– Какая-то пара? – спросил Айден. – Красивая любовная история?
Он не сомневался, что уж кружок поэтов, который собирается на кладбище, точно выяснил всё что мог о тех обитателях могил, о которых ещё оставались хоть какие-то сведенья.
Лорена качнула головой:
– Близнецы. Они прожили долгие жизни, но умерли друг за другом. Они были вместе ещё до рождения и пожелали быть вместе после смерти.
Айдену представились два аккуратных гроба, выложенных белым крепом, два мертвеца в могилах так близко друг к другу, что они могли бы перестукиваться под землёй, если бы хотели. На их могилах не высадили бузину, так что, возможно, похороненные трупы повернулись друг к другу, прокопали пальцами с отваливающейся плотью трухлявые доски и землю, чтобы соединиться в последнем объятии и так и застыть. Уже навсегда.
– В конце ничто не имеет значения, – сказала Лорена. – В могилу мы берём только наши имена.
Говорили, её отец не только занимался наукой, но был одним из тех, кто выкапывал трупы, разрезал их в лабораториях при свете тусклых ламп, чтобы узнать больше о человеческом теле. Официально это было запрещено, потому что слишком многие люди верили, что подобное обращение против воли Безликого. Император смотрел на кражи трупов сквозь пальцы, прекрасно понимая, что разрешить их не удастся, но наука должна двигаться вперёд. В том числе такими людьми, как отец Лорены.
Было легко представить, как она до лицея подавал отцу инструменты и смотрела в остекленевшие глаза мертвецов. Возможно, она видела их больше, чем живых людей. Возможно, она понимала их лучше, чем живых людей.
– Что будет написано на твоём надгробии? – Лорена посмотрела на Айдена. – Ты когда-нибудь задумывался?
Обычно ещё при жизни оставляли подробные инструкции. Это считалось хорошим тоном – позаботиться о посмертных вещах.
– Думаю, мне будет плевать, – ответил Айден.
– Почему? – не унималась Лорена. – Ты возьмёшь с собой своё имя. Твоя последняя воля – то, что напишут на камне. То, как тебя запомнят люди. Эти близнецы умерли десятки лет назад, все их родственники наверняка тоже. Но мы помним их по камням и земле, по их последней воле.
– Им на это плевать. Когда ты сраный труп, это волнует только живых.
Его явно заносило, Айден вовсе не собирался грубить, но разговоры о мертвецах ему не нравились. Вокруг Лорены не было ауры смерти. Она наверняка видела много трупов, но не теряла близких, не хоронила брата, умершего так внезапно. Того, кто должен был ещё всех их пережить и править империей!
Повисла неловкая тишина, Лорена сжала губы в тонкую линию, ей явно не понравились слова Айдена. Он и сам не понимал, откуда взялась эта ярость. Сглотнув, он постарался успокоится. В конце концов, Лорена не сказала ничего особенного.
– На склепе моей семьи уже выгравированы слова.
– Как это грустно! – сказала Лидия. – За тебя выбрали даже посмертную фразу. Что там сказано? Я никогда не была у императорской гробницы.
– «Помни о том, что однажды мы жили».
Дыхание снова перехватило. Раньше, когда Айден бывал перед склепом и видел эти слова, он думал о прославленных предках, о деде. О тех императорах, чьи деяния теперь изучают в учебниках истории. Великие люди – или ужасные. Они оставили свой след и повлияли на судьбу целой империи. Их есть за что помнить и за что ненавидеть.
Они были всего лишь людьми. Но о них никогда не забудут.
Конрад же в учебниках в лучшем случае удостоится сноски как один из сыновей императора Александра, умершей юным. Его лишили возможности что-то сделать. Отобрали жизнь, которую он мог бы прожить.
Спустя десятилетия кто вспомнит о том, что он вообще существовал? Кто будет помнить что-то, кроме имени Конрада Равенскорта, когда умрут его родители и братья? Он станет всего лишь буквами на камне. Никто не вспомнит, как он бывал терпелив, обучая магии, как любил пить горький шоколад или как менялся его голос, когда он рассказывал зловещие истории.
Айден наткнулся на внимательный взгляд Николаса. Солнце уже скрылось за вершинами деревьев, горизонт ещё оставался светлым, но темнело и холодало. Усевшись на могильном камне в распахнутом пальто и с томиком поэзии под мышкой, Николас закинул ногу на ногу, и его взгляд не отрывался от Айдена.
Он знал.
Связь давно опала после ритуала и всё равно вибрировала тонкой нитью, к которой присоединялось обычное понимание Николаса. Он знал, что Айден думал о брате.
Вскинув голову, Николас посмотрел в темнеющее небо, где появлялись первые звёзды. Прищурившись, он начал негромко декламировать стихи. Ритмичные строки лились, развёртывая образы и тонкие вены эмоций, которые пульсировали и отзывались внутри Айдена. Он ничего не понимал в стихах, не мог оценить изящность оборотов или красоту рифм. Но чувствовал их.
Вспоминай обо мне – в самые тёмные часы перед рассветом. Вспоминай, и я буду рядом, преклонив колено. Потому что куда же ещё мне идти? Мой путь сворачивался петлёй на шее, и я думал, он приведёт только во тьму. Я не знал, что в этой мгле меня будешь ждать ты.
