— Здесь, — она прихватила повыше локтя. Затем отпустила и с удивлением посмотрела на своего собеседника: водная муть после той волны окончательно улеглась в голове, и Лаванда теперь понять не могла, откуда взяла всё это.
Гречаев кивнул:
— Что ж, похоже на правду.
— В смысле? — Феликс резко оторвался от стены, отпустил и тут же перехватил зажигалку.
— Говорят, что у Нонине старое ранение, — не спеша начал Гречаев. — Как раз в левое плечо.
Феликс усмехнулся:
— Миф из той же серии, что её участие в южной войне?
— Н-нет… — протянул Гречаев. — Это не миф… По крайней мере, источники довольно достоверные.
— Какие же?
— Свидетельства очевидцев… Вроде бы Нонине временами появлялась с перевязанной рукой — как раз в период между захватом Чексина и тем, как её выбрали президентом. И даже где-то мелькают фотографии такого плана… А кроме того, судя по тем же фотографиям и по воспоминаниям знавших её людей, Нонине была левшой. А вот после прихода к власти всегда управлялась исключительно правой. Странно, не правда ли?
Феликс раздражённо пожал плечами:
— Положим… Хотя я этому не особо верю. Но откуда это знает Лав?
Он как-то с подозрением поглядел на Лаванду. Та растерялась и только пожала плечами.
— «Откуда»… Ну, ты меня удивляешь, — покачал головой Гречаев. — Она может держать мел в руках, а ты спрашиваешь, как она могла что-то там узнать. Ты разве не помнишь, что по легенде воплотилось в меле?
Феликс зажёг и погасил зажигалку.
— Легенду я помню прекрасно, но причём тут это.
— Лунный мир, — настойчиво проговорил Гречаев. — Все эти невидимые ниточки, все эти связи всего со всем, всё общемировое, всё глубинное, то, чего мы обычно не чувствуем и не понимаем… Это мистика в высшем её проявлении. Она подвластна не всем, только исключительным людям — поэтам, художникам…. Причём тоже не всем, даже и в их рядах это исключения.
Феликс со странной, выдавленной улыбкой смотрел куда-то в сторону:
— Так Лав, значит, великий поэт и художник… Серьёзно?
— Могла бы им стать, — уточнил Гречаев. — Что точно — она настоящий мистик и, как мистик, видит многое…
— Лав. Лав — настоящий мистик и настоящее исключение, — Феликс хохотнул. — Смешно, — он щёлкнул с особой яростью и подпалил манжету. От неожиданности выронил зажигалку — она звякнула об пол — тут же подхватил её, она снова выскользнула из пальцев и упала второй раз. Феликс подхватил повторно; вставая, стукнулся о столик, но тут же выпрямился и спрятал зажигалку в карман. Взгляд его, окинувший Лаванду и Гречаева, говорил, что ничего не было и они ничего не видели.
— Феликс… — неодобрительно покачал головой хозяин квартиры. — Не нервничай так. Можно подумать, ты впервые сталкиваешься с мистикой.
— Кто нервничает? Я? Я спокоен, как последний гвоздь в гроб большого и светлого, — Феликс взмахнул руками и быстро вышел из комнаты. Из коридора ещё донёсся его голос. — Посмотрю, кому там ещё не хватило праздника жизни за вечер!
Его шаги затихли в направлении смутно долетавших сюда невнятных голосов.
Гречаев наклонился к уху Лаванды, тихо проговорил:
— Похоже, он вам завидует.
36
Софи с непроницаемым выражением лица методично просматривала стопку бумаг, которые десять минут назад принесла ей Китти. Это была вся последняя пресса — и официальная, и та, которой вроде как не было. Здесь также нашлось место разнообразным объявлениям, афишам и вообще всему, что содержало напечатанное имя Нонине. Кедров сидел рядом. Слова ему пока не давали, и он молчал.
Молчание длилось уже довольно долго: Софи всегда всё просматривала очень тщательно. Если же какая-то статья заинтересовывала её особо, Софи прочитывала её от корки до корки, не пропуская ни буквы. Кедров давно подметил, что чаще это были те, что из запрещённых, дифирамбы госизданий, как правило, её не интересовали. Трудно сказать, почему: Софи редко комментировала написанное, иногда только бросала что-то вроде «какой бред» и брезгливо откладывала в сторону.
Теперь она, впрочем, не сказала и этого. Только отодвинула от себя стопку и холодно скомандовала:
— Китти. Теперь интернет.
Китти была уже здесь с новой пачкой бумаг. Аккуратно положив их перед Софи, она скользнула обратно в свой угол.
Похоже, это был не строгий текстовый отчёт, как обычно, а распечатки напрямую из сети. Софи перебрала несколько самых верхних листов, мельком взглянула на них, что-то подсмотрела в конце стопки.
— Нет, это… — с раздражением пробормотала она, затем сердито бросила бумаги о стол. — Я нихрена не понимаю, где тут что.
Китти тут же снова появилась рядом с ней.
