Александр Равенскорт тоже отучился в Обсидиановой академии, а потом пожелал сделать военную карьеру. Он был единственным ребёнком в семье. Хотя у него родилось четверо или пятеро старших братьев и сестёр, все они умерли ещё в младенчестве, так что магам пришлось выяснять, не было ли это результатом запретной магии. Ничего не нашли, но при дворе тогда подозревали побочную ветвь Стэнхоупов, тоже представителей Древних семей, чья основная ветвь упустила императорский трон, зачахнув. Беспокоились, что они хотят вернуть его, хотя прав никаких не имели. Но если бы у Равенскоротов не стало законных наследников, кто знает, как бы повернулась судьба.
Слухам вроде как не доверяли, но когда Александр отслужил пару лет на границе, он вернулся ко двору, чтобы вникнуть в тонкости политики – и жениться на Ариане Стэнхоуп. Не то чтобы это было решённым делом, но император настаивал, это бы устроило всех, Александру было всё равно.
А потом на балу увидел Корделию Солсбери.
Она была привлекательна, но единственная дочь лорда Солсбери, который не отличался ни высоким положением, ни отменным здоровьем. Даже на бал Корделию привёл один из её старших братьев: семья рассчитывала, что она найдёт приличного мужа. Но уж точно никто не считал её достойной принца.
Александр заявил, что либо он женится на Корделии, либо у будущего императора никогда не будет жены. Его отец рвал и метал, мать уговаривала, но фамильное упрямство Александр унаследовал в полной мере. Он стоял на своём.
В итоге всем пришлось уступить, и позже даже дед Айдена признавал, что Корделия – лучшее, что могло случиться с будущим императором. Не только из-за того, что она родила трёх здоровых сыновей, но и из-за того, что она правда оказалась умна. Там, где Александр действовал напрямую силой, она советовала, как и на кого надавить или использовать.
Ни для кого не было секретом, что нынешний император твёрдо стоял на ногах, но нити интриг сжимали тонкие пальцы Корделии. Она никогда ничего не делала у него за спиной, но активно участвовала в политической жизни, разъезжала с визитами по всей империи и, как говорили, однажды кинжалом заколола подосланного к ней убийцу.
Последнее Айден точно считал богатым воображением поэтов, но мать всегда поощряла подобные рассказы.
– Как бабушки и дедушка? – спросил Роуэн.
– Бабушка Берта надеется, что летом вы приедете в поместье Солсбери. Дедушка Эдмунд, конечно, жалуется на здоровье. У бабушки Серафины… всё в порядке.
Лорд и леди Солсбери, родители Корделии. Со стороны императора была только бабушка Серафина, но она давно перестала хоть кого-то узнавать, поэтому о ней всегда говорили сдержанно. Она в порядке. Без изменений.
– Расскажите нам всё о ваших делах, – заявила Корделия, ловко орудуя ножом и вилкой. – Начните с вечеринки и как там его, Байрон Уэлтер?
Айден не сомневался, что мать прекрасно помнила имя Байрона, лишь делала вид, что это не так. Он пустился в долгий обстоятельный рассказ, опуская всё, что было связано с Обществом привратников. Когда он едва не проговорился об этом, Роуэн выразительно глянул на него.
Они решили, что эти разговоры оставят на потом, когда после показательной магии и перед балом смогут побеседовать с глазу на глаз в комнате, где будут специальные артефакты, которые не позволят никому подслушать. На этом настаивал и Роуэн, который хотел сам рассказать родителям, что вспомнил, и Николас, утверждавший, что имя Линарда Уэлтера и его отца лучше произносить со всеми возможными предосторожностями.
Слуги входили и выходили из комнаты, приносили новые блюда, императрица поделилась последними сплетнями из дворца, о которых Айден не имел представления, зато Роуэн заинтересовался.
Николас сидел тихо, его манеры за столом были безупречны. Наконец, император обратился к нему:
– Я слышал, генерал Харгроув приедет только завтра на церемонию.
– Вроде бы.
– Вроде?
– Мы не очень много общаемся с отцом.
Император нахмурился, а Корделия с невозмутимым видом заметила, прежде чем отправить в рот кусочек рыбы:
– Слышала, он снова что-то не поделил с лордом Уэлтером. Он тоже приедет завтра.
Наверняка она точно знала, что именно они «не поделили», но не собиралась сейчас уточнять детали. А вот то, что Уэлтеры приедут не скоро, на самом деле радовало. Чем дольше их нет рядом с Байроном, тем лучше.
Расспрашивать Николаса император не перестал:
– Чем планируешь заняться после учёбы?
– Думал о военной карьере где-то на границе.
После этого Николас с удивлением глянул на Айдена, видимо, уловив его недовольство, но не понимая причины.
Император удивился:
– От твоего отца я слышал другое.
– Как я мало общаюсь с отцом, так и он редко осведомлён о моих планах.
– Но ему докладывают о твоих достижениях. Я помню, как предлагал ему короткий отпуск, когда стало известно, что ты едва не вспыхнул дикой магией в лицее. Но он отказался.
– В этом не было необходимости.
Настал черёд Айдена удивляться, потому что он не мог понять скользнувших по связи эмоций Николаса. Только потом осознал… это что, смущение?
