Китти только что принесла несколько стопок печатной прессы, и Софи быстро, хотя, по-видимому, с вниманием, просматривала номера и брошюры.
— Так, — она наскоро пролистала газеты госизданий и, не читая, откинула. — Это всякие дифирамбы, неинтересно… Так, а это?
В воздухе замельтешили тонкие просвечивающие страницы журнала Видерицкого. На одной из них Софи остановилась, что-то проглядела наискосок.
— Опять какой-то пасквиль на меня. Притом, глупый, — она пренебрежительно бросила журнал в сторону. — Даже читать не буду. Исписался мальчик.
Кедров согласно кивнул. Он, правда, не разбирался в вопросах литературности и стилистики, но Софи, наверно, было виднее. Да и такая перемена отношения, вполне возможно, была к лучшему.
Будто отвечая его мыслям, Софи недовольно поморщилась:
— Надоел он мне что-то, этот Шержведичев… Вот что, — она повернулась к Кедрову. — Покопай под него хорошенько. Мне нужен какой-нибудь компромат и, желательно, без связи с политикой. Что-нибудь, знаешь, такое человеческое, гаденькое и притом понятное… Чтоб никто даже не вякал про «преследования». Пусть пока гуляет, но чтоб если что, всё было уже готово, — и добавила вполголоса. — Я помню, что у него незаконный ноутбук, но это несерьёзно. Что-нибудь поинтереснее.
— А если такого не найдётся? — уточнил Кедров.
Софи рассмеялась:
— Ой, только не говори мне, что правнук того самого Виталия Кедрова, который фактически сфабриковал дело ринордийской богемы, не знает, что делать.
— Понял, — кивнул он.
(Когда Софи напоминала о его предке, она почему-то всегда говорила одновременно одобрительно и с каким-то насмешливым остервенением).
— Все мы тут, — она понимающе покивала, — яблоко от яблоньки, с одного поля ягодки. Есть, правда, ещё Китти… — Софи перевела взгляд на Башеву (та как раз открывала двери, чтоб принести следующую партию бумаг). — Но Китти — это отдельный разговор. Не так ли?
Китти спокойно обернулась:
— Как угодно, Ваше Величество.
Она вышла. Софи ещё некоторое время придирчиво и несколько разочарованно смотрела ей вслед (кажется, она ожидала какой-то другой реакции), но снова вернулась к прессе.
В распечатках из интернета особое внимание на себя обращали фотографии с последней оппозиционной сходки. Софи живо увлеклась ими. Кедров же отметил про себя, что не знает, как они появились и как попали в сеть. То ли кто-то из присутствовавших там оказался настолько туп… То ли Софи внедрила своего человека, в обход Кедрова (что было бы уже не просто тревожным звонком, а вполне прозрачным намёком). Впрочем, человеческую глупость ещё никто не отменял.
Почти все люди на фотографиях были давно и досконально проверены. Кедров мог бы рассказать о каждом, не заглядывая в их досье.
Михаил Гречаев, тридцать два года. Серый кардинал, негласный координатор всей компании. Это ему принадлежит конспиративная квартира, но он в ней никогда не живёт, а обитает совсем в другом районе Ринордийска, с женой и детьми. В повседневной жизни — один из директоров абсолютно легального центра полиграфии «Перекрёсток», что, однако, не мешает Гречаеву по-тихому протаскивать в печать в том числе журнал Видерицкого. Человек со связями и тьмой знакомств разной степени приличия.
Герман Вайзонов, тридцать лет. Выходец из ГУЖа, в прошлом — тамошний ассистент. Впоследствии — мелкий бизнесмен, не очень удачливый, но держащийся на плаву. Часто бывает в разъездах по области и, время от времени, по отдалённым регионам (заграница ему, впрочем, заказана). На сходках бывает не так часто, но человек он там далеко не случайный, и с ним поддерживают крепкую связь.
Василий Пряжнин, сорок лет. Бывший гражданский активист времён Чексина. Со временем утратил пыл и амбиции, но по старой памяти вращается в околооппозиционных кругах. Вообще же занимает должность замдиректора музея искусств, примерный семьянин и опасности не представляет.
Леон Пурпоров и Виталий Рамишев, по двадцать семь лет. Оба — журналисты из команды Видерицкого и оба недавние гужевцы. И похоже, эти двое особенно близки к Шержню. (А вот и он сам, кстати…)
Феликс Шержведичев, двадцать семь лет. Без комментариев. На фото он был в компании Гречаева и Вайзонова. Похоже, они о чём-то беседовали, но разговор, скорее, шёл между Гречаевым и Вайзоновым — Шержень же просто присутствовал из каких-то совсем других соображений.
Софи вдруг нахмурилась и притянула к себе фотографию девушки, почти девочки — светловолосой и светлоглазой. Тихо пробормотала:
— Опять она…
И уже громче обратилась к Кедрову:
— Кто эта девочка?
Он вспоминал секунду, затем уверенно ответил:
— Лаванда, кузина Шержведичева.
Софи понимающе подняла брови и с усмешкой кивнула:
— Кузина, значит.
— Нет, она действительно его кузина.
— С одного поля ягодки… Я же говорю, — промурлыкала себе под нос Софи, затем повернулась к Китти. — А почему она ещё не в базе?
