Чернее, чем тени — страница 6 из 58

— Ты… пишешь действительно хорошо… — осторожно начала она, — и образно. Увлекательно. Но…

— Но?

Она подумала и всё-таки призналась:

— Я не всё поняла.

Кажется, по его лицу проскользнуло разочарование. Да, совершенно точно проскользнуло, хоть он и попытался всеми силами это скрыть.

— А что именно непонятно? — осведомился он бодрым тоном.

— Ну… Это не так просто сформулировать.

— Хорошо, — Феликс порывисто встал и улыбнулся. — Тогда скажи, как сформулируется, ага? Я буду в той комнате.

Он вышел.

Лаванда попробовала подвигаться, встать с дивана. После путешествий в сферы тело обычно было не в ладах с ней, казалось тяжёлым, неповоротливым, будто не своим. (Хорошо сидеть на прибрежном песке и без спешки приходить в себя). Наконец, руки и ноги вернулись к ней, и она обернулась теперь на двери комнаты.

Уже стемнело, и из кабинета Феликса пробивался неяркий свет — примерно как от телевизора. Но телевизор был здесь, в гостиной. Гадая, что это может быть, Лаванда подошла и заглянула туда.

Свет действительно шёл от экрана, но это был не телевизор. Странный агрегат помещался в нише шкафа за откинутой дверцей. Феликс сидел перед ним на полу и что-то делал. Лаванду он пока не заметил.

Она поняла теперь, что это: вспомнила, что видела такой аппарат на картинках. Один из тех маленьких компьютеров, что умещаются на коленях.

— У тебя есть компьютер? — удивлённо спросила она.

— Ага, — бросил Феликс.

— Но ты же сказал, что их почти невозможно держать законно.

— А я незаконно, — он повернулся к ней с самой своей невинной улыбкой. — Формально у меня его нет.

— Не боишься, что обнаружат?

Феликс пожал плечами:

— Пока не обнаружили. Впрочем, не удивлюсь, если Нонине давно в курсе.

— Значит, от неё сюда всегда могут прийти? — Лаванда тревожно нахмурилась.

— Естественно. И по этому поводу, и по многим другим. Я же сказал, что быть рядом со мной опасно.

(Он повторял это с видимым удовольствием, будто рад был похвалиться хотя бы таким странным достижением).

Лаванде подобные настроения не очень-то нравились, и она переключила внимание на монитор компьютера. Там видны были буквы, отдельные фразы…

— А чем это ты занимаешься?

— Переписываюсь с нашими. Так удобнее узнавать о всём, что происходит, — объяснил Феликс. — Если есть какие-то новости, то тут они распространяются моментально. Я уж молчу, что о многих вещах в других источниках вообще не скажут.

Лаванда всмотрелась внимательнее. Лента текста на мониторе — короткие рваные сообщения, протянувшиеся сверху вниз — похоже, складывалась в разговор. Лаванда, правда, не очень вникла в смысл: кажется, разговор шёл уже давно и начало его затерялось где-то на просторах ленты.

— И часто вы так переписываетесь? — полюбопытствовала она.

— Обычно каждый вечер. Всегда кому-то есть, что сказать. Поделиться чем-то или просто выразить мнение… Слить эмоции, в конце концов. Плохо только, что, кроме ленты, куда-то выйти отсюда практически невозможно — оператор всё тот же, главный государственный, а у него почти всё в чёрном списке. Некоторые как-то умудряются туда проскочить, понятия не имею, как. Да и из ленты постоянно исчезает часть сообщений.

— Цензура? — догадалась Лаванда.

— Ага.

Больше он ничего не сказал, и Лаванда мысленно порадовалась, что он не вспомнил про статьи: она пока так ничего и не сформулировала, и мысли бродили вокруг очень разрозненно.

— Кстати, пора бы поужинать, — заметила она.

— Пора… — задумчиво ответил Феликс, но, кажется, был несколько не здесь, а где-то по ту сторону монитора.

— Я приготовлю что-нибудь?

— Что? А, да. Было бы хорошо. Спасибо.

Но Лаванда не ушла сразу, а всё смотрела ему в затылок и раздумывала над одним вопросом, который крутился в голове, но в этичности которого она сомневалась.

— Феликс?

— Да?

— А твои статьи читают?

Он удивлённо обернулся:

— Конечно, читают.

— А кто?

— Ну… как кто… Люди.

— Какие люди?

— Обычные люди, — он недоумённо пожал плечами. Не понимал, о чём она, или не хотел понимать?

— Только ваша компания? Или ещё кто-нибудь? — И совсем тихо добавила. — Может быть, миллионы. Или…

— Откуда я знаю, — Феликс резко отвернулся к экрану, но, кажется, уже не вчитывался в ленту, затылок выдавал его. Раздражённо потряс головой. — Я за этим не слежу. Наверно же, и кто-то кроме.

Скорее всего, — догадалась Лаванда, — скорее всего, эти мысли приходили ему в голову и раньше. И, скорее всего, они ему не нравились. Не имея возможности проверить, он предпочитал не задумываться об этом, как она сама предпочитала не задумываться о блестящей полосе.

Лаванда постояла ещё немного и ушла на кухню — посмотреть, что там можно найти, что сгодилось бы для ужина.

9

Она сидела в сквере на старой скамейке и ненавязчиво наблюдала за всеми вокруг.

