— Но почему?
— Во-первых, не хочу подставлять Китти. А во-вторых, — он развёл руками, — нам просто не поверят.
— Не поверят? — тихо повторила Лаванда.
— Думаешь, мы не пробовали? — с затаённой горечью Феликс взглянул на неё. — Сколько раз мы пытались донести, что происходит на самом деле. Обнародовали какие-то тайны, что-то раскрывали, доказывали… Нам никто никогда не верил. А знаешь, почему? Потому что мы — внутренние враги, а она — Верховная Правительница. Вот и всё. Им так удобнее. И, что бы она ни творила, они никогда против неё не поднимутся. Здесь мы можем рассчитывать только на себя.
— Но подожди… — растерянно пробормотала Лаванда. — Что, вы так вот и пойдёте туда, без ничего?
— Без ничего? — Феликс нервно рассмеялся. — Да, точно, что бы нам такого взять с собой? А, знаю! Нам нужен флаг, — он нарочито внимательно осмотрелся по сторонам. — Ты, случайно, не видела здесь ничего, похожего на флаг?
— Феликс!
— Нас полтора десятка человек против людей Нонине, у нас нифига никакого оружия; представляешь, они начнут палить со всех сторон, как же мы без флага?
— Феликс, прекрати! — крикнула она в отчаянии, пытаясь остановить эту жуткую карусель.
Он остановился, серьёзно посмотрел на Лаванду.
— Прекращаю. Тем более, нам надо поспешить. Хотя, на самом деле, мы даже до резиденции вряд ли дойдём. Но других возможностей у нас всё равно нет. А вот у тебя — у тебя они, кстати, есть.
Лаванда пересеклась с ним взглядом и, вдруг поняв, о чём он, вскрикнула:
— Это шантаж!
— Ничуть.
— Ты… ты не имеешь права ставить меня перед таким выбором!
— А кто ставит перед выбором, Лав? Делай, что хочешь, я тебя не принуждаю.
— Ты хоть понимаешь, что такое «принцип»? — Лаванда помотала головой. — Понимаешь, что это не пустое слово? Или для тебя это что-то совсем другое? Какая-нибудь бессмысленная мелочь, вроде запрета на общественный транспорт, которую легко соблюдать и гордиться, что ты такой особенный?
Что-то полыхнуло в его глазах, но он сдержался.
— Да нет, я хорошо понимаю это слово. Жаль, что у тебя нет принципа не допускать гибели людей, когда это в твоих силах, — Феликс нагнулся к ней, легонько провёл рукой по её щеке, отводя прядь волос. Затем выпрямился и быстро шагнул к дверям.
— Ладно, хватит. Если всё же надумаешь, у тебя есть часа два-три, чтоб записать её имя. Дальше можешь уже ничего и не делать, — он направился к выходу.
— И куда вы теперь? — окликнула Лаванда. — Под пули?
— А нам не оставили вариантов, — Феликс отвернулся и, глядя куда-то под потолок, произнёс торжественно. — Это больше, чем мы можем позволить просить.
— Что? — не поняла Лаванда.
— Цитата. Забей.
Обернувшись последний раз в проёме, он бросил с усмешкой:
— И лучше запри дверь изнутри. Сегодня ночью будет шумно.
И вышел. Хлопнула старая доска на выходе.
— Феликс! — крикнула вслед Лаванда. Но уже никто не отозвался. Убежище было пусто.
— Псих, — бессильно пробормотала она. — Натуральный псих.
75
Снаружи раздавались отдалённые приглушённые крики. Они доносились из какой-то другой реальности, отгороженной зачарованным сном и тайнами древних сил. Там где-то быстро бежало время, здесь же оно остановилось.
В углу в железной печке горел огонь. Отсвет его призрачным пламенем ложился на неровную штукатурку стен, на земляной пол, на руки Лаванды…
Она сидела на полу, привалившись спиной к стене. Пальцы её крутили белый ровный кругляш.
Если бы и дальше можно было сидеть так и не делать ничего. Хоть целую вечность. Лаванда знала, что это невозможно: рано или поздно грозная реальность ворвётся к ней в дверь.
— Я же просто хотела никого не трогать и чтоб меня тоже не трогали! Разве это так много? — вырвалось в отчаянии.
«Я же тут никто. Меня здесь просто нет».
Сама она могла поверить в это. Но другие не поверили бы.
Три часа, — напомнила она себе. Скорее, даже меньше.
Софи, Софи Нонине. Кто же она? Как никогда, это было важно.
Было как будто две Софи. Одна — живой человек, выдающийся человек, взваливший на себя неподъёмное, заслуживающий жалости и уважения. Другая — чудовищное и мохнатое неконтролируемое нечто, всё уничтожающее на своём пути.
Какая из них настоящая?
Лаванда окинула взглядом колдовской мел и гладкую нетронутую дощечку из запаса топлива для печи. Вот уже час или больше она сидела так, глядя на них, не решаясь ответить: можно ли? должно ли?
Было как будто две Лаванды. Одна — больше и старше — смотрела на всё с высоты занебесных сфер, всё видела и понимала, как правильно. Вторая — меньше и слабее — жила здесь, на земле и, сталкиваясь с конкретными вещами, чувствовала, что всезнайство первой не очень-то помогло бы.
Которая из них была права?
Но если уж решать последний раз, всё взвесив…
«Софи. Мне надо ещё раз поговорить с ней».
