А может, легкомысленности ему добавляла круглая коробка в руках и шоколадка, которую он с видимым удовольствием грыз.
– Где ты её взял? – спросил Айден.
Шоколад считался модным в столице. Напиток такой аристократы знали давно, и Айден никогда бы не признался, но обожал его. Напоминал о детстве во дворце. Вечерами принцы пили шоколадный напиток, и если Конрад предпочитал густой и горький, то Айден, а потом и Роуэн любили налить побольше молока.
Пару лет назад один ушлый производитель придумал хитрый пресс, позволявший получать порошок, смешиваемый с маслом и сахаром, чтобы превратить в твёрдые шоколадки. Айден пробовал их и оказался в восторге. Сейчас шоколадки стали доступнее, но всё равно не встречались на каждом шагу в Академии.
– Обменял у одного парня с третьего курса, – ответил Николас.
– На что?
– Слушай, какая тебе разница?
– Хотелось бы знать, если мой сосед приторговывает чем-то незаконным.
Николас посмотрел на него с видом оскорблённой невинности. Если бы не шоколад в руке и лучи солнечного света, он мог бы выглядеть почти надменным. Но детали смягчали его образ.
– Я оскорблён твоими подозрениями, храмовый мальчик. Нет уж, ни с чем незаконным никогда не связывался. Так что если захочешь выпить, это не ко мне. Хотя знаю одного парня…
– Так шоколад?..
– Написал стихи. Тот третьекурсник подкатывает к девчонке и решил, что её впечатлит.
– Ты написал стихи за шоколадку?
– Нет. Стихи я написал в порыве вдохновения. Но когда парень попросил какую-нибудь поэзию, я подумал, почему бы не за шоколадку. Так будешь?
– Буду.
В руках Николас держал круглую коробку, с которой успел снять крышку и вытащить одну из тонких шоколадных плиток, лежавших в вощёной бумаге. Под мышкой Николас зажимал книгу стихов Раттер-Кристи, с которой так и не расстался с библиотеки.
– Обычно шоколад приносит Лидия, – сказал Николас. – Ей либо дарят поклонники, либо отец присылает.
– Когда ты только умудрился написать стихи?
– До начала учебного года. Я приехал в Академию раньше, и у меня ещё не появился надоедливый зануда-сосед.
Шоколадка оказалась вкусной, хотя горьковатой, Айден любил послаще. Проглотив последний кусочек собственной, Николас закрыл коробку и толкнул скрипнувшую калитку кладбища.
Когда он заявил, что их поэтическая встреча пройдёт именно здесь, Айден удивился:
– Где?
– Сначала на кладбище, разумеется!
– Разумеется.
Оно расположилось с краю основного сада, чуть в стороне от дорожек, ближе к лесу и озеру. Вообще-то озера Айден ещё не видел, только знал, что оно там есть, на берегу разжигали костры по праздникам, а если весна выдавалась тёплой, студенты даже купались.
Кладбище было старым. Оно видело приезд Маверика Мэддона, когда он заночевал в местной сторожке и решил, что это отличное место для Академии. Видело развернувшееся строительство и первые камни нового здания, которые, по легенде, окропляли жертвенной кровью.
Сторожки давно не было, но переносить кладбище и гневить Безликого никто не решился. Хоронить здесь перестали много лет назад, но жители близлежащей деревни цеплялись за эту землю. Последних мертвецов закапывали под взглядами первых студентов, таращившихся через стёкла Академии.
Как и на пробежке, Айден чувствовал, что последние захоронения в дальней части кладбища, но ощущния были неуловимыми, как туман. У ограды с одной стороны теснились яблони с перекрученными ветвями, так что пахло яблоками и прелой листвой.
Оказалось довольно сыро. Николас остановился у могил, полных воды: внутри каменного периметра стояла неподвижная лужа, в которой утопало потёртое надгробие и отколовшийся кусок другого.
– Почему так мокро? – удивился Айден, доедая шоколадку.
– Ночью дождь шёл. Ты не слышал?
– Я спал.
Предполагалось, что Николас тоже, после зелий, но его сон слишком чуткий.
Не особенно смущаясь, Николас уселся прямо на надгробие, поставив на землю коробку с шоколадом. Книгу он не отпустил и оглушительно чихнул.
– Если ты заболеешь, я к лекарке не пойду, – заявил Айден. – Тебя совсем кладбище не смущает?
На занятиях Уитлока многие студенты суеверно складывали пальцами защитные знаки и косились на надгробия. Даже дышали тише, боясь разбудить мертвецов. Николас таких эмоций не испытывал:
– Около поместья отца несколько деревень, и кладбище совсем рядом. Я туда сбегал от нянюшек и учителей, когда мне ещё не успели понарассказывать жутких историй о призраках. Там было спокойно, я прятался среди надгробий и читал.
Дворянское детство проходило в родовых поместьях или домах. И мальчикам, и девочкам нанимали учителей, а позже отправляли в лицей и академии, институты благородных девиц или военные заведения. Существовали и частные школы, но для тех, чьё положение ниже. Даже если отец Николаса не жаждал часто видеть сына, для имперского генерала было бы немыслимым скандалом отослать его.