Та чуть склонила голову:
— Извините, Ваше Величество, она в Ринордийске чуть больше месяца, её не успели занести.
— Иностранка? — с некоторым испугом произнесла Софи.
— Нет, — успокаивающе-пренебрежительно заверил Кедров. — Провинциалка. Вот…
Он достал папку с разными разрозненными листками, нашёл один из них и прочитал:
— Лаванда Мондалева, шестнадцать лет, учащаяся десятого класса, Юмоборск. В ходе эвакуации направлена в штаб в Иржице, оттуда второго апреля прибыла в Ринордийск, по документам нигде не значится, проходит стадию переприкрепления. Место рождения — селение номер четырнадцать Юмоборской области, оно же… — Кедров на мгновение затормозился перед странным названием и медленно, но чётко произнёс, — Ниргендс-Орт, в просторечии — Ниргенд. В настоящий момент селение не существует, уничтожено морской бурей девять лет назад.
Софи прикрыла глаза:
— А, северянка… Ну, тогда ничего, — она улыбнулась. — Девочка с севера, девочка ниоткуда. Кстати, а как она в Юмоборск-то попала, если Ниргенд… — Софи выразительно помахала рукой.
— Там спаслось несколько человек, — заметил Кедров. — Помнишь же ту историю с вертолётами…
— Аварийные-машины-перебои-связи-героический-экипаж? Помню, помню, — Софи быстро закивала. — И во всём почему-то опять обвинили меня. Как будто я виновата, что из всех вертолётов работали только два.
Она снова со смутной тревогой глянула на фото, медленно затянулась.
— Знаешь… Возьми её всё-таки под наблюдение.
— Какой степени? — уточнил Кедров.
— Первой, больше не надо. Просто хочу иметь представление.
Софи побарабанила пальцами по фотографии и, будто забыв про неё, обратилась к другим бумагам.
В распечатках из интернета ничего особого больше не было: там вообще как-то притихли, даже в ленте разговоры постоянно скатывались на личные и бытовые темы. Софи удовлетворённо сообщила, что этого она и ожидала.
Все стопки уже почти иссякли, когда на поверхность всплыл белый почтовый конверт — должным образом запечатанный, с приклеенной маркой и вписанным адресатом (отправитель, однако, не значился). Софи взяла его и недоумённо оглядела.
— Что это? — спросила она Китти.
— Письмо для вас, Ваше Величество.
— Письмо? — Софи покрутила его в руках. — От кого?
— Это, к сожалению, не удаётся установить, автор не оставил обратного адреса, идёт проверка по почтовым отделениям, но пока безуспешно…
— Ясно, — Софи собралась было надорвать конверт, но тут же в испуге отдёрнулась и снова метнула взгляд на Китти. — А его проверили? Там нет ничего такого?
Та уверенно кивнула:
— Письмо проверено тщательнейшим образом, Ваше Величество, никакой опасности не представляет.
Софи с сомнением посмотрела на неё, потом снова на конверт.
— Ладно, — она вскрыла его и достала исписанный загогулинами листок.
Развернув его, Софи мельком пробежалась глазами по строчкам, заметила:
— А это уже интереснее.
Дальше она принялась читать со всем вниманием, через минуту развернула лист к Кедрову.
— Что думаешь?
Письмо представляло собой яростную отповедь, обличение, критику и требовательный призыв остановиться. Письмо было написано смело — даже слишком смело — будто автор не допускал и мысли, что его могут вычислить. Письмо слово за словом разворачивало мысли, которые, быть может, мелькали в голове у многих, когда речь шла о действиях и решениях Софи Нонине, Её Величества Софи Нонине, нашей правительницы, но которые никто не решился бы ей озвучить вот уже много лет. На самом деле кое с чем из написанного — разумеется, далеко не со всем, но с некоторыми отдельными моментами — Кедров и сам бы, может быть, согласился, если бы это ничем не грозило.
Вместо этого он сказал:
— Думаю, автор, кем бы он ни был, не очень умён.
— Да нет, он как раз умён, — проговорила Софи и снова вернулась к письму. — Он хорошо пишет… И довольно осведомлён о наших тут делах… Я, правда, поняла только, что он меня в чём-то обвиняет, а вот в чём — не очень.
Действительно ли она не понимала или просто изображала невозмутимость — этого было не разобрать. С бесстрастным лицом Софи дочитала до конца, ещё раз быстро проглядела листы.
— Анонимка, — заключила она. — В общем, чего и следовало ожидать…
Ещё раз обратилась к Китти:
— Кто автор… вообще ничего никак, да?
Китти как бы сокрушённо покачала головой:
— Вообще ничего.
— Ясно, — она просмотрела ещё раз отдельные абзацы, будто в них ей могло открыться что-то ещё. Затем вновь повернулась к Кедрову. — И ведь не статья, да? Примерно так, я помню, когда-то писал Шержведичев, но очень давно. А это… личное письмо… Вот что, Эндрю, — она сложила листок обратно в конверт и протянула Кедрову. — Выясни, кто это написал, и доложи мне.
— Будет сделано.
Софи задумчиво покивала, выпустив клуб дыма:
— Интересный должен быть персонаж.
Она ещё с минуту сидела так молча, пожёвывая сигарету, потом с новым запалом оглядела гору бумаг на столе.