Она попыталась, но стенки сначала остались недвижимы, не захотели пропускать её. Неужели сейчас… Неужели именно сейчас она утратила эту возможность — когда она была, наверно, нужнее всего.
Лаванда закрыла глаза, постаралась выпасть из этой реальности, которая упорно и цепко держала её. Вот замелькали образы — пока просто образы, порождённые своими же мыслями: железное солнце на воротах, стая птиц, взлетевших в серое небо, движущиеся шестерёнки часового механизма, над которыми по дуге проходят резные деревянные фигурки странных людей и животных…
Перед глазами вдруг чётко всплыла комната, отдалённо похожая на школьный класс, но больше — наверно, университетская аудитория, насколько могла себе их представить Лаванда. То ли бывшее взаправду, то ли привидевшееся — она не знала…
В аудитории — Феликс и Китти. Наверно, сейчас перерыв, потому что больше никого нет, места за партами пустуют. Феликс сидит боком на стуле, обернувшись и выкрутившись, будто так удобнее всего, Китти стоит поблизости, лишь чуть-чуть присев на край парты. Феликс почти не изменился: та же неуёмная вертлявость и готовность сорваться куда-то в любой момент, те же прыгающие черти в глазах. У Китти вместо пучка — высокий хвост по студенческой моде, но вся бумажно-картонная безупречность уже при ней.
— А я говорила, что этим кончится, Феликс. Если ты так и будешь переть против системы просто ради того, чтоб переть против системы и доказать всему миру, что ты с ним не согласен, примерно так ты когда-нибудь и закончишь. Причём абсолютно без моего участия. Как и сегодня, впрочем.
— Ну а ты-то, Китти? — он широко ухмыляется. — Ты-то сама? Милая девочка Китти Башева… У Китти Башевой всегда идеальная репутация. Правда, сама по себе она ничего не представляет. Зато у всех на хорошем счету. Вот такой ты и останешься. Только будешь на хорошем счету уже у других.
Китти улыбается самыми краешками губ — то ли подавляемый смех, то ли скрытое «Как же ты меня бесишь, человек, а дать в морду воспитание не позволяет».
— А вам не кажется, господин Шержведичев, что тактика маскировки иногда работает лучше? И что вам, может быть, имело бы смысл что-нибудь у меня позаимствовать?
Феликс отворачивается к окну.
— Бред.
Китти поворачивает голову и смотрит в ту же сторону.
— Ну, может, и бред.
Картинка размылась, стала нечёткой, и Лаванда почувствовала, что падает куда-то, покидая это место. Перед глазами у неё промелькнул железный сад, где в панике метались птицы, улетая от огненных стрел, что метало страшное солнце-колесо.
Ещё момент — и всё сменилось знакомым подземным коридором. Да… Она уже была здесь.
76
Феликс двигался сквозь сплетённый лабиринт коридоров, пробираясь в сердце главного штаба связи с населением.
Где-то завывала сигнализация, потревоженная несанкционированным вторжением, но никто почему-то не прибегал на её зов ловить чужака. Люди здесь были — Феликс слышал их за стенками — но, очевидно, их дела казались им поважнее. Часть ламп не горела вовсе, в других же местах включилось красное или зелёное освещение. Феликс не знал, зачем это. Из больших круглых динамиков по углам то и дело хрипло доносилось: «Опасность на Малой решёточной», «Опасность на Малой решёточной ликвидирована», «Опасность на Речной», «Опасность на Речной ликвидирована», «Опасность на Северном обходном тракте», «Укрепить Северный обходной тракт пока не удаётся»…
Он не знал даже, что это за «опасности» — стараются ли там проплаченные провокаторы или всё же Гречаеву (или кому-то ещё) удалось где-то собрать больше полутора десятка человек. Феликс ведь только сказал им придержать штабную охрану и, если не получится, то двигаться дальше без него. (Ну, то есть как, сказал — прокричал напоследок). Сам он хотел…
Да ничего он конкретно не хотел сделать. Мелькнула мысль, что, может быть, удастся лично выйти в прямой эфир — теле или радио, какой-нибудь, неважно. Как это осуществить, Феликс был совершенно не в курсе: он только знал, что отсюда выходят все «послания к народу», новости, срочные оповещения и что на штаб завязаны все государственные СМИ. Может быть, Лаванда в чём-то и права: если обратиться к людям напрямую, с экранов их телевизоров, из динамиков их приёмников…
Но пока Феликс не подходил к этим планам впритык: он только бежал, бежал, не останавливаясь, в поисках чего-то, что могло бы сейчас оказаться полезным.
Впереди показалась открытая дверь. Недолго думая, он проскочил в неё и обнаружил вокруг помещение, смахивающее на студию. У стены стоял пульт управления с множеством каких-то кнопок и тумблеров, вспыхивали и снова гасли маленькие огоньки.
Из коридора приглушённо неслось: «Прорыв на Северном обходном тракте», «Прорыв на Северном обходном тракте частично ликвидирован», «Попытки активности на Главной площади подавлены»…
Главная площадь! Ну ничего себе. Если это действительно свои, то молодцы же они.
Феликсу очень захотелось быть там, с ними, в самом эпицентре событий. В конце концов, он же должен там заправлять сейчас, он взял на себя командование… Но нет, надо попытаться здесь — возможно, это даже лучше и действеннее всего остального и здесь должно быть самое важное, хоть кажется сначала и по-другому. Если получится…