Уже после присвоения Софи титула Правительницы был ещё один скандал — с Георгом Аметистовым — не получивший, впрочем, громкой огласки в массах.
Остальные уходили и того тише: лишь под аккомпанемент возвышенно-скорбных заявлений новостных дикторов, занимавших один-два дня.
Савровский погиб вместе с пароходом «Звезда Цирцеи», на первое плаванье которого его долго и умилительно приглашали и который затонул, лишь немного отойдя от берега. Причина катастрофы выяснена не была.
Акшутин попал под обвал в скалах под Ринордийском. Никто не знал и не мог даже предположить, что он делал там глубоким вечером, будучи человеком исключительно городским, и почему, в таком уж случае, пребывал там в полном одиночестве.
А вот с Валипаевым вышло совсем глупо. Ну надо же было оборваться лифту, когда в нём находился индивид, всю жизнь старательно лифтов избегавший. Двадцатый этаж, срочное поручение и перекрытый намертво участок лестницы — как раз плановый ремонт. Это было даже смешно, смешно и очень жутко, потому что подобным образом мог шутить только один человек.
Иногда же так и оставалось неизвестным, что и как всё-таки произошло. Юнкер, Дольцев, Кавенский… Все эти ребята просто один раз не появились на работе и вообще больше нигде не появились. (Может быть, их съела мантикора).
Кедров мог только строить догадки, был ли во всех этих происшествиях замешан колдовской уголь или Софи пользовалась и другими методами… Хотя нет, почему, касаемо одного случая он знал точно: сам руку приложил. Так что не одна Софи… Конечно, не одна.
Это было около двух с половиной лет назад. Софи пригласила его поздно вечером в резиденцию, но не в кабинет, а в личные покои. Так она делала, если разговор был очень важным и строго конфиденциальным или — что тоже случалось в прежние годы — ей просто хотелось поговорить с кем-нибудь.
Софи, казалось, была чем-то расстроена: всё вертела в руках бокал вина, но так и ни разу не отпила из него, спросила какую-то мелочь и, похоже, сразу же забыла ответ, как и сам вопрос, но всё больше молчала и над чем-то раздумывала. Молчал и Кедров: зная её привычки, он предполагал, что самое важное она скажет позже и надо подождать.
И действительно.
Неспешно перехватывая бокал из руки в руку, Софи спросила как бы невзначай:
— А ты не знаешь, случайно, где сейчас наш общий друг?
— Вольдемар? — удивился он.
— Да.
(Вольдемар Замёлов, их единственный оставшийся общий друг…)
— Не знаю, Софи. Мы почти не пересекаемся в последнее время.
Это было правдой: вот уже несколько месяцев Кедров пребывал в состоянии перманентного загруза в виде штатной работы и многочисленных особых поручений.
Софи подошла к столу, поставила на него бокал. Медленно, отчётливо проговаривая каждое слово, она сказала:
— Он сейчас на юго-востоке Ринордийска. В тёплой компании своих западных знакомых. Делится соображениями, как бы лучше устроить переворот и убрать меня отсюда.
Кедров даже не сразу нашёлся, что ответить. Ни по одному каналу связи к нему не поступало подобной информации, хотя было много куда менее приметных мелочей. Да и вообще: Вольдемар — и западные агенты…
— Но это же… госизмена.
— Да, — кивнула Софи. — Это предательство.
— А это точно?
Софи метнула в него такой взгляд, что Кедров тут же опустил глаза, проклиная себя за столь глупый вопрос.
Но Софи уже будто забыла про него и рассуждала сама с собой:
— Подумать только — Вольдемар. От него я этого не ожидала. Хотя, наверно, пора было уже привыкнуть, что этим всегда кончается. Вокруг одни предатели, ни на кого нельзя положиться… Правда, Эндрю?
Он чуть было не ляпнул механическое «правда» в ответ, но вовремя сообразил. Опять эти её чёртовы вопросы-ловушки. И у кого только она подхватила эту манеру?
— Софи, ты прекрасно знаешь, что можешь положиться на меня, — ответил Кедров.
Она с сомнением взглянула на него:
— Да?
Он кивнул.
Софи постояла ещё в задумчивости, достала из кармана револьвер. Кедров не помнил, чтоб она когда-нибудь использовала его в реальной ситуации, но Софи никогда не расставалась со своим оружием, даже уже будучи правительницей. Покрутив револьвер в руках, Софи небрежно бросила его на диван и быстро направилась вон из комнаты. Огибая у дверей Кедрова, она остановилась на момент и произнесла у самого его уха:
— Ты знаешь, что делать.
И, не оглядываясь больше, удалилась.
А ведь даже сейчас, — поймал себя на мысли Кедров, — даже сейчас он не знал точно, был ли Вольдемар Замёлов и в самом деле в контакте с агентами или это просто стало подходящим поводом. Самого Вольдемара он спросить не успел…
Но если поводом, то для кого он был нужен? Новости кричали о громком и дерзком, но нераскрытом убийстве — и только. Тогда для самого Кедрова? Может, поэтому Софи и не воспользовалась углём на этот раз? Может, это была проверка?
Что ж, в тот раз Кедров её выдержал. Из двух оставшихся Софи почему-то предоставила эту возможность ему.
Фляга почти опустела.