– Так что я люблю это кладбище, – закончил Николас. – Но надеюсь, что то самое у отцовского поместья больше не увижу.
– Не собираешься туда возвращаться после Академии?
– Конечно, нет. Поместье слишком близко к столице, отец там постоянно бывает. Подамся в армию куда-нибудь на границу, к Новым территориям. После Академии меня возьмут на хороший пост, и я больше не буду зависеть от отца.
– Кладбищ обычно боятся.
– Бояться стоит живых и того, что они могут сделать. А призраков-то чего? К тому же я ни разу в жизни ни одного так и не видел.
Вспомнился мужчина в старинном сюртуке. Может, это правда призрак, и покоится он где-то здесь в земле. Но память о нем облетела вместе с листьями, а имя на могильном камне стёрлось и облупилось, оставив только бестелесный слепок, привязанный к этим камням, к этой земле и влаге.
Но скорее всего, это воображение. Заползала невольная мысль, что, если призраки существуют, если они существуют в Обсидиановой академии, Конрад тоже мог стать призраком. Он ведь умер здесь, смотря на эти же высокие стены и камни.
Айден не знал, радовала его эта мысль или пугала, поэтому он предпочитал о ней не задумываться. Призраков не существует. Мёртвые уходят дальше, а не остаются в этом мире зацепившимися за оконную раму куском савана. Так говорили жрецы Безликого, и Айдену хотелось им верить.
Склонив голову, Николас смотрел на Айдена почти с любопытством, и на миг показалось, что он мог прочитать его мысли или ощутить их отголосок – хотя это же невозможно, связь после ритуала давно исчезла, а без намерения легко не возникает.
– Что ты так смотришь? – поёжился Айден.
– У тебя на закате глаза становятся карими, почти золотистыми по краям.
Айдену не приходило в голову рассматривать собственные глаза при свете заходящего солнца. Или вообще когда бы то ни было. Они казались ему слишком чёрными, клеймом Безликого бога.
Айден не был поэтом, не видел мир как череду образов.
Николас широко улыбнулся:
– Если нам ещё понадобится шоколад, опишу в каких-нибудь стихах. Главное, чтобы эти придурки не перепутали и не начали зачитывать голубоглазой барышне.
– Не знал, что ты такой практичный.
– Да что ты вообще обо мне знаешь?
Прозвучало грубовато, но Айден подозревал, что должно было быть задорно. На закатном кладбище повисла неловкость, но её быстро сдуло, как зыбкий туман, когда из-за фигурных кустов показались девушки.
Лорена куталась в светлое пальто цвета карамели, а её пышные волосы, рассыпанные по плечам, золотило умирающее солнце, превращая в совершенно рыжие. Она казалась бледным и хрупким листом, застывшим в осени.
В отличие от Айдена с Николасом, Лидия отказалась от школьной формы, сменив её на платье из шерсти. Оранжевая клетка на ткани напоминала о тыквах, а большой белый шарф был пушистым и скреплённым вычурной брошью с чертополохом – символом семьи Лидии. Волосы она собрала в косу, так что лицо оставалось открытым. Айден мог поспорить, что губы она подкрасила. Но Лидии шло. Она была красива – красотой остро заточенного кинжала. И прекрасно знала о своей привлекательности, поэтому ловко использовала в своих целях. Но не сегодня. На поэтические встречи она приходила не поглядывая из-под полуопущенных ресниц, а широко распахнув глаза.
– Шоколад! – с восторгом воскликнула она. – Николас, я тебя обожаю.
– Вот запомни это, а то скоро сдавать работы по Атреанской эпохе.
– И тебе опять нужна моя помощь, мелкий подхалим.
Лидия взяла плитку шоколадка и с видимым наслаждением откусила. Лорена даже не посмотрела в сторону сладостей, равнодушно окинула взглядом сидевшего на могильном камне Николаса и стоявшего Айдена.
– Надо же, вы снова раньше нас.
– Я как раз рассказывал Айдену о поэтичности кладбища, – заявил Николас.
Ну хоть не начал опять заливать о глазах. Айден подумал, что легко мог представить, как Николас выдаёт что-то подобное Лидии, причём не из желания пофлиртовать, а как хорошему другу, который тоже оценит образ – в конце концов, они же сошлись на поэзии. Но вот сказать что-то подобное Лорене казалось странным. Айден мало понимал эту девушку, но именно это скреблось изнутри любопытством.
– Моя любимая могила вон там.
Лорена подняла спрятанную в перчатку руку и указала. Посторонившись, Айден чуть не налетел на куст бузины. На тонких ветвях почти не осталось листьев, а вот чёрные капли ягод висели тяжёлыми гроздьями. Такие высаживали на кладбищах по древнему поверью – чтобы не поднялись мертвецы.
Давным-давно не существовало чародеев, которые могли такое проделать. Если они вообще когда-то жили, жрецы Безликого искоренили подобную ересь. Мёртвые должны оставаться мёртвыми. И никаких призраков.
К счастью, в той части кладбища, куда указывала Лорена, Айден не увидел мужчину в старомодном сюртуке, да и ауры смерти не чуял. Он даже не сразу понял, что имеет в виду девушка, а потом заметил сдвоенное надгробие: два камня слились в единое посмертное объятие, чтобы даже так оставаться вместе.