— Предатель.
В этот раз это был женский голос, и в этом он был уверен. Беслиан, запинаясь, подобрался к рабу-машине, построенному на основе женщины, который был наблюдателем реактора, бормотал про себя показатели температуры жидкости и пересказывал строфы литании ядра. В этот раз он обратился к нему с правильными вопросительными кодами.
— Это ты говорил? — потребовал он ответа.
— Ответ отрицательный, логик, — пришел беглый отклик.
Он разворачивался, когда снова услышал.
— Ты — предатель. Беслиан.
Адепт схватил сервитора и потряс его.
— Что ты сказал? — заорал он. — Кто тебе приказал говорить такое? Отвечай!
— Предатель. Предатель.
Он снова услышал эхо этого слова, но на сей раз сразу от всех трех рабов-машин одновременно. Он отпустил женщину и отшатнулся. Три илота начали дергаться и зашлись в спазме. Беслиан видел подобные сбои ранее, очень часто в конце жизненного цикла сервиторов, когда их ментальные функции невосстановимо разрушались, и их нужно было отключить — но это было что-то иное. На губах илотов выступили капли слюны.
— Предатель, — хором произнесли они, — предатель. Предатель!
Слабое и неживое выражение гнева идентично отобразилось на всех трех лицах. Тройной голос углублялся и делался плотным, принимая знакомый тон и ритм.
— Ты ненавистный слабак-предатель, Беслиан! Вот как ты отплатил мне?
— Маттхан? — он задохнулся от шока, узнав голос. Именно в этот момент адепт осознал, что испытываемый им до сих пор страх вовсе не был таким уж глубоким, даже совсем не глубоким. То, что обрушилось на него, было намного, намного хуже. Адепт завизжал.
Все как один, три сервитора потянулись в карман своих рабочих фартуков и достали по одному инструменту — священный гаечный ключ, лезвие-резак, стилус для заметок — после чего начали бить логика Гоела Беслиана. Они дубасили его до тех пор, пока тот не умолк в гудящем шуме контрольного отсека реактора.
Когда все было закончено, на их лица вернулось нейтральное, пустое выражение. Сервиторы сделали паузу, дабы с бережностью очистить свои инструменты, прежде чем вернуть те в карманы. Затем, снова ограниченные своими собственными мирками с обязанностями, задачами и функциями, рабы-машины вернулись к работе.
На палубе меж ними, растянувшись в луже крови, недвижимо лежал Беслиан. Они продолжили вести себя так, словно он был невидимым.
НА ВТОРОЙ палубе "Неймоса" горел неяркий свет. Отсеки с кроватями по коридору, бегущему по всей длине субмарины, были закрыты и пустынны. Они были построены для людей экипажа с целью длительных миссий. Однако ни сервиторы, ни Астартес на борту судна не испытывали необходимости во сне, в котором нуждался обычный экипаж. Пустое пространство отдавало эхом от звона керамитовых ботинок о плиты палубы, когда фигуры в красной броне шли к носу судна, раздумывая о своем.
— Рафен, — одна из фигур при звуках имени остановилась и развернулась.
Стоящий за Кровавым Ангелом брат-сержант Нокс заполнял собой практически все пространство коридора. Его голова находилась буквально в сантиметрах от беспорядочной путаницы труб над ним, руки были прижаты к бокам, а мощные плечи блокировали свет из прохода позади.
На боевой броне Расчленителя была свежая кровь, кровь Астартес. Выражение лица Рафена было осторожно-нейтральным.
— Нокс. Каково состояние брата Сова?
В полумраке блеснули темные глаза Нокса.
— Гаст присматривает за ним. Он лежит в лазарете, накачанный под завязку анти-шоковым зельем и противоядием. Он выживет.
— Хорошо.
— Но он не сможет сражаться. И теперь я лишился трех братьев, — продолжил Нокс, не обращая внимания на ответ Рафена.
— Мы все лишились трех братьев, — твердо ответил Рафен, — это объединенная миссия, кузен, не забывай. Ваш магистр Ордена потребовал этого.
— Он сказал мне выследить и убить предателя, Кровавый Ангел. Он не предлагал мне использовать моих братьев как пушечное мясо.
— Если ты предполагаешь, что я позволил твоим родичам подвергнуть себя огромному риску, то тебе необходимо пересмотреть эту мысль. Мы все в огромной опасности, — Рафен сложил руки на груди, его губы скривились.
— Разве мы не должны вырезать сердце предателя? — рявкнул он. — У меня нет времени на пререкания и критику. Нокс, говори то, что думаешь. Озвучь свои мысли.
Он свирепо взглянул на Расчленителя.
— Ты веришь в то, что мог все сделать лучше, чем сделал я.
— Ты, кажется, так уверен в себе, — сказал Нокс, — но ответь мне, у тебя вообще был план, Рафен? Или ты просто плывешь по течению?
Кровавый Ангел ощутил прилив раздражения.
— Ты сражался с врагами Императора намного дольше меня. Так скажи мне, как много раз тебя вынуждали идти в битву, рассчитывая только на свою хитрость и благословение Святой Терры?
— Не пытайся учить меня, мальчишка, — парировал воин. — Этого недостаточно! Командир, который идет на битву без стратегии — ходячий мертвец.
— А ты, в свою очередь, пытаешься научить меня тактике, — огрызнулся Рафен. — Как часто ты еще будешь испытывать меня? На арене Ваала я уже однажды одержал победу над тобой… Ты снова хочешь драться со мной здесь и сейчас? Ты хочешь бросить мне вызов ради командования этой миссией?