– Я видел твои академические успехи, Николас, – продолжил император. – Не выдающиеся, но неплохие. Проблемы только с дисциплиной.
– Да, – пробормотал Николас, – ваше величество.
Он опустил голову, ковыряясь в рыбе, и Айден осознал в полной мере: Николас Харгроув смущался! Не язвил, не пытался быть дерзким, смущался, когда речь шла о нем. Ему казалось, император его оценивает и не находит удовлетворительным. Айден знал, что это манера общения отца, и что он на самом деле думает, вообще никто не знает.
Николас сидел скованно, и по связи до Айдена дошла рябь стыда, оттенённая головной болью.
– Мои успехи тоже пока не выдающиеся, – сухо заметил Айден.
– И мои, – внезапно поддакнул Роуэн.
Императрица тепло улыбнулась и коснулась пальцами массивного перстня. Он казался простым, но Айден знал, что в нем волосы Конрада.
– Но я стараюсь, – заявил Роуэн. – Хотя рисовать у меня выходит лучше, чем заниматься точными науками.
– Или магией, – вздохнула императрица. – Хотя у тебя прекрасные способности!
– У нас с Кристианом отличная связь. Хоть и не идеальная.
Кристиана на семейные встречи не звали. В основном это объяснялось положением его семьи, эта дружба императору не нравилась.
Пусть Айден и сам планировал с упрямством настаивать на знакомстве Николаса с родителями, они тоже хотели присмотреться к нему. Потому что он сдружился с наследным принцем. И потому что они колдуют вместе, а значит, Николас отчасти может залезть в голову этому наследному принцу.
– А у вас, мальчики, идеальная связь, – заметила императрица. – Я рада тому, что твоя магия, Айден, в порядке. Хотя настоятель Айзенвар высказывал беспокойство по этому поводу.
– Настоятель столичного храма Безликого? – уточнил Роуэн.
– Именно. Часто спрашивал, как дела Айдена в Академии по части магии.
Вилка Николаса с громким звоном упала на тарелку. По связи он отгородился, так что Айдену оставалось догадываться, о чём он думает. Мысленно Айден взмолился: не надо, Николас, вот не лезь на рожон, только не сейчас.
Но если разговоры о себе Николаса смущали, то здесь смолчать он не мог.
– Как мил этот ваш настоятель, – протянул Николас. – Она там ничего больше не счёл нужным сказать? Или вы и так всё знали?
Мысленно Айден застонал. Конечно, он планировал поговорить об этом с родителями. Только позже и не настолько в лоб.
– Нахальный пацан, – хмыкнул император.
– Так вы знали, что для Айдена нет необходимости до конца жизни торчать в храме?
Судя по недоумению на лицах императора с императрицей, они не знали. В этом Айден почти не сомневался. Никто этого не знал, раньше отпрыски Равенскортов с хаотичной магией не покидали храмы. Никто не проверял, успокоилась ли их сила. Такую возможность даже не допускали.
Николас, закончи на этом, просто замолчи.
– А вы знали, что в храме поставили блок на магию Айдена? И ему было плохо каждый долбаный раз, когда он колдовал один?
Бездна.
Но сколько бы Айден мысленно ни пытался заткнуть Николаса, сейчас на лица родителей он смотрел с невольным замиранием. Потому что, если бы увидел, что они в курсе, что это всё с их ведома… он мог понять Николаса, который взбрыкивал каждый раз, когда кто-то пытался его ограничивать.
Брови императора в удивлении взлетели вверх. На лице императрицы отразилось недоумение, а потом что-то похожее на ужас.
– Это правда, – тихо сказал Роуэн. – Мы сняли блок. Почти случайно, когда собрали круг.
– Точно поставили в храме? – сдавленно спросила императрица.
Николас пожал плечами:
– Мы не знаем. Но больше некому.
За столом воцарилась тишина, а потом комната буквально завибрировала от силы и ярости императора. По столешнице между блюд завихрились тени, дыхание перехватило.
– Грязные ублюдки! Айзенвару не сносить головы.
– Думаю, он из лучших побуждений, – вставил Айден. – Боялся, что я могу навредить и себе, и окружающим.
– Да плевать, из каких он побуждений! Он должен был поставить нас в известность. А не накладывать на принца воздействие втайне от всех! Это измена.
Корделия положила свою маленькую ладонь на сжатый кулак мужа, и тени опали, а вместе с ними и удушающая императорская сила. Да уж, вот такого Айден пока не умел! Он судорожно втянул в лёгкие воздух.
Голос Корделии звучал как острие кинжала, которое она уже приставила к горлу храмового настоятеля:
– Когда вернёмся в город, мы допросим его. Если всё так, он понесёт заслуженное наказание.
Дверь распахнулась, вошли слуги с новой сменой блюд, так что все замолчали, а император убрал остатки силы. Но стоило двери вновь закрыться, императрица захотела узнать детали.
Отвечал ей Роуэн, потому что Николас замолчал так же резко, как он решил всё выложить, а сам Айден мог рассказать о ритуале не слишком много. Только о кустах роз, с которыми ему пришлось сродниться из-за попыток в самостоятельные чары.