Связь тихонько вибрировала между ними, но эмоции были настолько яркими, что без труда переливались от Айдена к Николасу и обратно, так что становилось непонятно, где заканчивался восторг одного и начинался другого.
Рядом с деревьями пахло сыростью и гниющими листьями, притаившейся осенней влагой. В лицо хлестал ветер, и казалось, то ли за собственной спиной, то ли на спине коня вырастают крылья, которые несут над землёй, быстрее и быстрее.
Не удержавшись, Айден рассмеялся, и звуки его голоса ветер тут же снёс назад.
На тропе Николас не замедлился: для экипажей разъезженная дорога наверняка выглядела сущим ужасом, но и вела не к столице, а наоборот, к дальним деревням и городкам, откуда привозили сено и продукты. Там жило и большинство слуг, приходивших на работу в Академию.
Когда впереди показалось озеро, Николас потянул за поводья, и Туман пошёл рысью. Догнав их, Айден с Угольком тоже замедлились.
Они спускались с небольшого пригорка. Наверняка Николас специально выбрал длинный путь. От Академии до озера можно дойти за пять-десять минут, но через натоптанную тропу по лесу. Кругом вышло намного дольше, зато можно в полной мере оценить красоту пейзажа. Николас, конечно, не художник, но точно поэт. Для него красота окружающего мира – тоже поэзия.
Озеро было небольшим, но, как знал Айден, глубоким. Конечно, с ним было связано несколько легенд, Айден не помнил точно, но что-то о смертях и призраках по осени, как же иначе? Сейчас водная гладь отливала голубым и отражала порыжевшие деревья. Даже без яркого солнца картина представала светлой и очень умиротворённой.
– Вон там, – рукой в перчатке Николас указал на дальний берег. – Ближе к Академии. Видишь пустое место?
– Вижу.
– Там обычно и устраивают праздники, рядом с причалом.
– А лодки где?
– Да их тут отродясь не было! В сарае хранят всякий хлам для праздников, там ещё парочки обжимаются. А причал красивый, вот его и подновляют. Но лодок тут нет.
Длинные доски нависали над водой, за ними виднелся небольшой лодочный сарай. На берегу проходили официальные праздники и вечеринки, за которыми следили преподаватели. Хотя бы в самом начале.
Николас двинулся по берегу озера, Айден рядом с ним. Маленькие волны лениво накатывала на камушки, совсем не так, как на большой воде, но по-своему умиротворённо. Море Айден видел несколько раз в жизни. Южное, куда они ездили однажды летом всей семьёй, ему не понравилось. Только Конрад загорал на солнце, Айден с Роуэном бурчали и прятались в тени. А вот северное вызвало больше положительных эмоций. Жаль, тот визит был коротким и официальным, а сам Айден очень маленьким.
Щеки Николаса раскраснелись, волосы растрепались, серёг на прогулку он не надевал, так что выглядел мальчишкой, сбежавшим с занятий строгого учителя. Вряд ли Айден сильно отличался от него.
Чуть приподнявшись в стременах, не усидев на месте, Николас продекламировал витиеватые строки, из которых Айден понял только что-то о том, как падающие слёзы оставляли круги на воде, а потом поднимались дождём.
Когда Николас замолчал, Айден проворчал:
– Слишком сложный поэтический образ.
– Как хорошо, что это не мои стихи! Я бы обиделся.
– Раттер-Кристи?
– Это не единственный поэт на свете, неуч ты непоэтический! Батлер Синклер.
Нахмурившись, Айден подумал, что имя ему знакомо:
– Уж не то ли Синклер, который написал «Жнеца ночи»?
– Он самый! Роман о кровопийце. Вызвал моду на вампиров и даже вдохновил мисс Гамильтон, которой зачитывается Лорена. Ты в курсе, что он тоже тут был?
– Вампир?
– Синклер. Учился в нашей Академии. Уж не знаю, что его вдохновило на вампиров, но стихи и вправду об этом озере.
Подобными книгами Айден не увлекался, хотя «Жнеца ночи» читал. Ему нравились вещи, где над героями довлел зловещий рок, но они всё преодолевали. Либо совсем уж приключения. Синклер предпочитал необычную форму, но особого восторга у Айдена его кровопийца не вызвал. Как и услышанные стихи.
– И о чем они? – спросил Айден, догадываясь, что сейчас услышит очередную страшную легенду, о которой будет вспоминать, когда проснётся среди ночи.
Так и вышло.
– Озеро на картах значится как Обсидиановое и считается частью территории Академии. Но все называют его Озером слёз.
– Уверен, мне не понравится причина.
– Тебе понравится! – заявил Николас. – Когда лорд Маверик Мэддон то ли планировал закладывать академию, то ли даже не нашёл ещё этого места, тут недалеко стояла деревня. Дочь кузнеца забеременела, а замужем не была. И её отец решил, что она отдалась злому духу, который отвернулся от Безликого. Не живой и не мёртвый. Гм, может, этим и Синклер потом вдохновлялся, только крови добавил для яркости картинки.
– Так что девушка?
– Одним туманным утром кузнец взял лодку и вместе с дочерью отправился к центру озера. Он решил её утопить, чтобы никто не узнал о позоре семьи.
– А зачем дочь с ним пошла? – спросил Айден.
