— Настас Митрич!
Он полез на дорогу, карабкаясь по цельному снегу и проваливаясь по колено. Остальные с веселыми возгласами помчались вслед за ним навстречу подъезжавшим саням.
— Настас Митрич! — визжали мальчики на разные голоса.
Анастасий Дмитриевич Кузьмин, прибыв со своей ротой в деревню, сразу подружился со всеми. Особенно ребятишки полюбили его. Он учил их грамоте, разным песням и играм. И когда пел с ними хором или играл в загадки и разгадки, то сам похож был на мальчишку.
Поравнявшись с санями, мальчики немного смутились. Оказалось, что это совсем не Анастасий Дмитриевич, а чужой офицер с каким-то барином в синей шинели и меховой шапке. Офицер с улыбкой кивнул им головой. «Не страшный», — решили мальчики, и двое самых храбрых прицепились к задку саней. Остальные вприпрыжку бежали рядом.
— Что, Анастасий Дмитриевич отлучился? — спросил офицер.
— А як ходили до присяги, так ще не вертався! — весело отвечали мальчики. — Мы гадали, вин з мисту иде — гостинцев везе.
Сани покатились по деревенской улице. Встречные солдаты отдавали честь. Мужики, держа шапки в руках, смотрели на приезжих с любопытством. Мальчики гурьбой проводили сани до ротной хаты, где квартировал Кузьмин.
Солдаты, увидев приезжих, вошли в караульню, помещавшуюся в кухне, налево от сеней. На крыльце остался только фельдфебель Шутов.
— Анастасий Дмитриевич еще не бывали обратно, — доложил он офицеру, почтительно кланяясь в то же время его спутнику.
— Нужно тотчас послать в город записку Анастасию Дмитриевичу, — сказал офицер. — Вели достать лошадей и выбери кого-нибудь понадежнее.
И, пройдя в первую комнату, офицер поспешно написал:
«Анастасий Дмитриевич! Я приехал в Трилесы и остановился в вашей квартире. Приезжайте и скажите барону Соловьеву, Щепилле и Сухинову, чтобы они тоже приехали как можно скорее в Трилесы. Ваш Сергей Муравьев».
Передавая запечатанную сургучом записку солдату, явившемуся к нему по приказанию Шутова, он сказал:
— Доставь Анастасию Дмитриевичу в собственные руки. Скачи без промедления.
— Понимаем, — ответил солдат с добродушной улыбкой и бережно завернул записку в кумачовый платок, который он нарочно раздобыл для этого случая.
А на крыльце мальчики плотным кольцом окружили седоусого фельдфебеля и расспрашивали, кто такие приезжие.
— Сергей Иванович над Анастасием Дмитриевичем начальник, — объяснил фельдфебель.
— А чи вин добрый? — любопытствовал маленький Тараска.
— А такой, что лучше не надо! — отвечал фельдфебель.
— Гей, хлопцы! — крикнул Данило. — В снежки!
И мальчики всей ватагой снова понеслись к оврагу.
Сергей и Матвей приехали в Трилесы вдвоем. С Бестужевым они расстались в Бердичеве. Бестужев свернул на Брусилов, чтобы известить о начале восстания полковника Набокова, находившегося там со своим Кременчугским полком, и полковника Пыхачева, командира пятой артиллерийской конной роты.
Братья расположились в хате Кузьмина. Просторные сени отделяли чистую половину от кухни, занятой караулом. Чистая половина разделялась деревянной перегородкой на две комнаты. Одна была светлая, с двумя окнами: на улицу и на обнесенный высоким забором двор. Тут стоял старый, продавленный диван с вылезавшей из-под рваной обшивки мочалой. На стене среди картинок и пасхальных яичек висело тусклое зеркальце. Другая комната была совсем маленькая, без окон. Там стояла простая кровать с тюфяком, набитым соломой.
Затихал перезвон мальчишеских голосов над оврагом. Небо стало лиловым и скоро покрылось мигающими точками звезд. В темноте засветились желтыми огнями окна хат.
Братья Муравьевы долго беседовали перед сном. На продавленном диване была приготовлена постель для Матвея. На столе перед диваном горела одинокая свеча и лежал раскрытый томик Жуковского. Матвей сидел на диване, Сергей против него на табурете.
— Обдумай, Сережа, — ласково говорил Матвей.
— Я решился, Матюша, — тихо ответил Сергей. — Бестужев станет во главе восьмой дивизии и гусарских полков. Он овладеет Житомиром, и колеблющиеся должны будут ему подчиниться. Одновременно я с Черниговским полком и с семнадцатым егерским ударю на Киев. Я уверен в успехе, Матюша! — заключил он и улыбнулся.
— Ты ослеплен, Сережа, — сказал Матвей и печально покачал головой. — Ты хочешь чуда. Но я не верю, не верю!
— Так или иначе, но мы выполним долг до конца, — произнес Сергей.
— И наша гибель будет ужасна, — откликнулся Матвей.
Сергей ушел спать в каморку. Он выложил на столик, стоявший у кровати, заряженный пистолет, лег на спину не раздеваясь и сразу уснул.
Матвей сидел на диване в первой комнате. Он слышал ровное дыхание Сережи. Пламя свечи перекручивалось, пригасало и снова поднималось острым язычком кверху. Матвей снял щипцами нагар, и свеча стала гореть ровнее.
Он придвинул томик Жуковского и прочел:
Вихрем бедствия гонимый,
Без кормила и весла,
В океан неисходимый
Буря челн мой занесла…
Матвей задумался, откинувшись на спинку дивана. Его клонило ко сну. Он снял свой серый сюртук с большими светлыми пуговицами, задул свечу и улегся.
