Я резко вскакиваю, надеясь подгадать момент, когда посох кьегха окажется занят. Потому что именно он остается неизвестной величиной. Чуть не задушившее меня заклинание, хоть и оказалось в итоге невероятно изящным и мощным, все же понятно мне. В тот раз, в отличие от тех, когда гвардеец использовал посох, Сила была взята из ядра. Выходит, только посох способен заставить наполняющую мир энергию плясать под свою дудку?
Как бы то ни было, отвлечь я пытаюсь именно его, и… ничего не выходит. Кьегха просто не обращает на атаку внимания. Черный шар высвобождает Силу всего в метре от груди смуглого, но энергия не брызжет в стороны, уничтожая все на своем пути, хоть и должна делать именно это. Вместо этого, едва освободившись, она рвется к гвардейцу и вся до последней капли исчезает в его нагрудном медальоне.
– Кетеза! – тут же кричит кьегха.
От посоха отделяется густая тень – чем-то похожая на те, что с легкостью создают накхи, но все же неуловимо отличающаяся. Очень скоро заклятие оказывается рядом со мной, я инстинктивно взмахиваю мечом. Нет уверенности, что тень сумеет разрубить тень, но все-таки это происходит. Заклинание распадается.
– Неплохая игрушка, – произносит гвардеец. Ничему не удивляющийся и ни о чем не беспокоящийся. – Пожалуй, она мне пригодится.
Он вдруг начинает озираться по сторонам.
– Кажется, я видел здесь кого-то… – замечает он непринужденно, а потом резко кричит: – Камиткхэ икиниий сахатве!
Это четвертый раз, когда я слышу эту фразу. И каждая из трех предыдущих крепко впечаталась в память – не столько словами, сколько ощущением вырвавшейся на свободу природной силы.
Новое чувство превосходит прежние многократно. Первые напоминали порывы ветра, сейчас же в мир врывается ураган. От настоящей бури его отличает лишь то, что он будоражит не воздух, а сознание.
Спустя несколько секунд со всех сторон к нам начинают выходить легионеры.
– Рабы справятся с тобой, – произносит кьегха.
Они выбираются из-за развалин, возникают из переулков, обходят стороной все еще пылающий огненный круг, появляются из пары ближайших зданий. Легионеров с хорошо знакомым решительным и непостижимо бесстрашным лицом набирается не меньше трех дюжин.
Неужто придется их всех убить? Может быть, таинственное заклятие и заставляет показывать людей абсолютно все, на что они способны, пусть даже только в теории, но в неуязвимых оно их не превращает.
Да и странное решение… Со мной легионерам не справиться, а вот гвардейцу обзор могут загородить. Удастся этим воспользоваться?
– Клигха’хртэт! – подняв посох над головой, провозглашает кьегха.
Опять до моего сознания доносится эхо непонятного заклинания. И это определенно что-то другое. На сей раз таинственная магия смуглых соединяется с невероятной природой посоха. Заклятие гвардейца накрывает разумы людей, а амулет касается каждого тоненькой нитью Силы.
Но для чего? Ведь легионеры уже и так подчинены…
Внезапно все как один солдаты падают и дико, страшно, как в предсмертной агонии, начинают кричать. Двое из них слишком близко к огню – перестав себя контролировать, они падают в пламя.
Остальные тем же временем умолкают, но продолжают неистово биться на земле. Даже ударяясь головой о камни, они не останавливаются, как будто внешняя боль перестает быть для них чем-то значимым. Они целиком и полностью погружаются в то, что разрывает их изнутри.
Один из легионеров извивается метрах в десяти от меня. Одежда его успела превратиться в лохмотья, а лицо перестало казаться человеческим. Кожа в нескольких местах прорвалась, белки глаз изрезаны красными полосами, губы ссохлись, обнажив изменяющиеся зубы. Фигурку мужчины, поначалу едва ли не тщедушную, начинает раздувать – рывками. Раз – и в размерах увеличивается бедро, два – вздувается бицепс, три – трещит и рвется нижнее белье, когда за одну секунду правая ягодица разрастается в десятки раз. В течение каких-нибудь двух-трех минут каждая мышца легионера претерпевает кардинальные изменения.
В моем сознании человек опутан тонкими нитями магического узора. Заклятие кьегха мощными волнами закачивает в него Силу, забирая ее прямо из мира.
И более того. Передо мной уже не человек, а монстр. Трех метров ростом, со вздутыми мускулами, твердыми как сталь – в буквальном смысле: сквозь некоторые мышцы, ничуть не стесняя движений, торчат обломки костей, – практически полностью голый. Кожа с измененного тела спадает почти полностью, но обнаженное мясо настолько крепко, что с него не стекает не капли крови.
Еще минуту существо не двигается, как будто свыкаясь с ощущениями: его только что пробудили к жизни! – потом открывает глаза. Если то, что торчит из разбитых глазниц, все еще можно так назвать.
Всего чудищ более трех десятков.
– Съешьте его, – коротко командует кьегха, не указывая и даже не смотря на меня, но, тем не менее, каким-то образом существа понимают, о ком речь.
