Феликс нетерпеливо кивнул, как бы говоря, что он помнит о негласной субординации — пусть и гибкой и чувствительной к обстоятельствам.
Гречаев чуть улыбнулся:
— Я потому и ценю людей вроде твоего инсайдера — своих в чужом стане. Кстати, а не мог бы он… твой информатор… не мог бы он помимо того, что передаёт сведения, ещё и, скажем так, вмешиваться иногда по мелочи… Ну, не прямо, конечно, устраивать диверсии на рабочем месте, но…
— Мой информатор ничего подобного делать не будет, — твёрдо и мрачно заявил Феликс. — Это и сейчас большой риск. А если она ещё будет что-то делать, я думаю, вы понимаете, насколько риск возрастёт. Малейшая ошибка, не тот жест, не тот взгляд — и всё. А если спалят её, то спалят не только меня, но аукнется и всем нашим.
Рамишев, до того глядевший на Феликса снизу вверх, как свита — на короля, подал вдруг голос:
— Феликс, но она же…
— Я сказал, нет! Это не обсуждается!
— Как скажешь, как скажешь, — Рамишев растерянно поднял руки, будто сдавался.
— Ну хорошо, нет — так нет, — Гречаев примирительно хлопнул Феликса по плечу. Тот чисто инстинктивно отдёрнулся, но кажется, уже был готов слушать дальше. — Знаешь, на самом деле у меня есть кой-какой план. Он, правда, не решит проблемы прямо сейчас, но помочь может.
— Какой план? — заинтересовался Феликс.
— У нас ведь очень маленький штаб. Был бы он больше… Можно было бы и большего ожидать, ты сам понимаешь. Поэтому есть идея наладить контакт с другим подобным объединением. Они базируются в области, недалеко от Ринордийска.
— А что, есть другие? — удивился Феликс.
— Да, а ты не знал? — в свою очередь удивился Гречаев. — Впрочем, да, остальные, похоже, ещё менее известны, чем мы. Эти, правда, граждане более радикально настроенные и не ладят с Видерицким и ко… Но так или иначе, нам всё равно когда-нибудь понадобится свежая кровь.
— Двусмысленная фраза, — хмыкнул Феликс.
Гречаев улыбнулся:
— Ну, они не настолько радикальны. Просто умеют кое-что делать там, где мы можем только трепаться. Это вот ты правильно на прошлом собрании сказал. Я подумываю послать к ним кого-нибудь из наших с, так сказать, дипломатической миссией. Пока склоняюсь к кандидатуре Вайзoнова.
— Почему сразу Вайзонова? — Феликс обиженно поднял брови.
Гречаев, похоже, тоже уловил, что истинный вопрос звучал несколько иначе.
— Потому что, Феликс, при всём моём уважении, дипломат из тебя… ну, ты сам понимаешь. И, к тому же, ты человек Видерицкого.
— Я не его человек! Он просто мой шеф.
— Хорошо, хорошо, он просто твой шеф… Ну и, самое главное, Феликс, — ты в опале. Ты в опале у властей, и поэтому все эти поездки из города в область и обратно для тебя чреваты. В таких условиях лучше это поручить кому-нибудь другому, не думаешь? — и, видя, что Феликс сомневается, добавил. — Ну, оно тебе надо — так глупо загреметь в тюрьму? Или, не знаю, валяться там где-нибудь с дюжиной пуль в голове? Ты нам нужен, ты нам нужен живым и на свободе. Разумеется, в случае форс-мажора ехать придётся тебе, но, пока мы можем выбирать, лучше выбрать кого-нибудь менее приметного.
Похоже, Гречаев знал, где погладить, чтоб зверь перестал щетиниться и скалить зубы. Феликс кивнул с куда более согласным видом.
— О, а вот и Вайзонов, — Гречаев разглядел кого-то за дверью, в соседней комнате. — Пойдём, как раз всё втроем и обсудим.
Он с улыбкой кивнул на прощание Лаванде, и они с Феликсом удалились.
Лаванда неуверенно перевела взгляд на Виталия Рамишева. Он остался единственным из присутствующих, кто был ей знаком, но, в то же время, не так уж и знаком он был.
— Подловил его, — Рамишев, тихо засмеявшись, кивнул вслед уходящим.
— Мм?
— Гречаев его подловил, — пояснил он Лаванде. — Это же Феликс. Ему же постоянно нужно внимание, нужно быть в центре. Пусть ругают, пусть даже бьют — лишь бы замечали. Без этого он чахнет.
Лаванда искоса взглянула на него. Этот Рамишев не производил впечатления большой силы, а значит, едва ли был опасен. Тем более, заговорил с ней первым, а значит, можно было и поддержать беседу.
— А вы его, наверно, хорошо знаете? — спросила она.
Рамишев посмотрел на неё удивлённо:
— Я его друг, и мы работаем оба у Видерицкого. И даже бывшие однокурсники. Естественно, я отлично его знаю.
— А он говорил, что у него нет настоящих друзей…
Рамишев махнул рукой:
— Придуривается. Он прекрасно знает на самом деле, что все мы с ним.
— Вот как, — пробормотала Лаванда почти неслышно.
Столько раз уже она слышала слово «друзья» за последнее время — с разной интонацией, в разных контекстах — но никак не могла представить его изнутри. Наверняка же у него есть какое-то своё, определённое значение, но ей было совершенно не с чем его соотнести, и она продолжала не понимать.
