— Выпей это. Снимет боль.
Я послушно потянулся за таблеткой. После всего, что было в машине, разыгрывать из себя не чувствительного к боли супермена уже не имело смысла.
— Лежи, — приказала незнакомка, хотя я вовсе не порывался встать. — Ты точно не хочешь в больницу? Слезоточивый газ — это очень серьезно…
Я помотал головой и, закрыв глаза, откинулся на подушку.
Наверное, я задремал. Потому что когда я вновь пришел в себя, то почувствовал себя настолько лучше, что даже смог сесть. А потом и встать. Мир больше не рассыпался на отдельные фрагменты пазла, но, главное, из моей головы вытащили раскаленный шомпол. О происшествии напоминал разве что мой левый глаз, в котором время от времени пульсировала затаившаяся тупая боль.
С интересом поглядывая по сторонам, я изучал помещение, в котором оказался волею случая. Непривычная обстановка. Ультрасовременная, я бы сказал. Огромные, почти до пола, окна. Минимум мебели. Картины на стенах, состоящие из ломаных линий, кривых треугольников и прочих геометрических фигур «навеселе». Лишь два изображения — юный белокрылый ангел, да черная собака — выбивались из общего ряда и показались мне смутно знакомыми.
— Зачем ты встал? Тебе еще рано!
Я моргнул. Ангел с собакой пропали.
Незнакомка успела снять свои «лабутены» и переодеться в джинсы. В обычной футболке с завязанной в хвостик рыжей гривой она уже не выглядела столь сногсшибательно, как на улице, — обычная симпатичная девчонка. А, главное, без своих трехэтажных каблуков она оказалась даже чуть ниже меня.
— Все в порядке, — сказал я. — Спасибо.
— Это тебе спасибо. Если бы не ты… Даже не знаю… — она неловко уселась на диван. — В сумке были все мои документы, банковские карты. И, главное, мне пришлось бы объясняться с папой, почему я…
Хозяйка квартиры замолчала, подбирая слова.
— В общем, это не важно, но ты меня сильно выручил, — закончила она. — Кстати, меня зовут Алена. Первый курс мединститута.
Алена вопросительно подняла брови, ожидая от меня ответного представления.
— Роман.
Я был краток.
— Очень приятно познакомиться, Роман, — хмыкнула Алена. — Тебе повезло, что ты спас будущего врача, умеющего оказывать первую помощь.
Я вспомнил ее «помощь», больше похожую на поцелуи, и тоже хмыкнул. Но про себя.
Алена же, критически оглядела мою физиономию и изрекла:
— Надо заняться твоим глазом. Я сейчас вернусь.
В ее тоне прозвучала безапелляционность будущего доктора. Интересно, глаз она мне будет лечить тоже «искусственным дыханием»?
Через минуту Алена вернулась с какой-то баночкой, усадила меня лицом к окну и начала лечение. И пока она занималась моей пострадавшей физиономией, я украдкой ее разглядывал. Вблизи, без косметики красавицей ее вряд ли можно было назвать. Скорее, симпатичной и милой. Смыв тушь и помаду, вместе с ними Алена смыла и свою ослепительную недосягаемость. Теперь она уже не казалась мне небожителем, спустившимся прямо с Олимпа или со страниц глянцевого журнала.
— Смазывай этим гематому три раза в день, пока она не исчезнет, — велела Алена, закончив процедуры.
— Спасибо, — искренне поблагодарил я.
Мазь приятно холодила кожу, да и глаз уже почти перестал дергаться, словно наркоман на танцполе.
— Знаешь, — вдруг сказала Алена. — Я вот сейчас о чем подумала… Пожалуй, никто из моих знакомых в той ситуации не стал бы вмешиваться. Никто. А ты не испугался. Ты удивительный.
Она потянулась ко мне и нежно поцеловала в щеку.
Я пребывал в замешательстве, да еще, наверное, и покраснел как вареный рак. Я всегда краснею, когда меня хвалят. А если хвалит красивая девушка, сидящая в полуметре от меня, то вообще полный мрак.
Алена отвернулась — видимо, тоже почувствовала себя неловко. Между нами повисло гнетущее молчание. О, эта великая пауза имени Станиславского! На театральных подмостках она, возможно, и оказалась бы к месту, но только не в общении молодых людей двадцать первого века.
— Я пойду, — наконец промямлил я, вставая.
Алена тоже поднялась. Она выглядела разочарованной.
— Я подвезу тебя.
Мы так и не проронили больше ни единого слова. Лишь раз я открыл рот, чтобы назвать свой адрес.
«Лексус» плавно остановился возле моего подъезда. Между нами вновь возникло неловкое молчание, смутившее нас еще больше. Я уже протянул руку к дверной ручке, но меня остановил вопрос Алены:
— Ты так и уйдешь? Не попросив мой номер телефона?
Моя тянувшаяся к двери рука описала параболу и вернулась в карман. С некоторым содроганием я вытащил из кармана пиджака старенький «Самсунг».
— Диктуй.
— Лучше я сама, — сказала Алена, забрав у меня телефон.
