К счастью, сегодня все подтягивались в Молельный зал в приподнятом настроении, потому что вечером ждал традиционный Рябиновый ритуал. Ещё и дополнительный интерес вызывал тот факт, что проводил его принц.
Вообще-то Айден чуть не забыл.
Лестер Мэннинг преподавал религию и по совместительству служил жрецом в Академии. Существовала сложная иерархия и ступени посвящения, соответствующие тем или иным обрядам. Айден не мог совершать любые, потому что не закончил обучения, но его ступень посвящения была даже выше, чем у Мэннинга. И тот попросил провести ритуал.
После этого успела случиться вечеринка и собственно праздник, где Николас чуть не утонул. Ах да, ещё до этого с Роуэном творилось непонятно что, а после с собственной магией Айдена. Да уж, он как-то напрочь забыл о ритуалах.
В отличие от занятий, тут Айден ничуть не волновался. В столичном храме главный жрец проводил только важные и значимые обряды, а вот такие часто оставляли служкам высоких степеней посвящения. В прошлом году Айден уже проводил Рябиновый ритуал.
Стены храма украсили венками, яркие алые ягоды отлично сочетались с полночно-синим убранством и молитвенными лентами на шестах. Студенты расселись на полу, ближе к выходу устроилось и большинство преподавателей. У многих в руках были чётки из косточек, у других – медальоны с молитвенными скрижалями. Считалось хорошим тоном взять небольшую веточку и засушить до следующего года – на удачу. Так что после ухода студентов почти не придётся зал убирать, и так ничего от венков не останется.
Николас бесцеремонно уселся в первом ряду, скрестив ноги. Роуэн устроился тут же и потащил за собой Кристиана – Айден видел, как тот думал остаться ближе к стене. На него даже покосились с неодобрением некоторые студенты, но Роуэн глянул так грозно, что вмиг перестал быть милым, напомнив, кто здесь принц.
Наверняка из-за семейной истории Кристиана многие считали, что ему вообще не место в храме. Как же, отец – знаменитый убийца, мать – скорее всего, иноверка. Хотя насчёт последнего Айден сомневался. Иначе кто приучил Кристиана к вере в Безликого.
Лорена и Лидия тоже устроились в первом ряду. Как и все остальные, они были в форме Академии, а у Лорены в руках Айден заметил маленькую костяную фигурку животного, украшенную рябиной. Они были связаны с древней легендой о старом змее, который очень устал от жизни, но не мог умереть, пока Безликий не услышал его молитвы и не забрал к себе, а из костей сложил первый храм.
Обычно такие фигурки отдавали тяжело больным, жаждущим облегчения, или, наоборот, тем, кому желали долгой жизни. На Празднике рябины да ещё с ягодами фигурка точно была о втором. Скорее всего, Лорена хочет благословить её и подарить отцу.
Жрецы носили кожаные одежды, чтобы легче было смывать жертвенную кровь, но у Айдена с собой их не было, а Мэннинг был выше и на порядок шире в плечах, поэтому Айден предпочёл достать обычную одежду из чемодана. Это не запрещалось правилами.
Он облачился в чёрные штаны и рубашку, расшитую серебром. Она застёгивалась под горлом стоячим воротником, который заставлял держать голову прямо. Одежда не очень подходила жрецу, зато подчёркивала статус принца, в данном случае позволялось обойтись без традиционного капюшона.
А вот маска была обязательной. Жрецы Безликого бога и сами должны оставаться безликими во время ритуалов – даже если всё остальное вопит о том, что он принц.
Маски служек полностью скрывали лица. Чем выше ранг, тем меньше маска, потому что через жрецов говорит сам Безликий. У Мэннинга оставались закрытыми нос и верхняя губа. У Верховного жреца в столице – символическая полоска на глазах.
Маска Айдена скрывала лоб, глаза и нос. Выполненная из костяного фарфора, она казалась выбеленной костью, расписанной чёрными, тонкими, как волос, линиями, украшенными алыми драгоценными камнями.
Подобные вещи всегда были индивидуальными, и маска Айдена отражала и его жреческий ранг, и статус принца. Когда он уходил из храма, то взял её с собой. Потому что неважно, что он не закончил обучение, он всё равно оставался жрецом определённой ступени посвящения.
Айден вышел перед собравшимися, и все разговоры тут же стихли. Ладони Айдена скрывали чёрные перчатки, когда он развёл руки в стороны и призвал к молитве осеннего праздника.
– Во имя урожая собранного и ожидаемого. Во имя колосьев, которые умирают сейчас и возродятся по весне. Во имя прошлых и грядущих лун. Потому что вся наша жизнь – это бесконечный цикл. И однажды мы умрём, чтобы возродиться.
Традиционные формулы, которыми предварялись почти все ритуалы, менялись только детали. Например, сейчас было обязательно упоминание урожая.
Развернувшись к статуе Безликого, Айден сложил руки в молитвенном жесте и услышал шелест за спиной: все собравшиеся сделали то же самое.
Сначала Айден громко произносил традиционную молитву в честь Праздника урожая. Частично она шла на имперском, частично на кальтонском, языке магии и древнего мира, когда впервые начали поклоняться известным сейчас богам и рассказывать истории о них.