– Откуда я знаю? Может, они тут рыбу ловили, она помогала. Что ты к деталям привязываешься?
В голосе Николаса зазвучало раздражение, и Айден примирительно поднял руку. В конце концов, иногда и правда лучше послушать историю, а не докапываться для деталей.
– Так отец утопил свою дочь?
Николас кивнул:
– Её и нерождённого ребёнка. Легенда гласит, что когда она опускалась на дно, то смотрела сквозь толщу воды и говорила, что ей холодно. Она не понимала, что умирает, потому что не ожидала такого от собственного отца. Она просила согреть её, и отец нырнул вслед за ней. Так они все и погибли.
Благоразумно промолчав, Айден не стал спрашивать, а кто ж тогда рассказал все эти детали, если действующие лица там и померли. Но на самом деле не так важно, что именно произошло в тот день. Вполне возможно, в озере и правда отец утопил свою дочь, которая с кем-то поразвлеклась не сеновале. А потом и сам утопился.
Безликому плевать, рождён ребёнок в браке или нет. Ему даже плевать, рождён ли он. Волновала только смерть. Другие боги не были столь благосклонны. Золотая госпожа покровительствовала полям и матерям, но карала тех, кто нарушал брачные обеты. Ей поклонялись в деревнях, приносили жертвы, чтобы она благословила урожай с колосьями такими же золотыми, как её косы.
Необразованный крестьянин мог решить, что, убив провинившуюся дочь, ещё и деревню от голода спасёт! Дикие заблуждения, но искоренить их полностью никак не выходило. В отдалённых уголках даже верили, что надо резать младенцев, отдавать земле, чтобы она возвращала им дар.
Айден передёрнул плечами. Одно дело – храм Безликого, где пытались облегчить смерть, а все приношения должны быть добровольными. И совсем другое – младенцы, которых закапывают в землю в угоду даже не воле богини, а своим представлениям об этой воле!
Долго молчавший Николас неожиданно продолжил:
– Говорят, пока дочь опускалась на дно, отец проливал слезы, от которых шли круги на воде. А потом нырнул вслед, и на глади озера осталась только пустая лодка. Теперь же, когда накрапывает и в воздухе стоит морось, можно увидеть, как в центре озера дождь идёт вверх, а в его струях парит женщина с младенцем на руках. Порой в ночи на берегу видят огни, но ни в коем случае не стоит за ними идти. Потому что девушка и её ребёнок выходят из воды, чтобы найти путь домой. Но их дома давно нет, а они мертвы, поэтому неизменно вернутся в воду. И утащат за собой тех, кто окажется в этот момент на берегу.
Звучало зловеще. Айден покосился на озеро, почти ожидая увидеть фигуру, но там никого и ничего не было. Что ж, значит, призраков он видит только в стенах Академии. И то неплохо.
– Хотя последнее вряд ли правда, – весело закончил Николас.
– Что? – как-то беспомощно спросил Айден. Он не сразу понял, что Николас не о его мыслях, а о рассказе.
– Огни на берегу. Вот это могли придумать уже студенты, потому что здесь часто устраивают свиданки и мини-вечеринки. Вот и дополнили легенду, чтобы никому не пришло в голову приходить, если вдруг огни увидят.
Некоторое время они ехали в молчании. Прогулка приятно разогрела мышцы и проветрила голову, возвращаться к эссе по философии желания уже не возникало. Николас молчал и чуть щурился, подставляя лицо ветерку и прячущемуся за облаками солнцу. То ли связь уже истончалась, то ли эмоции не были яркими, но Айден чужих почти не улавливал. Хотя и так мог понять по умиротворённому виду Николаса, что он испытывал примерно то же, что и он сам.
– Так у вас в храме были коровы? – спросил Николас.
Похоже, он запомнил те фразы ночью, когда Айден не дал Николасу уснуть в одежде.
– Конечно, – кивнул Айден. – Жрецы Безликого приносят жертвы быками, забыл?
– Нет уж, не пытайся перевести тему! Вечно ты о жертвах и крови, и какие жрецы унылые. Я про другое. Как ты жил? Я так понимаю, вас учили и общим предметам, и специальным жреческими. А за курицами кто ходил, вы?
– Да что ты привязался к животным.
На самом деле Айден и сам ловил себя на мысли, что старательно вспоминает ритуалы и кровь, жертвы и молитвы, но ведь обычные дни состояли не из них. Не только из них.
– У нас был курятник. И большой хлев. Бездна, я звучу как деревенский простачок!
– Ерунда, – отмахнулся Николас. – В поместье отца тоже был курятник. Мне нравилось яйца воровать.
– Зачем?
– Отдавал их кошке. Да что ты так смотришь! На кой мне сдались яйца? Всё удовольствие было в процессе.
– А если тебя ловили?
По связи прошла дрожь, но так быстро, что Айден не смог понять эмоции, только заметил, как Николас скривился и крепче сжал поводья:
– Наказывали. Так как вас называли в храме, служками?
Считалось, что магия «созревает» тогда же, когда и тело, поэтому в подростковом возрасте определялось, насколько сильны способности. Есть они вроде как у всех, но у большинства простолюдинов не проявляются или проявляются слабо. Жрецы Безликого внимательно следят и при достаточном уровне магии отправляют таких детей в магические школы, где их учат владеть силой, а после этого они работают зачарователями в городах.