Ночные гости рассыпались по полю, одним броском одолели открытое пространство и скрылись за низкой и длинной конюшней. Графский особняк с виду все еще мирно спал, но Рух слышал, как внутри мягко хлопают двери, раздаются отрывистые команды и люди занимают боевые посты. Непонятным оставалось одно – на что рассчитывают эти придурки, атакуя укрепленную усадьбу, которую нахрапом не взять?
На углу конюшни мигнула блеклая вспышка, приглушенно бахнуло, и пуля, душераздирающе просвистев в ночной тишине, ударилась в стену далеко справа от облюбованного Бучилой балкона. Ого! Спустя мгновение тьма осветилась целой россыпью вспышек и пули заколотились о беленный известкой фасад. Одна, самая злая, угодила в каменные перила, высекла искры и прожужжала над ухом. Твою мать. Рух инстинктивно вжал голову в плечи и вывалился с балкона в галерею, опоясывавшую весь второй этаж. Торчать на открытом месте было дурацкой затеей. Он поднялся и сконфуженно откашлялся, увидев приникших к окнам людей. Графские слуги прятались за стенами, сжимая мушкеты, и на Бучилу никто внимания не обратил. Будто перепуганные вурдалаки выпадают с балкона каждую ночь.
– Тихо, – прошептал высокий дюжий детина и приложил палец к губам.
Рух сунулся к окошку и увидел, как нападавшие уже бегут сломя голову от конюшни к особняку, волоча на руках немаленьких размеров бревно. Дерево, что ли, будут сажать? Еще одна группа рыл в двадцать обнаружилась в саду, нещадно истоптав графские розы и занимая позиции от большой вычурной беседки и до фонтана с мраморными львами, крылатыми амурами и голыми бабами. Тут же со стороны сада ударили частые выстрелы, где-то рядом с дребезгом просыпалось расколотое стекло. Ребятишкам с бревном оставалось одолеть шагов сто, когда над головой фыркнуло, засвистело, хлопнуло, и всю округу залил ядовитый оранжевый свет. Ничего себе! Бучила приник к окошку и увидел расцветший высоко над поместьем бутон фейерверка. Ну и граф, ну и башка – все предусмотрел, додумался, как ночь превратить в белый день. Нападавшие теперь были как на ладони, и весь особняк утонул в мушкетной трескотне и пороховом дыму. Трое упали, словно подкошенные, бревно выпало, кто-то истошно завыл, искусственный свет погас, и обрушившаяся тьма стала такой непроглядной, что отказало даже вурдалачье ночное зрение. Бах! Взорвался новый огненный шар, сыпанув пылающими желтыми искрами с черных небес. Рух на мгновение превратился в слепого щенка, а когда зрение вернулось, оброненного бревна уже не было, на земле остались только неподвижные и корчащиеся тела. Со стороны сада раздались редкие выстрелы, резанули истошные вопли, и особняк сотряс глухой мощный удар. И сразу еще и еще. Сукины дети успели подтащить свой сраный таран и теперь усердно колотили в парадные двери. Снизу слышались крики и отрывистые команды. Граф Нальянов спокойно и без паники выстраивал оборону. И все-то у него под контролем, аж завидки берут.
– Вон тот живой, у колодца! – азартно заорал один из защитников. – Никита, срежь его на хер!
– Ща!
Грохнул выстрел.
– Ушел, сука, ушел!
– Да не, попал!
– Ага, как же. Сажени на три промахнулся, че я, не видел?
Бунтовщики мелкими группками пытались перебегать к дверям, падали, словив пулю, орали, вставали и продолжали бежать. Или уже не вставали… Было в этой атаке что-то самоубийственное, будто они все разом посходили с ума. Или не посходили…
Рух почувствовал острый укол в правый висок. Интуиция взвыла, призывая спасаться, бежать. Что-то неуловимо изменилось, и он не мог понять что. Под слепящими вспышками фейерверков бежали бунтовщики, часто и страшно колотил в двери таран, трещало дерево, скрипел металл, грохотали выстрелы, вроде ничего необычного, но по особняку вдруг поплыл едва уловимый будоражащий аромат свежепролитой крови. Может, с улицы нанесло, может, кого-то ранила случайная пуля. Воняло, будто кому-то вскрыли горло или живот. И точно не одному.
Рух, не желая оставаться в неведении, пошел на запах, бьющий в нос все острей и острей. Запах крови густел, разливаясь в воздухе и вселяя тревогу. Бучила запрыгал через ступеньки, слетел по лестнице вниз и оказался в огромном холле, перед парадной дверью, сотрясаемой ударами импровизированного тарана. Оборону здесь держал сам Михаил Петрович и четверо слуг, вооруженных до самых зубов. Дверь, и без того массивная и окованная железом, для верности была заколочена досками и укреплена решеткой из металлических прутьев.
– Мишка, угости понизу этих паскуд! – Нальянов размахивал шпагой, сжимая в другой руке пистолет. Что твой пират из книжки с картинками.
Полноватый небольшого роста слуга сноровисто откинул заслонку в трех пядях от пола и пальнул из мушкетона в открывшуюся дыру. Гулкие удары тут же прекратились, снаружи послышались жуткие вопли. Кому-то не особо удачливому отстрелили колено. А примерно представляя разлет картечи, скорее всего, даже не одному.
– Так их! – обрадовался граф и увидел Бучилу. – О, какие нелюди! Ну, что я говорил, друг мой Заступа? Умыли нехристей кровушкой! Мою затею с фейерверками оценил?
