Они подвинули диваны, чтобы стояли друг напротив друга, а между ними низкий резной столик, на который Николас положил коробку с шоколадками и томик стихов. Скинув пальто и засучив рукава, он занялся камином.
В этой части Академии действительно было прохладно – или вода из горячих источников в трубах не справлялась с обогревом, стоило пойти дождям.
– Перед приездом студентов все Запертые комнаты убирают вместе с остальными, – пояснил Николас. – Камины тоже чистят. После середины зимы проводят ещё раз большую уборку.
– А дрова?
– По-тихому тащим из поленницы Академии.
Им не пришлось, немного дров лежали в аккуратной корзинке рядом с чугунной решёткой. Каминный портал был деревянным, простым и невычурным. Без единого узора.
Проверив тягу, Николас уложил сухой мох, веточки и поленья. Хотя свечи зажигали обычными спичками, которые находились в каждой комнате, камином Николас решил заняться с помощью магии.
Он вытянул руки, блеснул браслет в виде кинжала. Крутанул запястьями и сделал короткое движение пальцами, направляя магию во вспыхнувший трут.
Такому обучали на первом курсе лицея, превращать сырую силу в огонь, воду – простейшие элементы. Магия должна иметь форму, это базовое правило. Вот такая грубая сила считалась дурным тоном. Отчасти потому что с камином не страшно, но если обратить всю силу в огонь, то можно очень быстро стать иссохшим.
– Выпендрёжник! – фыркнула Лидия.
Айден замер. Дуновение магии Николаса было лёгким, но ощутимым. Никакого прозрачного чистого воздуха, прохлады или свежести. Айден впервые почувствовал магию Николаса, и она не походила на ожидание.
Что-то густое, плотное, с металлическим оттенком. Кровь, слишком долго хранившаяся в закрытой бутылке.
– Главное, не колдуйте тут вдвоём, – заявила Лидия. – У Саттона ваша магия выглядит впечатляюще, но у меня от неё мороз по коже.
Неудивительно! Если у самого Айдена сила ощущалась как земля после дождя и многим казалось могильной. Особенно вместе с его тенями.
Выпрямившись на фоне разгорающегося камина, Николас спокойно опускал засученные рукава и поглядывал на Айдена. Наверняка специально выпустил магию, чтобы показать её.
Айден взгляд не отвёл, но с удивлением подумал, что металл и кровь шли Николасу лучше, чем свежий воздух. Николас не был ветреным. И лёгким тоже не был.
Кристиан и Роуэн уселись на одну софу, Николас пристроился на подлокотнике, хотя места ему бы хватило. Лидия рядом с Айденом, и аромат её цветочных духов щекотал нос. Лорена с Лидией.
– У меня кое-что есть, – объявил Кристиан.
Он достал из-за пазухи металлическую фляжку и пояснил специально для Айдена:
– Это напиток из родной страны моей матери. Здесь такого нет.
Его мать с Новых территорий, за которые много лет велись споры с Танским княжеством. Сейчас земли формально принадлежали Мархарийской империи, отец Кристиана был одним из тех, кто закончил этот конфликт. Его жена формально называлась леди Калверт, но высшее общество с опасением относилось к чужачке. Тем более после истории с мужем, практиковавшим запретные ритуалы.
Вскинув фляжку, Кристиан провозгласил:
– За тех, кого мы потеряли… и за тех, кого обрели.
Он пригубил и передал Роуэну. Тот, зажмурившись, сделал несколько глотков. Распахнул глаза и глянул на Айдена. От него фляжка пошла по кругу Николасу, но смотрел Роуэн только на брата.
Айден точно знал, кого он потерял. Вокруг принцев с их магией не задерживалась аура чужих смертей, но если бы могла, то одинаково касалась затылков руками Конрада.
Едва пригубив фляжку, Николас передал её Айдену. Узоры из цветов вихрились по всей металлической поверхности и тоже не были имперскими. Возможно, не только содержимое, но и сама фляжка досталась Кристиану от матери. Рассматривая изящно вырезанные лепестки, Айден огладил их подушечкой большого пальца, любуясь в свете свечей.
– Передавай уже, – нетерпеливо сказала Лидия. – Первый круг по быстрому глотку, а дальше любуйся сколько хочешь.
Оставалось надеяться, что это не танский эликсир, способный открывать прошлое и будущее. Учёные не сходились в едином мнении, многие считали напиток в принципе легендарным, другие утверждали, что это священная вещь, которая не выходит за границы княжества.
Напиток оказался очень сладким, совершенно непривычным на вкус. Айден не мог бы толком описать его, даже не с чем было сравнить.
– Ох! – пробормотал Айден.
– Пей аккуратно, храмовый мальчик, – усмехнулся Николас.
Он точно был в курсе, что в обителях Безликого принято пить только родниковую воду. Снова подхватил свою книгу, раскрывая, проводя пальцами по страницам. Как оказалось, Кристиан тоже обожал этого поэта, так что они увлеклись обсуждениями отдельных стихов. Но книгу Николас ревниво держал в руках, заявив, что как только она окажется в библиотеке, тогда Кристиан и возьмёт.
– Ну и пожалуйста, – заявил он.
И начал рассказывать о художнике, друге Эллиота Раттер-Кристи, с которым они колдовали в связке, пока художник не сошёл с ума.
