ломоты в натруженных, жалобно скрипевших костях. Земля сыпалась на плечи и на спину, набивалась в рот, оставляя хорошо знакомый всякому пахарю постный болотистый вкус. Кожа на ладонях шла пузырями, пузыри скоро лопнули, по черенку поползли желтые тягучие ручейки. Солнце встало над головой, свалилось в закат, выпустив на небо отвратительную, похожую на плоть утопленника Скверню-луну. С болота наполз и рассеялся зеленый ядовитый туман. Семка копал, не замечая вокруг ничего. Делал единственное, что мог для загубленных, лишенных жизни людей. Видать, такая судьба – хоронить невинных в ямах безродных, без отпевания и креста. К рассвету вкопался по плечи, вылез и приволок на грязной дерюге сначала бабу с черными волосами, а потом всех остальных: Клавку Сытину, Анфису-травницу, дочь ее Пелагею и двоих безымянных детей. Уложил вповалку, закидал жирной глиной и лишь тогда повалился рядом с невысоким могильным холмом.
Лежал, наблюдая за величаво плывущими облаками, и думал обо всем и одновременно ни о чем. О жизни, о смерти, о том, что у каждого свой путь на Голгофу, который нужно пройти. Себя не жалел – пустое это занятие, как воду решетом с речки носить. Вроде при деле, да делу тому пустяшья цена. Да и времени осталось в обрез. Драган сказал, просветленье ненадолго пришло, нечистый дух скоро вернется, и тогда старый Семен окончательно пропадет, растворится в необузданном желании прятаться от солнца и убивать. Драган обещался помочь, да Семка не особо в то верил. На кой черт колдун станет ему помогать? Хотя… чужая душа – потемки, кто его разберет…
Шаги он, по обыкновению, услышал издалека, и, судя по звукам, к поляне шли сразу двое. Кого там черти несут? Хотя не все ли равно, хоть козлятки игривые, хоть охотники на нечисть с кольями и серебром. Краем глаза уловив движение в начале тропы, Семен лениво покосился и увидел Драгана, ведущего за руку совсем уж древнего деда в белой рубахе. Семке как раз и не хватало еще стариков. Сейчас, как пить дать, устроят допрос, заумствовать будут, лучшие годы, блядь, вспоминать…
Семен сокрушенно вздохнул и поднялся навстречу.
– А я думаю, чего тут дымит недуром. – Драган посмотрел на догорающую избушку. Звонко щелкали угли, ветер мел пепел, трава вокруг пожелтела от нестерпимого жара. – Зачем сжег? Чем тебе домишко не угодил, живоглот?
– Злое там вершилось, – буркнул Семен. – И поселилось теперь. Огонь только спасет.
– Хорошо дураком-то быть? – Драган больно стукнул Семена костяшкой указательного пальца в лоб. – Зло не в домах, не в камнях, не в золе. В людях оно, в сердце и в голове. Зло в этой избенке ты сотворил, нечего на бревна пенять.
– Все одно зло там, – уперся Семен. – Сжег и сжег, чего дерешься теперь?
– И правда, чего уж теперь? Полудурку все едино не объяснишь, – неожиданно сбавил обороты Драган и кивнул на спутника. – Знакомься, Савва Никитич.
– Здравия, – поприветствовал Семен. Лицо Саввы Никитича напоминало кору старого дуба. Из-под лохматых бровей куда-то мимо Семена смотрели выцветшие пустые глаза. Старик был слеп. На приветствие Семена Савва никак не отреагировал.
– Глухой он, – пояснил Драган. – Шутка ли, седьмой десяток пошел. А казалось, давно ли отроком бегал, напроказил – не помню чего, – и зелье у меня выпрашивал бабушке дать, чтобы не хлестала хворостиной его. И бабушку помню, Зинаиду Петровну, ух в молодости горячая девка была, любил я ее. Может, это… – Драган дурашливо толкнул Семку в бок. – Глядишь, Савва-то внук мне, а?
Семен вяло улыбнулся в ответ, к веселью не лежала душа. Это Драгану все нипочем. Он вон с бабкой Саввы Никитича шашни водил. Интересно, сколько ему тогда лет? Поговаривают, колдуны долгонько живут.
– Пришли, Савва! – крикнул в ухо деду Драган. – Сядь, посиди пока, на солнышке кости погрей.
– Спасибо, Драганушка, спасибо, – закивал Савва. – Сколько еще идти-то?
– Пришли, говорю! Садись, отдохни!
– А-а, пришли, – беззубо и как-то беспомощно улыбнулся старик. – Ну хорошо. А зачем пришли-то?
– Мы с тобой все утро говорили про то, – отозвался Драган, чуть закатив глаза. – Забыл?
– Забыл, Заступа-батюшка. – Савва тяжело опустился на поваленное бревно.
– Службу добрую напоследок должен ты сослужить, – нетерпеливо напомнил колдун. – Вспоминай, про лесного знакомого я тебе сказывал, про Старый обычай. Сыновья твои, Ванька с Яковом, отговорить пытались тебя.
– И правда, – закивал Савва – Я им, охальникам, отговорю! Вздумали отца уму-разуму поучить! Помню, Заступа-батюшка, помню. Старый обычай.
– Вот и ладненько, а теперь отдыхай. – Драган взглянул на Семена. – Видал, какая тяжелая служба у меня? Один избы поджигает и людей жрет, второму охренеешь, пока чего объяснишь. Так и живем.
– Жаловаться пришел? – буркнул Семен. Пустые разговоры начинали выводить из себя. Еще и с Саввой этим нянчиться заставит поди. – Я тут в чудище превращаюсь, а ты развлекаешься.