Другие боги часто ссорились и мирились, одаривали своей благосклонностью, но чаще вовсе не отвечали. Безликий обычно связывался только с людьми. Он почти не фигурировал в историях об иных богах.
Вознеся молитву, Айден замолчал. Служками их гоняли, пока они вызубрили Молитвенную книгу, им ставили голос, чтобы он звучал спокойно и чётко.
Но вторая молитва – всегда молча. Всегда про себя. Потому что в этот момент каждый говорит с Безликим о том, что важно именно ему. Кто-то просил, кто-то воздавал хвалу, кто-то не очень верил, что обращался к богу.
Отличная возможность подумать о своём. Заглянуть не в ту Бездну, которая баюкает обитаемый мир, а ту, что отражается внутри.
К собственному удивлению, Айден понял, что не может не думать о смерти.
Не своей, конечно. Его жизнь – как и смерть – никогда не принадлежала Айдену полностью. Он принц, и даже когда не был наследным, не был отправлен в храм, не мог делать то, что ему вздумается. Но это не вызывало бурных эмоций. Отчасти потому, что об этом иногда говорил отец, очень спокойно и умиротворяюще:
– Это не значит, что твоя жизнь состоит из обязанностей. Это значит, Безликий спросит с тебя чуть больше.
К ответу Айден был готов. Поэтому, стоя перед статуей Безликого и вдыхая аромат благовоний из подвешенных курильниц, думал о чужих смертях. О Николасе, о Роуэне, даже о родителях. О Конраде, конечно. Юном принце, которому не дали стать взрослым. Чей прах лежит в императорской усыпальнице.
Считалось, что после смерти души отправляются в объятия Безликого. Некоторые сливаются с ним, становятся частью его самого, отражаясь в воде, небе, ветре, земле, каждом живом существе. Большинство предпочитает перерождение и возвращается в мир в новом теле. И только если душа уж слишком напортачила, то отправлялась в Бездну. В ничто, окружавшее мир, не смерть, а отсутствие жизни. Самое страшное наказание.
Существовали легенды о тех, кто сумел обмануть смерть и Безликого, вроде Морвены и Люциуса. Говорили о призраках, душах, которые по каким-то причинам не могли или не хотели покинуть важное для них при жизни место. Но это всё не признавалось храмом.
Но самой страшным, конечно же, считалось допущение, что объятия Безликого – это пустота. Не Бездна, конечно, но и не вечный покой. А отсутствие желаний, страстей, памяти, всего того, что делает людьми. Это и есть истинная смерть.
Лет триста назад от храма Безликого откололось вот такое учение арабитов, основало свой орден, но оно признавалось ересью. Потому что в нём не было надежды, не было покоя, была только смерть.
Но даже в столичном храме ночами служки перешёптывались: а вдруг это правда? Безликому плевать на людей. Он – бесконечное ничто, смерть. Так с чего объятия божества должны быть ласковыми? Они могут быть ничем.
Айден боялся этого. Боялся, что Конрад вовсе не ждёт перерождения. Не обитает в ласковых объятиях Безликого, вечно юный. Что он исчез. Умер. Обратился прахом. Все его надежды, мечты, стремления – их больше нет.
Поэтому так любили истории, подобные истории матери Николаса: Безликий ответил на её молитвы, принял сделку. А значит, он не слепой и глухой бог, не Бездна и не пустота.
Время сегодняшней жертвы тоже наступало.
Обернувшись к залу, Айден сделал сложный жест, означавший окончание молитвы. У знаков было много значений, они тоже пришли из кальтонских практик, и первоначальный символизм давно был утерян.
Позади статуи Безликого стояла плетёная клетка, в которой чёрная курица дожидалась своего часа. Айден взял её одной рукой, второй сжал церемониальный нож, лежавший перед статуей Безликого.
На шее птицы была повязана нитка с ягодами рябины. Такая же была обёрнута вокруг рукояти чёрного ножа.
Воздав короткую молитву, Айден перевернул курицу и одним движением перерезал ей горло. Пока птица ещё дергалась, кровь хлынула в широкую фарфоровую чашу, и в воцарившейся тишине Молельного зала было слышно только её журчание о дно.
– Отдавая душу перерождению, Безликий жертвует телам свою кровь как часть жизни, часть общей связи. После смерти мы возвращаем кровь ему. Как возвращаем сейчас во имя этой жертвы. Красной, как рябиновые ягоды.
Когда кровь стекла, Айден аккуратно положил курицу. В столичном храме их потом готовили со специальными травами, из вываренных косточек делали гадальные наборы или украшения для прихожан. Как организовано в Академии, Айден не знал, но это уже дело Мэннинга.
Тут же стояла миска с костяной пылью, чтобы благословить пришедших, но не успел Айден к ней потянуться, раздался звонкий голос:
– Я хочу благословение кровью.
Конечно, промолчать Николас не смог. Он поднялся на ноги и, широко улыбаясь, смотрел на Айдена. Он предполагал, что Николас откажется от благословения, сегодня это допускалось, но тот решил иначе.
Чаша с жертвенной кровью оставлялась у ног Безликого. Позже остатки высушивали и использовали в ритуалах. Благословение кровью обычно делали в более важных обрядах, можно было и попросить, но мало кто решался.