Он шагнул к пульту. Было неясно, что делать с этой махиной, как тут всё работает, что и чем включается. Феликс попробовал щёлкнуть наугад случайный рычажок — раздался громкий скрежещущий шум, гулко крикнула сигнализация. Он тут же выключил и попробовал иначе — ещё и ещё. От какой-то кнопки вспыхнул невидимый до того экран над приборной панелью, по нему замельтешило неразборчивое, в помехах изображение.
Похоже, сюда передавался текущий выпуск новостей. Вот чем занимались, наверно, люди, оставшиеся в штабе: надо должным образом оповестить население, когда в городе творится что-то неладное, а то вдруг поймут слишком правильно — как не поняли в своё время несчастного скульптора Цапеля с его воительницей и мантикорой (впрочем, власти его поняли отлично).
Надо бы уже, в конце концов, исправить историческую ошибку и показать, кто здесь кто. Как бы только выйти с этого пульта, должна же тут где-то включаться трансляция из студии…
— Неопознанная группировка зафиксирована на подступах к восточным границам Ринордийска, — заговорило вдруг с экрана. — Правительство города убедительно просит не распространять непроверенную информацию и не поддаваться панике: охранные блокпосты работают в усиленном режиме, в случае необходимости они будут реагировать сообразно с текущей обстановкой.
— Неопознанная группировка? — машинально повторил Феликс. Что за неопознанная группировка? Кто-то пытается прорваться в город со стороны? Кому бы это вдруг понадобилось?
Те люди из области, — вспомнил он вдруг. Те, с которыми должен был договориться Вайзонов. Неужели именно сейчас они собрались и решили вступить в Ринордийск? Сейчас — когда меньше всего следовало это делать? Нет, ну это было бы слишком уж невероятное совпадение, прямо-таки откровенная насмешка над всеми их планами.
Боясь проверить, но зная, что проверить необходимо, Феликс вытащил мобильник и набрал номер Вайзонова. Он, правда, помнил, что на телефоне почти нет денег, но должно же было хватить…
— Слушаю! — грянули в трубку.
— Герман? — ко второму уху он прижал руку, чтоб не слышать вопля сигнализации. — Герман, это Феликс. Где вы сейчас?
— А, привет, — ответил бодрый голос. — Мы на подступах к Ринордийску, скоро войдём. У вас там вроде шумиха какая-то? Поезда даже перестали ходить… Вы держитесь, мы сейчас к вам присоединимся. Нас много!
— Что? — они шутят, наверно, так не бывает. — Подожди, туда нельзя сейчас! Все посты в полной боевой готовности, у них приказ стрелять на поражение, — в трубке молчали. — Герман? Ты слышишь? Не вздумайте сейчас идти сюда!
— Тебя не слышно, Феликс, — ответили после некоторой паузы. — Тут какие-то проблемы со связью. Увидимся в Ринордийске!
— Подожди, не вешай трубку! — крикнул он, точно зная, что там его уже не слышат и не услышат. — Вы сейчас не прорвётесь. Просто стойте на месте, туда не…
Связь оборвалась. «На вашем счету недостаточно средств», — с издевкой заметил голос-автомат.
— Не сейчас… — в отчаянии пробормотал он.
Конечно, сейчас. Когда же ещё.
Пульт, — вспомнил Феликс. Пульт прямо перед ним. Не может же быть, что с его помощью нельзя ничего изменить в нужную сторону.
Если бы знать, как оно работает… Он пробовал так и сяк, давил на кнопки, перещёлкивал рычаги и тумблеры, но ничего не выходило, пульт оставался глух, только пищал иногда коротко и недовольно, будто предупреждал, что лучше держать руки при себе. Какая ирония: стоять над таким грандиозным орудием управления и не мочь сделать вообще ничего. (Лучше бы уж тогда и подохнуть на этом самом месте).
Где эти твари, почему не ищут его? Сигнализация разрывается уже хрен знает сколько времени. Куда они все подевались?
Откуда-то вдруг появилась Китти. Как всегда изящно, она передвинула сверху вниз ручку большого рубильника на стене. Пульт тотчас погас, вслед за ним умолкла и сигнализация. Китти прошла мимо Феликса вглубь студии, не оглядываясь.
— Успокойся, они не будут стрелять.
— Почему? — он обернулся.
— Я сказала только, чтоб не пускали.
Китти прошла ещё несколько шагов, села прямо и ровно на банкетку и застыла — будто у механизма кончился завод.
— Но… — непонимающе протянул Феликс. — Она же сказала…
— Она меня угробит.
— Китти…
— Хотя, если верить в такую вещь как «историческая справедливость», наверно, примерно так она и выглядит.
— Китти, — Феликс решительно приблизился к ней. — Пошли с нами!
Она подняла голову:
— Я не имею права покидать штаб при чрезвычайных обстоятельствах.
— Какое нафиг право! Какой нормальный человек сейчас будет думать, что он имеет право делать, а что не имеет. Нонине может в любой момент… — он перебил сам себя. — Так, ладно, ты пойдёшь с нами.
— Я не имею права покидать штаб при чрезвычайных обстоятельствах.
Феликс несколько секунд просто смотрел на неё, не понимая, какие ещё аргументы нужны существу с этим металлическим голосом.