С невероятной для такого громоздкого создания скоростью, чудища бросаются ко мне. Не по одному – все разом. Судя по всему, в их головах осталось слишком мало места для мысли – в отделении стражи легионеры нападали согласованно, – твари на это не способны. Готов поспорить, кружащий голову запах гнилого мяса отчасти и от истлевших мозгов.
Одно из чудищ опережает остальных – и я легко, даже не задействуя возможности энергетической оболочки, отсекаю ему голову. Спустя секунду смертоносные туши налетают на меня всей гурьбой – остается только уворачиваться.
На огромной скорости тяжелые тела врезаются друг в друга, но не могут нанести даже малейшего увечья. Вскоре образуется такая толчея, что уже непонятно, как чудищам удается находить меня каждый раз, когда я вырываюсь из кучи. Чтобы не получить удара, приходится двигаться на пределе возможностей. За все время мне удается взмахнуть мечом лишь несколько раз: отсечь пару голов и одну руку. И их все еще слишком много. Хватит меня на всех? А переключаться на магию слишком рискованно: саабат такой степени концентрации отнимает весь контроль, на который я способен.
Я уворачиваюсь от еще одного взмаха могучей лапы и внезапно ощущаю позади себя среди десятка безумных животных взглядов один расчетливый и точный. Оборачиваюсь, поднимая оружие… И вовремя: не со звяканьем, а с тем звуком, с которым, должно быть, встречаются молнии, мой меч бьется о посох.
Следующим движением приходится низко припасть к земле, чтобы пропустить тела чудищ мимо себя, то же делает и кьегха. Созданные им твари целятся в меня, но по ошибке вполне могут разорвать и гвардейца, хотя спустя всего секунду становится ясно, что это не так просто. Одно из созданий случайно налетает на смуглого – и тут же распадается горсткой пыли, лишь амулет на груди кьегха чуть гуще наливается черным. От второго он просто отмахивается посохом: этого хватает, чтобы разделить чудовище надвое, хотя у оружия и нет режущей кромки.
Мне тем временем опять приходится уклоняться, но, как ни странно, теперь это удается легче: с одной стороны меня защищает гвардеец. Реакция у него, судя по всему, ничуть не хуже моей: я пробую достать его несколько раз, и всякий раз он успевает отразить удар.
– Сейчас ты умрешь! – Лицо гвардейца спокойно, но ему приходится кричать, чтобы перебить заглушающий все рев чудовищ.
«Умрешь» – это ты, приятель, конечно лишнего махнул, но дела и вправду ни к черту. Есть у меня перед кьегха преимущество, о котором он не подозревает?..
«Конечно!» – вдруг вспоминаю я. Прежде это случалось всего раз, но ведь я знаю, как действовать.
Гвардеец замахивается для очередного удара, его медальон и посох резко наливаются непроходимой, кажется, вечной, темнотой, древко приближается… И я бью в ответ, всем весом своей энергетической оболочки, сосредоточившись на прозрачном лезвии. Тень мгновенно покрывается черным разрушительным пламенем. Оружия встречаются.
Больше я ничего не вижу. Глаза застилает Сила. Кажется, весь мир состоит из нее. Стараюсь поставить щит, но давление слишком велико. Какое-то время я еще борюсь, потом сознание гаснет.
Очнулся я не потому, что очень саднило пониже спины – хотя было бы логично: болело сильно, – а от ужасного запаха. Что он мне напоминал? Ничего, абсолютно ничего. Можно было бы предположить, что примерно так пахнет дохлое стадо лысых хомяков, если его сначала недоварить, а потом дать прокиснуть, но это будет всего лишь догадка, которую вряд ли когда-нибудь удастся проверить.
Еще секунду я думал, что достает меня больше – боль или запах, – потом решил, что избавиться следует от обоих ощущений, и резко вскочил.
Извернувшись, глянул на свою левую ягодицу и сдавленно охнул. Если она раньше и была симпатичной – хотя тут мне трудно судить, – то на какое-то время перестала. Прямо из нее торчал оплавленный металлический осколок. Всего несколько сантиметров, но больно, как от целого метра.
И делать нечего: не растягивая «удовольствия», я приготовился и дернул. Больно было безумно, но я мужественно промолчал.
– Ну вот… теперь я еще и в задницу раненный…
Я вдруг понял, что рукоять меча все еще лежит у меня в ладони. Темного лезвия под ярким солнцем – кажется, я провалялся в отключке совсем недолго – почти не видно. Подумав, я убрал меч в ножны: не потому что такой смелый, а оттого, что ни кьегха, ни изуродованных солдат поблизости не видно.
Сам я стою в куче то ли пепла, то ли грязи – общее ощущение, что я в каких-то горах, окруженный горелыми хребтами. Очень уж пострадала портовая местность от встречи меня со всеми. Земля всюду обожжена, камень – оплавлен. Неподалеку – куча чего-то на редкость тошнотворного. Лично у меня две идеи: либо те самые хомяки, либо фарш из чудищ.
Внезапно где-то за пределами воронки, в которой я нахожусь, раздается животный рев. Значит, не все твари погибли? Глянув по сторонам внимательней, я тут же заметил одного из них на вершине «хребта». С оторванной рукой и развороченным черепом, метрах в тридцати от меня, он закусывал, судя по всему, собственным предплечьем. Очевидно, ко мне твари интерес потеряли.