанию за столом или на охоте. Но я не знаю, найдутся ли среди них, клянущихся в вечной верности, желающие последовать за мной на эшафот. Впрочем, я надеюсь, что такую прогулку мне и не придется совершать. И тем не менее — ты большой молодец, барон. Оставайся таким же. А ты, Гарольд, гордись дружбой этого человека.
Мне прямо неловко даже стало, если честно. Но и приятно. Понятное дело, что король забудет про меня через минуту, но все равно — приятно.
— Я горжусь, — ответил ему Гарольд. — Правда, он иногда бывает жутким занудой, но это можно и стерпеть.
В руках короля появилось мое оружие, после чего я повторил действия своего друга с коленопреклонением и всем прочим.
Вот только мне, в отличие от Монброна, еще кое-что перепало.
— Это тебе. — Эдуард стянул с безымянного пальца правой руки золотой перстень с приличных размеров рубином. — Увы, ты увидел Силистрию не такой, какая она есть на самом деле. Вместо солнца, пиров и красивых девушек тебе довелось столкнуться с семейными дрязгами и наемными убийцами. Да ее и свести знакомство с Башней-на-Площади. Неравноценная замена.
Народ поддержал своего короля дружным смехом.
— Так пусть этот перстень напоминает тебе о том, что Силистрия разная, — продолжил король. — Впрочем, если ты его продашь, а деньги спустишь на вино и женщин, я не обижусь. В конце концов, для чего еще жить мужчинам?
— Благодарю, ваше величество. — Я надел перстень на палец, он сел как влитой. — Сначала поношу его, похвастаюсь, а потом видно будет.
— Молодец. — Эдуард потрепал меня по щеке. — Хороший ответ.
— Ваше величество, — обратился к нему Гарольд, затягивая ремень, на который он повесил дату, — вы позволите мне кое-что вам напомнить?
— Не вижу причин для отказа, — заинтересовался Эдуард. — Напоминай.
— Вчера, когда мы с бароном пришли во дворец и сдались в руки правосудия, мной было сказано, что если вы признаете меня невиновным, то я буду вправе убить любого, кто позволит себе усомниться в моем добром имени.
— Было такое, — кивнул король. — И?
— Этот человек только за последний час измарал мое имя в грязи как только можно. — Гарольд показал на Тобиаса. — Согласитесь, я имею полное право убить его. Не в подворотне, не тайком, не ударом в спину, а здесь и сейчас, на глазах вашего величества, жителей Форессы и под взглядами богов.
— Справедливое желание, даже несмотря на то, что он твой родственник, — согласился король. — Люди, как вы думаете, это честно?
Народ, которому надоело стоять и слушать разговоры, дружно заорал: «Да!» Ему зрелище подавай, а детали не сильно важны.
Гарольд подошел к дядюшке Тобиасу и что-то сказал ему на ухо, отчего тот побагровел невероятно.
— Этого достаточно, чтобы ты взял шпагу и сразился со мной? — ласково спросил Гарольд у него. — Или ты стал дерьмом настолько, что и это проглотишь?