Тело Нокса напряглось, и на мгновение Рафен подумал, что Расчленитель ударит его.
— Наверное, так и следует поступить.
— И что за превосходный пример мы подадим, — усмехнулся Рафен, — в этот раз, когда наше единство ради цели нам нужнее всего.
— Ага, — ответил Нокс, — а как мы можем этого добиться, если не доверяем собственному командиру?
Он сделал два шага вперед.
— Заставь меня поверить тебе, Рафен. Убеди меня, почему я должен следовать за тобой.
— Мы найдем ренегата, который пришел на Ваал, и уничтожим его, — ответил Кровавый Ангел, — если хочешь, можешь сомневаться во мне, но не сомневайся в этом. С нами Император.
Усмехнувшись, Нокс изогнул бровь.
— Это тебе сородич колдун сказал? Может, скажешь еще, что Он сойдет с Золотого Трона и проткнет копьем Фабия для нас? — он фыркнул. — Да, я дрался во Имя его гораздо дольше тебя, и за это время я научился тому, что Он помогает тем, кто помогает сам себе.
— Следи за языком, — прорычал Рафен.
Расчленитель сверкнул глазами в ответ, не обращая внимания на предупреждение.
— До сих пор ты производишь плохое впечатление, братец. Ты позволил своим мыслям затуманиться. Ты все еще сражаешь в проигранной битве, Рафен! Размышляешь над всеми обстоятельствами бегства Байла вместо того, чтобы готовиться к грядущему сражению! И я не позволю из-за этого умирать моим братьям.
Рафен отвернулся.
— Ты не знаешь, о чем я думаю. Если бы знал, ты не спорил бы со мной!
Рука Нокса вылетела вперед и схватила наруч Рафена.
— Я знаю, о чем ты думаешь, Кровавый Ангел! Я знаю, потому что думаю о том же!
— Убери свою руку, — прорычал Рафен.
— Что он делает со священной кровью? — выпалил Нокс. Рафен ощутил, как будто кровь в венах обратилась в лед, и напрягся. Тень великого ужаса перед позором и отвращение, столь темное, как старая ненависть, накрыли его разум. Этот вопрос бился у него в подсознании. Он бился там с того самого момента, когда Рафен покинул общество лорда Данте. После того, как магистр Ордена поручил ему эту миссию.
— Этот вопрос…, — Нокс убрал руку, — он лишил меня сна. Иногда я желаю, чтобы не знал ничего этого… Но это только секундная передышка…
Весь гнев, вся сдерживаемая ярость в сердце Расчленителя испарилась, и на мгновение он показался почти уязвимым. Странно, но Рафен внезапно ощутил сочувствие к своему брату по оружию.
— Да, — согласился он, — я слышу тот же самый вопрос в своих мыслях и с ужасом жду ответа на него.
— Мы боимся его, — ответил Нокс, — как и должно быть. Этот подлый ублюдок Хаоса, его темное колдовство и порченая наука создают таких чудовищных созданий. Говорят, что Байл однажды приложил руку к созданию клона короля ублюдков — Хоруса…
Лицо воина скривилось от отвращения, и он сплюнул на палубу.
— Если он осмелился воссоздать этого нижайшего из предателей… Во имя Терры, что еще он может создать?
Рафен ощутил слабость.
— Не могу даже представить…
— Но должен, — ответил ему Нокс, — ты должен осмелиться и ответить себе на этот вопрос, в противном случае ты пойдешь сражаться не готовым!
Он сделал паузу.
— И если ты поступишь так, то ты докажешь мою правоту. Не один достойный командир не может отвернуть свое лицо от такой темной и ужасающей неопределенности. Это цена лавров героя. Если хочешь вести нас в бой, ты должен с радостью вести нас хоть в самое пекло ада.
— И делать это с открытыми глазами, — кивнув, добавил Рафен, — только так.
Нокс внимательно посмотрел на него.
— Вот что я тебе скажу. Я — Расчленитель, Сын Великого Сангвиния, Адептус Астартес. Преданный слуга Золотого Трона и так далее и тому подобное. Я могу встать перед тобой и строчить лист за листом, перечисляя победы и мои набожные, фанатичные деяния во имя Святой Терры. Но мне нет нужды доказывать это тебе или любому другому человеку под светом этих звезд.
Рафен посмотрел на него.
— Но ты требуешь этого от меня!
— Такова ноша командования. Ты знаешь это. Преодолей это, Рафен, или отойди в сторону.
Нокс встал перед ним, ожидая.
— Что ты выберешь?
После долгой паузы Кровавый Ангел медленно вздохнул.
— У меня нет великого плана, — признал он, — каждый разработанный против Фабия план, каждая наработка, чтобы схватить его, оказывается пеплом в моих руках. Он не похож ни на одного врага, с которым я когда-либо сталкивался. Десять тысяч лет тому назад он был примером для героев и чемпионов, и время не затуманило его мастерство. Это чудовище — исключительная добыча, Расчленитель. Знай это.
— Знаю. Мы все знаем.
Взор Рафена упал на палубу.
— Сейчас у меня ничего не осталось, кроме клинка из ненависти, и ярости, которая питает его. Мы незаметно приблизимся к его острову и проломим стены голыми руками, если понадобится. Все что мы найдем внутри, будет уничтожено.