«Похоже, ты подыхаешь», — сказала она.
— Ни фига, — Софи поднялась и тяжело оперлась о стол, склонилась над ним, упираясь лбом в прохладную гладь. — Я живее всех живых.
«И всё же, если быть объективными, нельзя не учитывать высокую вероятность такого исхода».
«Это да…»
Ещё несколько таких приступов — и на каком-то из них всё может закончиться.
Сама по себе такая перспектива не особо её пугала, хотя и не внушала положительных эмоций. В конце концов, что такое человеческая жизнь в сравнении…
Пугало, злило и казалось жутко несправедливым одно только обстоятельство.
Её враги — те, с кем она не успела закончить и расправиться — все они останутся здесь после её смерти. Как они будут радоваться, как торжествовать… Как разгуляются они, ведь тогда некому будет помешать им.
Она бы справилась с ними постепенно — со всеми до единого — если бы только было время. Но времени, судя по всему, оставалось не так много.
Уголь, — подумала она. Разумеется. Это наиболее действенный и гарантированный вариант из всех.
Были у него некоторые недостатки… В обмен на каждую жизнь он забирал немного жизни владельца — немного сил, немного разума, немного того, что зовут иногда душой. И, быть может, думалось Софи, с каждым разом чуточку больше. Но сейчас это, наверно, уже не было важно.
Да, неважно. Главное — враги будут уничтожены одним махом.
Софи достала свой специальный блокнот. Остро отточила уголь: на этот раз писать им придётся много. Она, пожалуй, даже не станет отрывать листок за листком, а развернёт желтоватую бумагу на манер свитка, чтоб поместился каждый.
Если уж ей суждено отправиться по ту сторону бытия, все эти недобитые твари последуют за ней.
Даже нет, — Софи улыбнулась в предвкушении. Они пойдут туда вперёд неё.
72
Она бежала почти всю дорогу, бежала, подчас не разбирая пути, и только, наверно, тёмное неосознаваемое чутьё вело её правильно. Дыхание её сбилось, короткая косица растрепалась, и волосы бились около ушей неровными прядками.
Во рту уже был металлический привкус, когда Лаванда добралась до маленькой постройки, наполовину врытой в холм, которую она не сразу распознала, как то самое убежище.
Дверь оказалась не заперта. Лаванда, шумно дыша, ворвалась внутрь. С десяток пар глаз тут же поднялось на неё. Феликс и его товарищи сидели за столом в закутке и, по-видимому, что-то обсуждали до её прихода.
— А, Лав, — проговорил Феликс с видимым облегчением. — Мы уже думали, куда ты делась… Ты одна?
— Да, — еле слышно выдавила она и кивнула.
Он с тревогой и подозрением всматривался в неё.
— А выглядишь так, как будто за тобой бежал кто-то.
— Нет… Никто, — не обращая больше внимания на них, она прошла в круглую комнату. Сейчас у неё не было сил ни на разговоры, ни вообще на что бы то ни было.
Хотелось только куда-нибудь, где тихо и спокойно, где нет сумасбродных правителей вместе с их указами, нет подпольных собраний, нет политических убийств и колдовских амулетов, где всё не рушится вокруг тебя каждую минуту, где не надо брать на себя ответственности сверхчеловека и принимать какие-то чудовищные глобальные решения… Где всего этого просто не существует и никогда не существовало. Куда-нибудь «домой». Неважно, где это и как туда добраться.
Без сил она закрыла глаза и рухнула на лежанку лицом вниз, но упала во что-то мягкое и сыпучее.
Сначала она просто лежала так, не шевелясь. Чувствовалось, как под щекой приятно веет морозом. Лаванда открыла глаза и приподнялась. Всё ещё не веря, зачерпнула рукой немного белой крупы. Та растаяла у неё на ладони.
— Снег… — она счастливо улыбнулась. — Настоящий.
Уже зная, кто ждёт её здесь, впереди, Лаванда вскинула голову.
— Море…
Как давно она не видела его в живую и как, оказывается, соскучилась.
Море переливалось в солнечном свете, и Лаванде хотелось вскочить на ноги и побежать к нему, упасть в эти волны — и можно даже не выбираться обратно никогда.
Она однако не сдвинулась с места: ей слишком хорошо было известно, что миражи не терпят резких движений. Лучше уж застыть здесь, в нескольких метрах, и смотреть, не отрываясь, хоть целую вечность. И как никто не смог понять этого раньше… Столько вражды, столько ненужной суматохи — и всё ради чего?..
— Софи! — позвала она не оборачиваясь. — Феликс! Идите сюда.
И тихо добавила:
— Здесь так хорошо…
73
Считаясь со стремительно убегающими минутами, они обсуждали план действий. Близилось время темноты, ещё несколько часов — и наступит рассвет, а эти люди, непривычные к срочным решениям, всё продолжали колебаться, Феликс отлично это видел. Поэтому и взял на этот раз инициативу в свои руки, настойчиво повторив принятое решение — ибо кто, если не он.
Они молчали и смотрели в сомнениях.
— Но, Феликс… — первым заговорил Виталий Рамишев. — Я не скажу, что это чистое безумие, но ты ведь понимаешь, чем может кончиться?