– О-о-о, как ты, паскуденыш неблагодарный, заговорил, – обиделся Драган. – Я, между прочим, с ног сбиваюсь, чтобы помочь.
– Прости, горячку порю, – повинился Семен. – Говори, чего надумал.
– Торопливый ты. – Колдун присел рядом с Саввой. – Я книги чародейские полистал, со знающими переговорил, и расклад, друг мой страшила, следующий: чтобы жизнь твою никчемную сохранить и довеском разум какой-никакой, нужно превратить тебя в вурдалака.
– В вурдалака? – опешил Семен.
– Ага, в тварь бессмертную и проклятую Богом во веки веков. Незавидная доля. Будешь пить кровь и прятаться от солнца и добрых людей, не ведая ни любви, ни надежды, ни радости. Крепко подумай, Семен.
– Пусть так. – Семена трясло. Будущее открывалось ужасное, но отступить теперь он не мог. Отныне у Семена была одна цель – любой ценой найти Аксинью с дитем. А там будь что будет. – Делай свое дело, колдун.
– Есть способ упыря в вурдалака переродить – страшное, запретное и опасное колдовство. Кто прознает, оба взойдем на костер.
– Мне терять нечего, – выдохнул Семка.
– Тебе-то понятно, ни шиша нет и жить осталось с воробьиный хренок. А у меня должность, уважение и почет. И денежки скоплены малые, как уйду на покой, хватит какой завалящий городишко купить.
– По кой черт тогда связался со мной?
– А не знаю, – хохотнул Драган. – Скучно мне, старому дураку. Да и интересно, что выйдет. А костер… Все там будем, конец-то один.
– Тогда не томи, скучальщик иметый.
– Я бы поостерегся оскорблять человека, от которого зависит твоя никчемная жизнь, – снова расхохотался Драган. – Спишем это на последствия перерождения в безумную тварь. Так вот, в «Запретном искусстве» Варравы Звездочета описан обряд, который может помочь. А может и не помочь. Шансы примерно равны. Все на наш страх и риск. Любишь риск? Хотя о чем это я, если ты мне, поганец, прямо в рожу хамишь.
– На все я готов, – с вызовом буркнул Семен. – Вряд ли там страшнее того, что я в избухе сгоревшей творил.
– Тут как посмотреть, – возразил Драган. – Потребуется невинная кровь и черная душа.
Семка утробно сглотнул. Насчет «вряд ли страшнее» это он с дурости ляпнул. Предложенное Драганом было не просто страшнее – после такого пути назад нет и прощения нет. Колдовство душ одинаково противно и человеческому закону, и божьему. Мыслимое ли дело – у человека душу отнять?
– Засомневался? – прищурился колдун.
– Немного, – признался Семен. – Всякого ждал, но чтобы так? Но ты, Заступа, правду сказал, терять мне нечего, особенно после того, как дел ублюдских понатворил. Готов я. Вот только тебе это зачем?
– Прихоть уставшего колдуна, – грустно улыбнулся Драган. – Ну, и шкурный интерес. Хочу прославиться среди нашего брата обращением упыря в вурдалака.
– Грех великий.
– Думаешь, я невинен, аки младенчик? Как умру, черти шкуру спустят, потроха вытащат, в кожу обрядятся и будут плясать. А я все чувствовать буду. Дважды в пекло все одно не попасть.
– Душу черную где возьмешь? – С благодарностью посмотрел Семка на колдуна. – И невинную кровь?
– С этим проблема, – признался Драган. – Кровь невинную ладно, у Любавы возьмем, там много не надо. А вот душа нужна чернее черной, а в селе, в яме, только Петька Хромый сидит, так у него не душа, а душонка, конокрад мелкий и похититель исподнего бабьего. Для нашего дела душа такая не подойдет.
– И как быть? – затаил дыхание Семен.
– Свою отдам, она у меня почернее твоей, – отозвался Драган и, довольный произведенным впечатлением, усмехнулся. – Да шутканул, шутканул, моя мне покудова не надоела еще, чтобы первому встречному бродяге задарма отдавать. На твое счастье, есть у меня в хозяйстве чернющая душа, все одно без дела лежит. Только чья она, мне неведомо, вот что плохо.
– Почему плохо? – удивился Семен.
– Тут такая штука, – помедлил Драган. – Подсадка чужой души дело тонкое и непредсказуемое: вместе с силой тебе перейдут все достоинства и недостатки души. Одно дело знать, с чем имеешь дело, и совсем другое – вот как у нас. Хозяин души мог быть запойным пьяницей, или сумасшедшим, или содомитом там, например. И все это счастье вместе с душой привалит тебе.
– Содомитом-то не очень хотелось бы стать, – поежился Семен.
– Я и говорю – как повезет. Сам понимаешь, бесплатный сыр на то и бесплатный, чтобы мышки поплакали. Рано или поздно все прелести чужой души дадут о себе знать: может, на следующий день, может, через год, а может, и через сто лет. Я двоедушников навидался, один временами вспоминал, будто он мальчонка пяти годков, и начинал на деревянной лошадке скакать, второй в любой момент бросал все дела и принимался плясать до упада, третьему, чародею не из последних, примерещивалось, будто он гулящая баба. Крепко подумай, Семен.
– Нечего думать, – отрезал Семен. – Тащи душу черную, а там поглядим.
– Вот и договорились, – сытым котом прижмурился Драган. – Ритуал совершим, как положено всякому темному делу, в полночь, в проклятом месте, Скверня как раз сегодня полная, все на руку нам. Только тебе надо поесть, сил запасти. – Колдун скосил глаза на Савву Никитича. Старик мирно спал, пригревшись на солнышке и пустив в бороду клейкую струйку слюны.