Кедров выдвинул ящик стола, достал на свет старое чёрно-белое фото. Тут были они все, молодые и весёлые, в каком-то ринордийском дворе. Наверно, кто-то приволок откуда-то фотоаппарат, сейчас уже не вспомнить, как появился этот снимок. Вся чёртова дюжина расположилась на брикетах сушёного сена: кто сидя, кто лёжа, кто стоя рядом. Волчонок сидит на самом верху, свесив ноги вниз, и победно улыбается. Она всегда любила быть над всеми остальными.
Все эти люди уже мертвы.
Кто знает, за что она мстила им: за ту зиму, или за первые годы знакомства, или ещё за что-то неведомое… Одно было точно: Софи никогда никому ничего не забывала. Если казалось, что она махнула рукой и оставила прошлое прошлому — это только казалось до поры до времени. Она просто выжидала подходящую минуту.
Он остался последний из двенадцати.
Почему-то Софи не тронула его за все эти годы. Может, сказалось то, что он пришёл к ней, пока остальные делили власть за дверями её спальни. Может, ей льстило, что в её подчинении — потомок того самого Кедрова, что служил другому Правителю. А может, и наоборот — она ненавидела его больше остальных и потому только сохраняла на сладкое.
Уже неважно. В любом случае, это теперь не продлится долго, и финал, каким бы он ни был, близок.
Он поднял последний стакан и чокнулся им с пустотой.
За тебя, Софи. За то, что я сдал тебя сегодня.
66
Утро было самое обыкновенное, разве что очень ясное и спокойное.
В резиденции было всё, как всегда. Кедров даже неожиданно удивился этому: оказывается, подспудно он считал, что «как всегда» быть не может. Хотя, почему — вполне возможно, даже наиболее возможно. И это наилучший вариант.
Время обычного утреннего доклада Нонине близилось, но ещё не подошло. Но пока Кедров прикидывал, будет ли теперь лучше зайти к ней чуть пораньше или подождать точного часа, в коридоре внезапно появилась Софи.
— Эндрю, зайди ко мне на минуту, — она кивнула на дверь кабинета и тут же вошла сама.
Он последовал за ней. Тихо-тихо звякнул тревожный звоночек, но пока это ровным счётом ничего не значило. Софи закрыла дверь и, деловито усевшись за свой стол, уставилась на Кедрова со всем вниманием. Мельком он отметил, что пепельница на столе доверху забита окурками. Похоже, Софи шмалила сигарету за сигаретой всё утро. А может, и ночью.
— Ну? — заговорила она с требовательным интересом. — Что слышно? Ещё восстания, забастовки, массовые протесты?
— Ничего такого, Софи, — спокойно и даже искренне ответил он.
— В Воломееве всё подавлено?
— Я приказал принять меры, и они должны быть достаточно действенными. Не думаю, что у этого эпизода будет какое-то продолжение.
— Хорошо, — Софи одобрительно кивнула. — А в Ринордийске?
— В Ринордийске всё спокойно… — Кедров пытался смотреть ей в глаза и, по возможности, убавил официальщины. — Ну, ты же видела о чём они болтают даже в своей ленте. Едва ли в ближайшее время кто-то из них дёрнется что-то устраивать.
— Угу, — Софи кивнула, словно на такой ответ и рассчитывала. — А как же субботний вечер в северо-западном лесу?
— Субботний вечер? — повторил он машинально.
— Ну как же, — нарочито удивилась Софи. — Северо-западный лес, платформа «Болотная», двадцать минут по лесной тропе, поляна с большим дубом и ещё пять минут вглубь чащи. Суббота, девять вечера. Ты ведь так им передал, правда?
Кедров отвёл от неё взгляд, мимодумно поискал что-то на столе, в неровных древесных узорах. В них, впрочем, ничего не было. Наверно, следовало что-то ответить… Ясно пришло осознание, что от того, что он сейчас скажет (или не скажет), ничего не изменится.
Поэтому, уже просто так, Кедров сказал:
— Ваше Величество… А можно спросить, как вы узнали?
— А я всё про вас знаю, — мрачно ответила Софи. — Даже то, чего вы сами не знаете.
Они помолчали немного.
— Хотя нет, вру, не всё, — продолжила она уже с чуть заметной иронией в голосе. — Я не знала, что в тебе погиб поэт, Эндрю. Это же надо… — она повела рукой и торжественно процитировала. — «Волчонок превратился в крысу».
Кедров поднял взгляд.
— Ваше Величество, если вы хотите, чтоб я подтвердил собственные слова — да, я это сказал. И да, я по-прежнему так считаю.
Он чуть наклонился к ней:
— Ты и в самом деле изменилась, Софи. И не в лучшую сторону.
Нонине несколько растерянно поморгала: будто она отыгрывала какую-то роль, а её незапланированной репликой сбили с мысли.
— Ясно, — быстро пробормотала она, глядя куда-то в сторону. — Ну, тогда иди.
— В смысле? — не понял Кедров.
— Ну, иди, я тебя не держу, — опять будто бы удивилась Софи.
— Куда?
— Н-ну, я не знаю, куда ты собирался, — она пожала плечами. — Может, они тебя ждут уже…
Она очень внимательно занялась какими-то бумагами из тех, что лежали у неё на столе, и больше не смотрела на Кедрова — как будто его тут и не было. Он не стал уточнять, какие «они», по её мнению, ждут, и, поднявшись со стула, медленно направился к выходу.