— Разумеется, понимаю. Я не тупой. Но если никто и ничто им не помешает, завтра… Нет, ну, нас накроют, это очевидно, но ведь на этом не закончится. Нет… С завтрашнего дня открывается большая охота. Какие-то улики какой-то антиправительственной деятельности… Представляете масштабы?
Они, должно быть, хорошо представляли, но смотрели на Феликса с таким видом, будто он сам чего-то не представляет.
— Феликс, видишь ли… — начал Леон Пурпоров, немного замялся. — Фигня в том, что практически у нас нет никакого оружия. А силовые структуры всё ещё на стороне Нонине. И армия тоже.
— Знаю, — неохотно кивнул Феликс. — Ну… придумаем что-нибудь по ситуации! Если есть хоть малейший шанс что-то изменить, мы не имеем права просто вот так сидеть и ничего не делать!
— Отлично, а кто будет придумывать? Ты?
— Могу и я, — угрюмо бросил он. — Как я понимаю, желающих среди нас не особо.
Гречаев сразу оживился:
— Так, правильно я понял, что ты сейчас берёшь на себя командование — и, понятное дело, всю ответственность тоже?
— Если вы согласны, чтоб я взял их, — он опустил взгляд, чтобы ни на кого не смотреть. Похоже, настал час его проверки, и Феликс собирался сделать, что должен был. А с ним или нет эти люди — пусть решают они сами.
— Отлично, — кажется, действительно обрадовался Гречаев. — Тогда перед тем, как начнём — вот тебе ещё один момент… Дело в том, что — как ты, может быть, знаешь — есть некая категория граждан, активно поддерживающих Нонине на всяких мероприятиях и в разнообразных стычках провокационного характера…
— Наймиты, — презрительно бросил Феликс. — Знаю, конечно.
(С указанными гражданами он когда-то сталкивался лично — давно, на каких-то мелких акциях, ещё в бытность Нонине президентом — и если бы не внезапное, как всегда, вмешательство мисс «разрули все проблемы одним движением», всё могло бы закончиться куда хуже).
— Ну, не обязательно наймиты, — заметил Гречаев, — некоторые вполне искренне её поддерживают… Но сейчас дело не в этом. Дело вот в чём… По некоторым сведениям, этим людям была дана негласная команда сверху: устроить этой ночью беспорядки, всякие местечковые погромы… одним словом — создавать шумиху. Для чего — не очень понятно, видимо, потом представят так, что это наших рук дело… Ну да ладно, это пока неважно. Главное, их сейчас повсюду будет много, и они будут действовать.
Феликс нахмурился.
— Значит, будем иметь дело ещё и с ними, — упрямо проговорил он. — Кордоном больше, кордоном меньше — какая, по существу, разница.
Гречаев многозначительно повёл взглядом:
— Я вообще-то ещё к тому, что у тебя есть сестра. И, как я понимаю, она остаётся здесь. А они, думается, очень даже в курсе этого места.
Феликс быстро поднял на него глаза, покосился в сторону круглой комнаты.
— Лав запрёт дверь, и всё будет нормально, — медленно произнёс он.
— Положим… Но ты её всё-таки предупреди, хорошо? Да, кстати, она к нам не выйдет?
Феликс быстро прикинул, покачал головой:
— Едва ли.
— Ну, тогда хотя бы введи её в курс дела. В общих чертах — что и как происходит. Напомни, что она ещё может сделать, — Гречаев подмигнул, очевидно, намекая, что не надо упоминать колдовской мел при всех остальных. — И потом будем выдвигаться. Нельзя сейчас сидеть сложа руки — в этом я с тобой согласен.
74
Лаванда сидела, прислонившись к стене и обхватив колени руками.
— Там хорошо, — говорила она шёпотом, не слыша собственных слов. — Там море, оно холодное и солёное. И очень большое. Над ним летают чайки и кричат. Песок белый, в нём можно искать камни и ракушки. А зимой там идёт снег — много снега… Он всё засыпает и всё покрывает собой. Правда, там больше нет домов и совсем нет людей. Но это ничего, мы построим всё заново. А можно даже ничего и не строить — там и так хорошо. Только море, и чайки, и снег…
— Лав.
— Только снег, снег…
— Лаванда, — произнесли над самым её ухом.
— А? — она вздрогнула и подняла глаза. Над ней стоял Феликс. — Что?
— Ты не выйдешь к нам?
— Зачем?
— Мы обсуждаем кое-что важное.
Лаванда покачала головой:
— Ты же знаешь, я не разбираюсь в политике.
— Это не политика, Лав. Это жизнь.
— Я всё равно ничем не смогу тут помочь, — Лаванда отвела взгляд.
— Ладно, тогда вкратце, — Феликс отступил от неё на несколько шагов. — Мы сейчас собираемся идти к резиденции Нонине. Попробуем захватить здание. Конечно, вряд ли нам в этом повезёт, но мы попробуем.
— Что? — Лаванда встрепенулась. — К резиденции Софи? Но… это же опасно!
— А у тебя есть варианты? — Феликс смотрел ей в глаза.
— Не знаю… Но можно же, наверно, как-то по-другому… Можно рассказать всем, что было в той бумаге. По конференции никто ничего бы не понял, но если показать людям, что там было написано, с подписью Софи…
Феликс покачал головой:
— Вообще не катит. Вот вообще.