Солнце окончательно зашло, погружая кладбище в сумрак. Когда Николас закончил, ещё какое-то время стояла тишина, и Айден знал, точно знал, то ли благодаря чутью, то ли тому, что их энергии и правда отлично сочетались, позволив выстроить лёгкую связь, позволявшую ощущать некоторые вещи.
Это были стихи, которые написал Николас. И никому не показывал, потому что они слишком личные, наполненные стремлениями и желаниями, которые он хотел, но не мог воплотить. Не то, что набрасывал на бумаге и дарил девушкам или небрежно отдавал за шоколадки. Это была та самая поэзия, ради которой они собирались. И эти строки существовали только в голове Николаса, не доверяемые чернилам – их можно писать только кровью. Они – зыбкий дым от горящих по осени листьев.
Николас не до конца отшлифовал их, но, произнося вслух, расставлял все слова на свои места, а недостающие строки появлялись сами собой. И он доверил их сейчас.
Хотелось сказать, что это красиво, но любые комментарии звучали бы плоско и неуклюже после таких строк. Николас тряхнул головой и широко улыбнулся, сам разряжая обстановку:
– Зато я вот знаю, что должно быть написано на моём надгробии. «Поэт, маг и то ещё разочарование».
Он спрыгнул с камня, чуть не навернувшись в полную воды могилу, и снова оглушительно чихнул. В сгущающемся мраке его пальто сливались с тьмой, зато бледное лицо, светлые волосы и рубашка отчётливо выделялись ярким маяком.
– Холодно, – сказала Лидия, ёжась. – Я бы уже пошла внутрь. Где наши опаздывающие?
На Роуэна и Кристиана они наткнулись, когда выходили с кладбища, и всю дорогу до Академии слушали их сбивчивые объяснения, которые сводились к тому, что они слишком увлеклись алхимией. Точнее, «увлеклись» – неверное слово. Основы алхимии у них в лицее только начинались, и они попросту никак не могли решить задачки, которые сдавать нужно уже завтра.
Начал накрапывать дождь, когда они подходили к дверям, чтобы скрыться в Академии. Вокруг густилась тьма, но Айдену она казалась уютной.
11. Внутри меня оранжерея, полная призраков
Запертые комнаты получили такое название, потому что Академия действительно закрывала некоторые помещения и запрещала туда заходить. Студенты начали представлять места, где кого-то убили, спрятанные тайные книги и остатки вычерченных кругов после незаконных ритуалов.
Правда оказалась прозаичнее: Запертые комнаты не использовались, поэтому закрытые двери обозначали, что слуги не заходят туда на уборку. Только во время большой дважды в год.
– Так что эти комнаты и вправду стали тайными, – сказал Кристиан, пока Роуэн копался в замке. – Идеальные места для встреч, вечеринок, практики магии.
– Убийств! – вставила Лидия.
Айден не понимал, это шутка или вправду за дверьми Запертых комнат может твориться что-то страшное. Николас буркнул:
– Бездна, да какие убийства! Одно такое, и Академию прикроют.
– Поэтому они остаются тайными, – многозначительно сказала Лорена.
Что вряд ли было правдой. В Академии учились дети дворян, они бы не исчезли незамеченными. Хотя воображение Айдена уже подкидывало ему возможные развития событий: как тело топили в озере (пусть Айден и не представлял, сколько до него идти и как дотащить туда труп), как потом скрывали пропажу, а позже сама Академия старательно прикрывала убийцу, ведь это такое пятно на репутации!
Может, ему тоже стоит начать писать. Если не стихи, то хотя бы рассказы. Айден подозревал, они будут скорее тоскливыми, нежели увлекательными.
Вскрытый замок щёлкнул, приглашая в комнату.
За окном шелестел дождь. Лидия зажгла зачарованные лампы, дававшие ровный, но приглушённый свет – чары давно не обновляли. Нашлось и несколько обычных ламп и даже канделябров со свечами. В ход пошло всё, так что вскоре по всей комнате светились огоньки, рассеивая сумрак.
Наверное, когда-то здесь был кабинет преподавателя по натурализму из лицея. В огромном шкафу за стеклянными дверцами громоздились чучела мелких зверьков и птиц под прозрачными колпаками, сложенные в скелеты косточки на гибкой проволоке и бабочки, пришпиленные булавками к мягкой ткани.
Стены покрывали обои, то ли потемневшие от времени, то ли всегда бывшие такими, с грязно-бежевыми стилизованными цветами. В окружении чучел птиц на стене красовалась бычья голова, взиравшая на всех стеклянными глазами.
Пока Лорена и Лидия зажигали огни, Айден так и стоял, замерев и уставившись на внушительную голову с расходящимися в стороны рогами. Думал, ему станет неловко от зрелища, напоминавшего о жертвенных быках храма, но на самом деле было уютно.
Кристиан и Роуэн выглядели как лицеисты, которые действительно до последнего решали задачки, а потом спохватились, накинули форменные пиджаки и скорее побежали на встречу. Вокруг Кристиана по-прежнему переливалась аура печали от потери, а Роуэн периодически косился на Айдена, но в основном молчал.