– Он теперь в приюте для душевнобольных, – закончил Кристиан. – Очень жаль. Калеб Каннингем рисовал потрясающие картины. Здесь, в Академии, тоже есть несколько.
Когда говорили о творческих людях, всегда находился кто-то, кто сошёл с ума, умер или ввязался в незаконную дуэль. В крайнем случае хотя бы практиковал запретную магию. А ещё, конечно, обязательно присутствовали алкоголь или ещё какая-то непонятная дичь.
Обычные составляющие подобных историй, ни один рассказ без них не обходился. Но сейчас для Айдена прозвучало зловеще. Ему был близок безумный художник. Пусть сам Айден совершенно не умел рисовать, но понимал, как ты начинаешь видеть то, чего нет, а в твоих руках тени, которые способны уничтожить тех, кто рядом с тобой. И эти мысли выедают тебя изнутри.
Кто знает, какие тени были у Каннингема. Может, что-то из стихов, которые написал его друг, вовсе не вымысел, а основаны на безумных образах художника.
– Они тоже тут учились, – негромко сказала Лорена. – Вот рисунки в Академии и остались. Потом поехали в столицу, и Раттер-Кристи стал любимым поэтом при дворе. Работы Каннингема тоже обожали, но они становились всё мрачнее и тревожнее, а он перестал выходить из дома. Говорят, последние картины он рисовал своей и чужой кровью. Говорят, Раттер-Кристи знал об этом и даже отдавал собственную.
Голос Лорены звучал низко, с хрипотцой, и в тенях от камина и свечей, под пристальным взглядом стеклянных бычьих глаз со стены, слышался пронизывающим. А может, дело было в том, что речь шла не о каких-то давних временах. Раттер-Кристи и Каннингем учились в этих же стенах, может, даже в этой же комнате сидели! Здесь придумывали свои первые шедевры.
А закончили в мансардной мастерской, полной портретов, написанных кровью.
– Если истории не врут, – заметила Лидия. – Я слышала, что Каннингем совсем обезумел и творил ужасные вещи, а ваш обожаемый Раттер-Кристи его покрывал.
– Они были друзьями, – спокойно сказал Николас. – Ты бы так поступила? Сдала своего друга в приют для душевнобольных?
– Когда ты так поворачиваешь, звучит погано. Но что, если он был опасен для окружающих?
– Каннингем видел то, чего не замечали остальные, а кровью рисовал, потому что верил, что так переносит на холст саму жизнь.
– Значит, Раттер-Кристи потакал его безумию. Так себе дружба.
– А они не очень отличались. Почитай стихи Раттер-Кристи, в них похожие образы. Но он умеет с ними жить.
– Насколько я слышала, живёт он с какой-то актрисой, чем шокирует весь двор.
– И регулярно навещает Каннингема. Откуда мы знаем, о чем они говорят под крики безумцев?
Лидия не стала возражать, но скрестила на груди руки, выражая всем своим видом несогласие. Николас оставался спокойным, небрежно сидя на подлокотнике софы. Он снова взял в руки книгу, пролистал её, но бездумно, не пытаясь остановиться ни на одном стихотворении.
Фляжка с напитком задержалась в руках Кристиана, хотя пить он не торопился. Доставший бумагу для эскизов Роуэн что-то набрасывал угольком, за окном шумел усилившийся дождь.
Потянувшись, Лорена перехватила фляжку у Кристиана:
– Учтите, если кто-то из вас сойдёт с ума, я кровью делиться не буду.
– Потому что ждёшь своего вампира, – заметила Лидия. – Томного меланхоличного гостя, как в романах Селесты Гамильтон. А на тебя, между прочим, Райли Мюррей засматривается! Мне нашептали, что мечтает о тебе ночами.
Лорена застонала:
– Фу, Лидия! Он меня не интересует.
– Конечно. Как и любой другой, кто не бледен и не хочет испить твоей крови не ради искусства, а ради обычного голода.
– Ради любви.
– Любовь – штука не слишком полезная в жизни.
Сложно сказать, Лидия верила, хотела верить или убеждала саму себя. Её можно было бы счесть слишком корыстной, но Айден знал, почему так. Блэкторны владели промышленностью, многие относились к ним с предубеждением, и сыновей у них не было, только дочери. Лидия старшая. Поэтому она так хотела найти мужа с безупречной репутацией и высоким положением. Это обеспечило бы не только её, но и семью. Дало необходимый статус, принесло уважение.
А ещё младшие сестры. Если Лидия удачно выйдет замуж, самые знатные кавалеры сочтут за честь просить их рук, они будут свободны в выборе. Если же у Лидии ничего не выйдет, им всем придётся туго.
Неважно, чего на самом деле хотела Лидия. У неё была цель ради себя, семьи и сестёр. Они смогут выбирать. Но не она. У неё нет роскоши мечтать о красавце вампире – или тратить время на человека, чья репутация не безупречна.
– Что ты рисуешь? – спросил Николас.
Перевернув бумагу, Роуэн показал пока схематичную, но очень узнаваемую оранжерею. Она походила на ту, что стояла в саду Академии, но всё-таки представляла собой что-то оригинальное. Металлические завитки, стеклянные стены и купол с размазанными набросками украшений.
В оранжерее не было растений. В прозрачные стенки бились призраки, теснившиеся внутри, они хотели выбраться, прикладывая ладони к стёклам.