— Здесь всё разложено по категориям, Ваше Величество. Смотрите: вот тут все статьи о вас, что есть в интернете, эти дублируются в печатных изданиях, а эти существуют только в электронном виде. Здесь распечатки с форума вашего личного фан-клуба: да, теперь у вас существует собственный клуб фанатов, он появился на днях. А здесь сообщения из ленты…
Места за столом было не так много, всего только один угол комнаты, и Китти, показывая Софи распечатки, волей-неволей находилась у Кедрова за спиной. Он встал и переместился к окну — якобы, чтоб посмотреть, что там, снаружи. Что там — впрочем, было отлично известно и так: частокол палок, когда-то бывший осинами Правительственного палисадника. Похоже, изначально чахлые деревца всё-таки не сумели пережить зиму. Ничего, стоящего внимания, Кедров в палисаднике не отметил, но продолжал стоять, опершись на подоконник. Софи и так попадала в поле зрения вместе со своей секретаршей.
— Что-то не так, Ваше Величество? Здесь лента представлена в таком же виде, как она видна на мониторе — как раз как, вы хотели.
Софи с сомнением рассматривала листы с распечаткой бесконечного, казалось, разговора. На лице её отображалось презрение и непонимание.
— Это какая-то белиберда. Трёп без конца и начала.
Китти, склонившись к ней, тонкой изящной кистью указывала что-то на листах:
— Видите, здесь нужно читать снизу вверх: новые сообщения появляются в начале страницы и каждый раз сдвигают вниз предыдущие.
Софи нахмурилась:
— Что за бред? Какой нормальный человек будет читать текст с конца страницы, а не наоборот?
— Если вам будет так удобнее, я могу перенести сообщения в обратном порядке, но для этого придётся вмешиваться в изображение и менять его. Конечно, никто бы не допустил вмешательства в сам текст, но чтобы у Вашего Величества не возникало лишних сомнений, я не стала вносить никаких изменений в первоначальный вид.
— Аа… — протянула Нонине, вглядываясь в бумаги.
— Прикажете переставить всё наоборот?
— Нет, не надо, — отмахнулась Софи. — Ты права, никакого вмешательства допускать нельзя. Иди, я сама разберусь.
Когда Китти заняла своё привычное место и превратилась в безмолвную тень, Кедров развернулся лицом к Софи и мог теперь видеть распечатку, которую она так же методично и так же беспристрастно читала.
Примерно в середине она остановилась и положила пачку на стол.
— Нет, ну… такие странные люди, — Софи с удивлённой улыбкой развела руками. — Живут в стране, которую практически я воссоздала, пользуются всеми благами, а потом я же у них кровавый тиран, я же у них крысиная королева. Да где бы они сейчас были, если бы не я?
— Я думаю, они не помнят, что было до тебя.
— Разумеется, не помнят, — снисходительно проговорила Софи. Она выудила из пачки сигарету и медленно, с видимым удовольствием её раскурила. — У людей вообще на удивление короткая и ненадёжная память. Поэтому они никогда ничему и не учатся. Даже повторение не помогает, — Софи задумчиво выпустила клуб дыма, мимолётным движением смахнула пустую пачку в корзину. — Китти, сигареты кончились.
Вернувшись к бумагам, Софи бегло просмотрела несколько листов, задержалась на одном из них и вдруг рассмеялась.
— А здесь, — она помахала листком, — они говорят, что наступил второй «демократический тоталитаризм», и сравнивают меня с его основателем. Нормально вот так, да?
Она снова рассмеялась.
— Прям даже не знаю, откуда такое сравнение. Может, я тут кого-нибудь репрессировала? Может, у нас массовые расстрелы и ссылки на каторгу? Может, мне тоже память отказывает и что-то такое реально было? А?
— Нет, Софи, — у неё была странная манера задавать вопросы с единственно верным и очевидным вариантом ответа и ждать этого ответа. Кедров никогда не понимал, зачем она это делает. Похоже, ей просто нравилось.
— Надо же, ввела законы и потребовала их соблюдать, — Софи возмущённо всплеснула руками. — Действительно, какая страшная тирания. На это-то, как правитель страны, я имею право… Или не имею? — последний вопрос был обращён к Китти, как раз положившей перед Софи новую пачку сигарет.
— Имеете, Ваше Величество.
Китти умела как-то так произносить подобные фразы, что они звучали без всякого подобострастия, как констатация объективных фактов.
Похоже, это благотворно подействовало на настроение Софи. Уже спокойнее она вытянула из первой стопки один из подпольных журналов и, пролистав, остановилась на одной из статей.
— Вот что им не так, я не понимаю? Вот этот хотя бы, Шержень, чего он бесится? Между прочим, — она оглянулась и посмотрела на Кедрова, — за всё, что он успел накропать на меня за эти десять лет, я бы вполне могла засадить его и по демократическим меркам. Но, заметь, я ему ничего не сделала.
— Может, потому и бесится, что не сделала?
— Может, — Софи пожала плечами.
— У меня давно такое чувство, что этот человек нарывается на более жёсткие меры, — Кедров с убеждением заглядывал ей в глаза.
— Мм, — лениво кивнула Софи. — Ну, пусть нарывается дальше.
— И ты ничего не предпримешь по этому поводу?
— Зачем? — она изящным жестом стряхнула пепел. — Мне он не мешает. Если вдруг что, устранить его — минутное дело. Но он, я думаю, прекрасно устранится и без моей помощи — как минимум, политически.