Зато она вспомнила, что у неё был и другой вопрос, и его-то наверняка можно было задать и Рамишеву: тут ведь не улица, а он, судя по предшествующему разговору, человек не посторонний.
— А это правда, что Феликс с Китти знакомы?
— Да, они учились вместе, — Рамишев пожал плечами.
— Даже так? — удивилась Лаванда.
— Ну а что? Нас тут вообще много, гужевских… И Китти оттуда же.
— Они были друзьями?
Рамишев медленно покачал головой:
— Я не знаю, кем они там были. Между этими двоими всегда происходило что-то странное. Иногда казалось, что они поубивать друг друга готовы. А иногда — ровно наоборот. Так что, может, и друзьями… Не знаю, я не лез в это дело.
В дверях неожиданно снова возник Феликс.
— Сплетничаем, граждане? — ядовито бросил он.
— Почему сразу сплетничаем? — смутился Рамишев. — Это общеизвестная информация. Да, Феликс, я же тебе не договорил…
— Ну?
— Ты же понимаешь, на каком она посту и у кого работает, — Рамишев пытался доверительно заглянуть ему в глаза.
— Ну? — упрямо повторил Феликс.
— Её же рано или поздно раскроют. Нонине — параноик, она видит врагов даже там, где их в жизни не водилось. Что уж говорить про тех, кто при ней изо дня в день и сливает все сведения у неё из-под носа.
— Нам пока везло.
— Но не может же везти вечно!
Феликс хмуро молчал, глядя в пол.
— Да это я понимаю, — сказал он наконец тихо. — Я прекрасно знаю, что это вопрос времени. Но если так, я, по крайней мере, не хотел бы, чтоб это случилось по моей вине.
Рамишев смотрел на него как-то смущённо, будто сам был в чём-то виноват и будто не знал, что ответить и что предпринять теперь.
— Да… Я понимаю, — проговорил он наконец.
— Что ты понимаешь? — Феликс усмехнулся. — Что ты можешь тут понимать, Витик? Ничего ты не понимаешь…
И отвернулся от них обоих всё с той же застывшей усмешкой.
58
Софи брела по бескрайнему простору.
Нет людей, нет совсем ничего, что напоминало бы о человеческом существовании. Только степь, и степь, и степь…
Софи это устраивало. Даже нет — ей это было по нраву.
То ли день, то ли ночь — в переливчатом сумраке колыхались длинные и тонкие стебли. Ветер гнул их к земле, и было свежо, и пахло дикими травами, и в небе, над далёкой линией клубились сизые подсвеченные облака.
Она была здесь одна — наедине с бесконечной степью. Она была тут полновластной хозяйкой.
Она простёрла руки в даль — и сотни невидимых ниточек побежали от них, протянулись до самого горизонта и накрыли весь мир прочной сеткой. Теперь всё это было при ней, всё находилось под её контролем и могло существовать только по мановению её жеста — слова же были излишни.
Только ветер был с ней на равных. Ветер откидывал назад её волосы и раздувал полы её плаща. Не ощущалось никакого холода — только наполнявшая сила. Левая рука уверенно легла на револьвер. Теперь Софи Нонине обрела свой первозданный вид — она не знала, какой точно, но чувствовала, что это так.
До слуха донёсся призрачный сначала, но потом вполне явственный топот лап. Кто-то нёсся сюда, пересекая степь, кто-то спешил, кто-то бежал прямо на Софи.
Топот приблизился, обдал горячим сопящим дыханием. Софи отпрыгнула и, не целясь, выстрелила.
Только теперь она смогла рассмотреть, кто это был. Перед ней бился на земле большой желтоглазый зверь с длинным хвостом и чёрной шерстью. Софи застыла и несколько испуганно смотрела на него: она подумала, что, наверняка, агония не продлится долго и можно будет без опаски пойти дальше. Но зверь снова поднялся на лапы и взглянул на Софи, в жёлтых глазах проскользнуло что-то хищное и смертоносное. Он был ранен, но не убит. Раненый зверь куда опаснее, Софи хорошо знала это, а стрелять второй раз было уже поздно. Она развернулась и бросилась бежать.
Она легко и быстро мчалась по стлавшейся траве, та расступалась и смыкалась вновь у неё за спиной. Но там, позади, раздавался и другой звук: неотстающий топот, чьи-то огромные тяжёлые прыжки и отрывистое дыхание. Нельзя останавливаться ни на секунду, надо бежать, надо бежать зигзагами, запутывая, сбивая со следа, петляя и отпрыгивая в сторону, как заяц, и тогда, может быть, удастся зайти с другой стороны и выстрелить повторно.
Но как бы она ни петляла, зверь не отставал ни на шаг. Софи уже начала выбиваться из сил, а бег всё не кончался, он, наверно, не мог закончиться никогда, как не могла закончиться сумеречная степь, тянущаяся во все стороны.
Внезапно трава расступилась, и впереди раскинулась пропасть. Софи затормозила и хотела было вильнуть в сторону, поискать другой путь, но поздно: зверь стоял перед ней.
Он напоминал то ли волка, то ли кошку, то ли крысу, то ли дракона… Всех одновременно — и не был на самом деле ни одним из них. Жёлтые глаза, не мигая, следили за Софи. Она крепче сжала револьвер, прикидывая, что если стрелять, то шансы у неё примерно пятьдесят на пятьдесят: зверь был очень большим и шерстистым.
Он, правда, не пытался атаковать — только застыл в двух шагах от Софи и не двигался с места. Она подняла револьвер (зверь глухо зарычал), опустила снова. Был бы хотя бы карабин…