— Твою налево, да ты меня довести, что ли, хочешь? — крикнул он и, шагнув к Китти, легко поднял её за плечи.
Она позволила себя поднять, но больше ничего не сделала. Вообще ничего. Было в ней что-то жуткое, неживое — будто это был автомат, а не настоящий человек.
И Феликс отступил. Он выпустил плечи Китти и попятился — шаг, другой…
Она улыбнулась своей дежурной улыбкой:
— Иди к людям. Ты там нужнее.
— Китти, ты…
Он не договорил, развернулся и побежал прочь.
Ночной Ринордийск обманчиво тих. Чуть шевелятся от ветра кусты, чуть поблёскивают жёлтые наблюдающие огни.
Площадка сквера пуста, только две тени движутся по ней.
Девушка пытается идти прямо, парню же этого явно слишком мало: он то отходит в сторону и нарезает круги вокруг неё, то вновь приближается и обнимает её за плечи, иногда столь бурно выражая чувства, что её мотает из стороны в сторону. Он сильно подшофе, и язык у него заплетается:
— У меня нет друзей, заявляю официально. У меня только ты. Ты меня всегда понимала. Вот никто из них меня не понимает, а ты понимаешь.
Она не отвечает, оба медленно пересекают бесконечную площадку. Безлюдье.
— Я знаю, знаю, что ты меня иногда убить хочешь, — он обхватывает её сзади и широко улыбается. — Знаешь, я даже не против.
Она приостанавливается, методично оглядывает пустой сквер вокруг.
— Не висни на мне, пьяное чудовище. Дай хоть дойдём куда-нибудь.
Оставшись в одиночестве, Китти просто стояла какое-то время в задумчивости. Свет красных ламп падал на неё и переливчато красил в цвета заката.
Если свечка догорит,
В небе звёздочка висит.
Сквозь метель иди за ней
По дорожке по своей.
Тихо-тихо пропела она старую колыбельную песенку, затем будто вышла из ступора и, оценивая обстановку, огляделась по сторонам.
Пора начинать. Действуя чётко и без промедления, Китти рванула ручку рубильника обратно и вновь включила пульт. Пока приходили в действие все аппараты, быстро проверила пузырёк в кармане. На месте. Пузырёк остался из-под ацетона, но внутри было кое-что понадёжнее.
Китти нагнулась над пультом, готовая в любой момент приступить к работе.
Пузырёк — это на крайний случай. Во всех остальных надо будет выйти в прямой эфир.
77
Времени уже почти не оставалось — это чувствовалось даже здесь, в полупризрачных прозрачных коридорах. Лаванда бежала по ним без передышки, не позволяя себе остановиться хоть на чуть-чуть, и в то же время чувствовала спиной холодную шершавую стену убежища. Эта реальность не хотела её принимать, выкидывала, толкала обратно, и Лаванда вцеплялась в неё изо всех сил, не давала улизнуть окончательно. И пусть стены то и дело становились прозрачными, коридоры накладывались один на другой, а пол вдруг просто исчезал, — за пределами этого мира у неё не было ни единого шанса.
— Софи! Где ты?
Её здесь не было. Не было никого, кто следил бы за этим местом, кому было бы дело до чьих-то хаотичных передвижений по здешним лабиринтам. Именно сейчас, когда это и было нужно!
— Софи!
То Лаванда бежала наугад, случайно выбирая направление, то ей казалось, что она точно знает, куда надо, и именно туда и движется. Вот сейчас, — она вспомнила откуда-то, будто уже проходила здесь, — коридор выведет в огромную залу, сверкающую, с блестящим, как зеркало, полом и торжественными драпировками по стенам. Там её встретит Правительница в окружении своей многочисленной свиты, и там они смогут наконец поговорить.
Лаванда вбежала в залу. Тут было пусто.
Более того, тут царило запустение. Пол и потолок утратили всю свою зеркальность и торжественное сияние и лишь чуть поблёскивали сквозь сеть трещинок; слой застаревшей пыли покрывал их. Углы завесила паутина, и холодный ветер руин насквозь продувал залу.
— Где она? — Лаванда растерянно огляделась по сторонам. — Где все?
Здесь давно никого не бывало.
Дальше, дальше! Лаванда оставила залу и побежала вновь, не особо разбирая и не особо интересуясь, куда бежит. В глубине души она знала уже, что всё напрасно. Это с самого начала было довольно-таки бессмысленной затеей. Если и имелась возможность когда-то что-то изменить, находясь здесь, то это время давно было упущено.
Она сидела посреди какого-то коридора, до бесконечности тянущегося в обе стороны, и уже не смотрела ни на что вокруг, просто прислонилась к стене и тихо покачивалась. Она устала и никуда больше идти не могла.
Где-то за стеной тихо струилась вода, всё струилась и струилась, как много её уже должно было быть — наверно, целое море, целое огромное море…
Море, словно коготками царапающее камни.
Лаванда уловила, подняла голову и прислушалась внимательнее.
— Это не море, — отчётливо произнесла она. — Это крысы.
И, поняв, что это может значить, с надеждой закрутила головой по сторонам.
— Софи?
Звук шёл из конца коридора. Лаванда прошла немного туда и заметила, как бластится вдалеке неяркий свет.