– Ничего затея, – согласился Бучила, совершенно не разделяя радости боевитого графа. Здесь, внизу, запах крови ощущался стократно, заставляя ноздри раздуваться и трепетать. – Да только хер с ним, с фейерверком. Что-то нечисто в хозяйстве твоем. Сколько в домишке дверей?
– Кроме этой, еще две, – быстро ответил Нальянов и заметно напрягся. – Одна сзади, вторая в правом крыле. Тебе зачем?
– Прогуляться хочу, душновато тут что-то у вас, – пошутил Рух, прекрасно понимая, что чутье никто не примет всерьез. – Охраны там много?
Ответить граф не успел. Как раз справа, из глубины особняка, донесся приглушенный визг, будто там взялись резать огромного порося.
Бучила устремился на звук, выскочив в длиннющую широкую анфиладу, уставленную тяжеленной изысканной мебелью, вазами и устеленную коврами. Со стен сурово посматривали предки хозяина. Сам граф, судя по надсадному сопению, пристроился сзади. Впереди, в кромешной тьме, обозначилось движение, мелькнуло белое испуганное лицо, и прямо на Бучилу вылетела молоденькая, залитая кровью служанка в симпатичном передничке и сбившемся на затылок кружевном чепчике. Она с размаху напоролась на Руха, заколотилась и заорала так, что хоть святых выноси.
– Заткнись, дурра! – Бучила подавил яростное сопротивление. – Свои, слышишь, свои. Вон граф твой со мной. Чего ты мечешься и орешь?
– Варвара, ты? – Нальянов слепанул зажженной свечой. – Все хорошо, милая, все хорошо.
– Господи, Михаил Петрович. – Служанка обмякла. Рух чувствовал, как левая ладонь, придерживавшая ее за талию, намокла от липкой крови. – Разбойники там. – Она всхлипнула. – С черного хода зашли и всех поубивали, я еле спаслась.
На другом конце анфилады Бучила увидел вооруженных людей, рыскающих по комнатам в молчании и темноте.
– Граф, убери на хер свет, – прорычал Бучила и выбил свечу. Успел как раз вовремя. Вдалеке вспыхнуло, и прилетевшая пуля врезалась в стену где-то над головой. Бучила пальнул в ответ без всякой надежды хоть в кого-то попасть. Так, для острастки. И ударился в бега, рванув графа вслед за собой. – Отступаем, ваше сиятельство! Беги, хули ты встал?!
Нальянов оказался не таким храбрым дураком, как сначала подумалось. Видать, оттого на службе шкуру в относительной целости столько времени и протаскал. Ретироваться начал без лишних вопросов, подхватив стонущую служанку и поспешив следом за героически удирающим Рухом. Сзади стреляли еще, пули жужжали рассерженными осами, одна угодила в огромную люстру, рассыпав море хрустальных осколков, отливающих в темноте агатовой чернотой. Заорали и заголосили уже не скрываясь, послышался дробный, быстро приближавшийся топот.
Бучила вылетел в холл и бешено закричал ошалевшим слугам:
– Бегите отсюда, придурки!
И вихрем промчался мимо.
– Отходим! – вторил старый граф, перекинул им раненую служанку, и вся честная компания, похватав оружие и горящие лампы, обратилась в повальное бегство. Оборона Воронковки, по всем сраным приметам, провалилась, не успев толком начаться.
– Двери, двери! – закричал Нальянов. – Заступа!
Рух первым вылетел из холла в огромный зал, украшенный позолотой и вензелями. Какие на хер двери? А, вот он о чем… Бучила подождал отступающих и с трудом принялся сдвигать толстенные тяжелые створки.
– Навались! – Граф увлек своих орлов, и двери наконец-то захлопнулись, пропустив напоследок пулю, чиркнувшую одного из слуг по щеке. Вот сука, щель-то оставалась едва ли в пядь шириной. Вот обязательно залетит!
– Теперь в это крыло можно только через второй этаж попасть, выгадали времечко! – неизвестно чему обрадовался Нальянов. – Ох, суки, как они пробрались?
– Да хер ли гадать? – крикнул Бучила. – Как нам теперь из этой крысоловки сбежать?
Его начала потихоньку захлестывать безрассудная смертельная паника. Усадьба из крепости превратилась в ловушку, и выхода не было. По крайней мере, казалось именно так. Еще чуть-чуть, и весь особняк будет набит бунтовщиками до самых краев. И окон, мать его, нет… Сейчас дай волю, с любого этажа бы сиганул. Лучше ноги переломать, чем если порвет озверевшая, хлебнувшая крови толпа. Хотя еще обиднее, когда сломаешь ноги, и тебя, хромого и воющего, поймает та самая озверевшая, хлебнувшая крови толпа.
– Есть шанс! – Граф ринулся через зал. – Нам только дай бог до подвала добраться.
Из зала выскочили в широкий залитый тьмой коридор. Отовсюду неслись крики, звуки ударов и выстрелы. Бунтовщики, казалось, были повсюду, стремительно захватывая гибнущий особняк.
– Сюда. – Нальянов устремился к стене и затопал сапожищами по каменной лестнице вниз, в цокольный этаж. Рух поскользнулся, едва не упал и покалеченным зайчишкой запрыгал за ним. В затылок тяжело дышали и отдувались слуги. Какого хера он, интересно, творит?
Лестница кончилась, оборвавшись в длинной комнате с низким сводчатым потолком, заставленной ящиками, корзинами и пузатыми бочками. Пахло соленой рыбой и плесенью. Следующая комната оказалась винным погребом со стеллажами вдоль стен, с разложенными пыльными, затянутыми паутиной бутылками.