Тяжелая дремота овладела им ненадолго. Ему представилась прямая, уходящая вдаль дорога, освещенная ослепительным солнцем. Посреди дороги рогатка — полосатая рогатка. Он бежит по дороге и хочет перепрыгнуть через рогатку, но ноги точно прилипли к земле. Перед ним уже не рогатка, а чья-то мохнатая голова с вытаращенными, страшными глазами. Он подпрыгивает тяжело и неловко, старается взлететь на воздух, но кто-то схватывает его за ноги.
Матвей дернулся и проснулся. Приподнявшись на постели, он с трудом перевел дыхание. Выбил огонь и зажег свечу. Потом, наскоро накинув сюртук, выбрался через пустые сени наружу, на крыльцо.
Млечный Путь перекинулся с одного края деревни на другой. Было тихо.
Вдруг звякнули где-то бубенцы и замолкли. Матвей стал глядеть в туманную даль дороги. Опять послышался звон бубенцов и потонул в молчании.
На горизонте, в другой стороне деревни, вставал уже бледный свет утра. Бубенцы зазвенели где-то вблизи, резко и часто. Послышался храп лошадей, и Матвей различил в полумраке въезжавшие в деревню сани, запряженные тройкой. В санях сидело двое. Один был в кивере, другой в каске с высоким гребнем.
— Кто тут? — раздался начальственный окрик, когда тройка поравнялась с хатой.
Матвей молчал в оцепенении. Ему казалось, что наяву свершается какой-то страшный сон.
Двое седоков выскочили из саней. Один из них, пониже ростом, в кивере, подошел вплотную к Матвею и пристально вгляделся в его лицо.
— Отставной подполковник Муравьев-Апостол? — спросил он с плохо скрываемой радостью.
Это был Гебель. Матвей узнал его.
— Где ваш брат? — спросил Гебель.
— Не знаю, — беззвучно ответил Матвей.
— А вы что здесь делаете? — спросил Гебель.
— Ничего, — ответил Матвей.
Гебель в сопровождении своего спутника, жандармского поручика Ланга, вошел в сени.
Направо была полуоткрытая дверь в комнату. Оттуда падала в сени неровная полоса света. Налево была дверь в караульню.
Гебель оглянулся на Матвея.
— Пожалуйте в комнату, — сказал он с важностью.
Ланг проводил Матвея в комнату направо, а Гебель распахнул дверь налево, в караульню.
— Фельдфебеля! — позвал он негромко, но строго.
Слышно было, как в потемках зашевелились солдаты. В сени выскочил встревоженный Шутов.
— Расставить часовых кругом хаты! — приказал Гебель. — Да ты спишь, что ли?
Шутов не двигался с места. Он никак не приветствовал начальство, не сказал ни «так точно», ни «слушаюсь, ваше высокоблагородие». Он как бы соображал что-то и стоял неподвижно, глядя прямо в лицо Гебеля, освещенное падавшим сбоку, из комнаты, светом.
Что-то дерзкое почудилось Гебелю в этом взгляде. Он занес было руку, чтобы ударить седоусого фельдфебеля кулаком по голове, но не ударил, а только выговорил сдавленным голосом:
— Поворачивайся, слышишь? Расставь караул!
Шутов очнулся, повернулся левым плечом и исчез в караульне.
Через минуту в сенях показались заспанные солдаты. Стуча ружьями и посматривая исподлобья на Гебеля, они гуськом проходили на двор.
Пропустив мимо себя караул, Гебель вошел в комнату Муравьевых. На столе горела оплывшая свеча. Гебель взял свечу и, указывая на заднюю каморку, спросил у Матвея:
— Что там такое?
— Там? — ответил Матвей. — Там ничего.
Гебель направился в каморку, высоко поднимая свечу. Увидев спящего Сергея и лежавший на столике пистолет, он вздернул плечи и увесисто крякнул. Затем тронул Сергея за рукав.
Сергей открыл глаза.
— Извольте встать, Сергей Иванович, — вкрадчиво сказал Гебель.
Сергей продолжал лежать и только повернул голову. Он смотрел не на Гебеля, а мимо него — на мигающее пламя свечи.
— Потрудитесь, Сергей Иванович, — повторил Гебель и, поставив на столик свечу, взял пистолет.
Сергей спустил ноги и сел на кровати. Брови его сдвинулись. Он как будто щурился от света.
Гебель между тем вертел в руках пистолет. Он ссыпал с полки порох и положил пистолет на место.
— Незачем держать в комнате заряженный пистолет, — сказал он с приятной улыбкой.
И вдруг, приосанившись и вздернув плечи, произнес торжественно:
— Вы с братом арестованы по высочайшему повелению.
Сергей неожиданно улыбнулся.
— Что же, Густав Иванович, отлично, — сказал он совсем просто. — Вон там в углу моя шпага. Не хотите ли чаю?
Утро вторника. От хат и заборов побежали через улицу длинные тени. Комната осветилась розовым блеском. Розовые лучи освещали пеструю скатерть на столе, самовар с помятыми боками и рыжие усы Гебеля. Гебель пил чай вместе с поручиком Лангом и двумя арестованными.
Он был очень доволен собой. Поимку таких важных преступников он считал большим подвигом и заранее торжествовал, предвкушая награду. Теперь-то он будет наконец полковником. Ему мерещилось даже командование дивизией. Он молодцевато расправлял плечи, как бы чувствуя на них генеральские эполеты, поглаживал усы и взглядывал на своих арестантов, сидевших напротив него на диване, почти что с нежностью.