Людей здесь было много сегодня — они проходили вереницами, один за другим, шеренга за шеренгой.

Ещё чуть-чуть, и начнут маршировать в ногу, — подумала Лаванда и несмело улыбнулась своим мыслям.

Она отдыхала сейчас: она прошла довольно много от их дома до этого сквера; хотя для Феликса это, наверняка, были бы сущие пустяки, но она не привыкла столько ходить пешком. Но день выдался такой чудесный, что было бы сущим варварством прятаться в трамвае от бледно-голубого неба с лёгкими мазками облаков, застывшими на его холсте. Полупрозрачное, оно как бы окунало день в стакан воды, и всё вокруг наполнялось едва заметным воздушным свечением.

Люди, похоже, разделяли её мнение, что день чудесный, иначе вряд ли их было бы здесь столько. Лаванда наблюдала украдкой, словно её и не было тут вовсе.

Вон та девушка в пышной юбке, с наушниками и тёплым шарфом — интересно, о чём она может думать сейчас?

А этот мужчина с саквояжем в руке и усталым лицом рабочего? Что привело его сюда?

А вот пожилая пара — они так трогательно поддерживают друг друга под руки, но ни о чём не говорят: наверно, им уже не нужно.

«Помоги», — вдруг промелькнуло в воздухе вместе с пронёсшимся мимо скамейки движением. Лаванда повернула голову вслед: но нет, никто к ней не обращался, да и вообще не произносил ни звука.

«Помоги», — пронеслось снова. Не успела она посмотреть, кто это был, как волна пришла в третий раз.

Всё то же — призыв? просьба? приказ?

«И почему именно ко мне?» — подумала она удивлённо. Разве она может что-то сделать? Разве она имеет право? Кто-то, может, и имеет, но Лаванда, сколько помнила, всегда отказывала себе в этом…

«…помоги, помоги, помоги…» — со всех сторон и ниоткуда одновременно.

Она поняла: это был резонанс их мыслей, та общая волна, которая собирала их в одно целое, и которую Лаванда, будучи не с ними, находясь в стороне, могла уловить.

И призыв обращён к ней именно потому, что больше услышать его некому.

Запах гари. Она вспомнила вдруг, что почувствовала, когда летела над холмами, в тот самый момент, когда Феликс прервал её полёт: да, именно запах гари. Он вернулся сейчас, он был так силён, будто наяву — запах тревоги, запах беды, что стелется вместе со стаями птиц, пересекающими небо из края в край…

Птицы. Лаванда быстро нащупала на правом запястье браслет из перьев. Здесь, в незнакомом и людном месте, приближение тех сфер было совсем не кстати; нужно было уцепиться за здешний, человеческий мир, не выпадать из него.

Перья — мягкие, рельефные перья, такие осязаемые и живые — льнули к пальцам и возвращали чувство реальности. Это всегда помогало, — Лаванда давно успела заметить.

В основном здесь были белые перья чаек и лесных голубей. Много лет она собирала их — одно за другим, вплетала в единый круг, в неразрывную связь. Чаячьи, конечно, были постарше: в Юмоборске чайки не водились. А вот диких голубей там было полно в окрестных лесах.

Сегодня, когда Лаванда собиралась выйти на прогулку, у неё была мысль и здесь найти одно-два красивых пера, чтоб вплести и их в браслет — перья ринордийских птиц. Но в Ринордийске, похоже, в принципе не было птиц. А те, что остались, были такими странными, непонятными, что их перьев не хотелось. Что-то было не так в их пронзительных криках, в их тяжёлом сбитом полёте. Что-то в них самих было неправильное, искажённое.

Как и во всём городе.

Не потому ли бьётся в воздухе невысказанная просьба? Не потому ли запах гари с далёких холмов?

«Но я ведь и правда ничего не могу сделать, — подумала Лаванда. — Я тут никто».

Да, это, пожалуй, лучше всего освобождает от любой ответственности: она здесь — случайный прохожий. Ничего больше.

Можно даже сделать вид, что она ничего не слышала. По сути, так ведь оно и есть — кто же станет прислушиваться к призрачным голосам, звучащим лишь в голове? Да эти люди первыми бы направили её в психушку.

На всякий случай сделав засечку на памяти, Лаванда успокоенно и почти даже в хорошем расположении духа вновь огляделась вокруг. Люди по-прежнему шли и по-прежнему не встречались с нею взглядами…

Взгляд.

Лаванда рывком вскочила со скамейки.

Бывшее уже ощущение чьего-то присутствия захлестнуло её. Кто-то наблюдал за ней — точно так же, как сама она наблюдала за пешеходами. Кто-то не сводил с неё пристального взгляда.

Но нет, вокруг — никого такого. Даже памятников нет.

Ну, что тебе почудилось, глупая? Кто тебе там опять привиделся?

— Софи? — тихо позвала она.

Никто, конечно, не ответил. Да и сама Лаванда едва ли понимала, почему именно эта странная мысль пришла ей в голову.

Даже если у Софи такие масштабы контроля и слежки — ну зачем бы ей понадобилось это. Кто такая эта Лаванда, чтобы выслеживать её.

Но лучше всё-таки уйти от этого места. Она и так провела здесь много времени — куда больше, чем планировала. А город ждёт движения и с капризным недовольством косится на тех, кто его не поддерживает. С Ринордийском ей хотелось бы поладить.