Она быстро поиграла кнопками и вернула мне мобильник.
— Пока, — буркнул я, убирая телефон.
Я взвалил на плечо тяжеленный рюкзак с книгами и открыл дверь.
— Пока, — протянула она.
В ее голосе слышалось разочарование.
Дома, свалив неподъемную ношу на пол, первым делом я потопал к зеркалу и с некоторым трепетом взглянул на свое отражение. Однако, увиденное превзошло мои ожидания. Уж не знаю, в чем было дело — медицинские ли способности моей новой знакомой оказались на высоте или удар грабителя получился смазанным, но мою физиономию украшали лишь ссадины на левом виске в духе голливудских боевиков, а вовсе не банальный фингал под глазом, как я опасался. Так что завтра на вполне резонный вопрос одноклассников «откуда это?» я смогу небрежно бросить «бандитская пуля». И это будет почти правдой.
Я сгрузил философские трактаты на кресло, выбрал книжку потоньше (как не странно, это оказался Ницше) и отправился на кухню, которая все еще носила следы утреннего потопа. Пары котлет и бутерброда с куском колбасы мне едва хватило на вступительную статью. Дочитав до высказывания философа «жизнь тяжело нести; нонепритворяйтесьже такими нежными! Мывсе прекрасные вьючные ослы иослицы» Ницше., я вздохнул, отложил чтиво и направился за ведром и тряпкой.
Вечером пришла странная смс-ка от Вовчик: «кто она?». Поначалу я хотел уточнить, о чем это он, но потом плюнул. Однако Вовчик не успокаивался. В течение получаса он забросил мне еще три сообщения: «ну ты даешь, чувак!», «не ожидал!» и «ну расскажи-и-и…».
Ладно, завтра разберусь.
8
— Не получилось, — печально констатировал ангел. Белоснежные крылья понуро волочились за спиной, перья поникли и потускнели.
— Да, не получилось, — подтвердил пудель. В его словах к удивлению примешивалась изрядная доля разочарования.
— Но почему? — вскинулся ангел. — Ведь успех был так близок! Он пять часов двадцать пять минут и тридцать секунд не думал о Ларе.
— Ага, — кивнул пес. — И еще полторы минуты, пока «любовался» на устроенный тобой грязевой гейзер. И как только такой чистоплюй, как ты, мог додуматься до подобного свинарника?
— Не рассчитал чуть-чуть.
Ангел смутился, но не выкинул белый флаг.
— Но ведь, согласись, это был хороший ход? — не сдавался он. — Труд отвлекает от дурных мыслей, облагораживает…
— Хм… По-моему, такой «труд» облагородить никого не сможет. То еще удовольствие.
— Удовольствие? Пф! Ты только и думаешь об удовольствиях! Вечеринках, развлечениях…
— А что плохого в вечеринках? Неужели ты действительно считаешь, что копошение с мокрой тряпкой в грязи или диспут на тему нравственности в трудах Ницше принесет больше пользы нашему подопечному, чем пенная вечеринка с девчонками в купальниках?
— Да, больше! — запальчиво выкрикнул ангел. — Гораздо больше, чем твои сомнительные девицы в купальниках!
— Хм… — вновь задумчиво усмехнулся пес. — Ну почему же сомнительные? Впрочем, насчет первой ты, пожалуй, в какой-то степени прав. Тут я согласен с тобой. И с котом, хотя, признаться, не люблю кошек…
— Еще бы ты любил кошек, — пробормотал ангел. — Ты им завидуешь. «Собака оплачивает хорошее расположение к себе покорностью. Кошка наслаждается при этом собою и испытывает сладострастное чувство силы». Ницше.
Пес проигнорировал выпад оппонента и закончил мысль:
— Но вторая-то ведь была хороша. А?
Ангел открыл рот, собираясь возразить, но пес его перебил:
— Ну хоть раз в жизни признай очевидное, хоть раз не будь ханжой и занудой!
Ангел осекся, подавившись невысказанной мыслью, и нехотя пробормотал:
— Ну да… где-то…
Пес удовлетворенно кивнул.
— Поначалу я был против, хотел вмешаться… — буркнул ангел.
— Я заметил, — вновь кивнул пес.
— Но потом решил отпустить ситуацию.
— И это я заметил.
— Так почему же все-таки не вышло?
— Если бы я знал! — тяжело вздохнул пес. — Красива, успешна, сексуальна. Что еще нужно?
— Она добра и милосердна, — с укором проговорил ангел. — Это важнее.
— Да какая теперь разница, — скорбно махнул лапой пес. — Воистину, Amantes sunt amentes Влюбленные — это безумные (лат.)….
Он витиевато выругался на латыни и с досадой засадил по мячу, который резво покатился через всю площадку, вздымая за собой тучи пыли. Раздраженно отпихнул задней лапой подвернувшийся под ноги игрушечный самосвал и уселся в кресло, печально свесив мохнатую башку вниз. Вид у него был удрученный и даже обиженный.
Пыль, выписывая замысловатые протуберанцы, медленно оседала на пол. На площадке повисло тягостное молчание.
— А что если… — подал вдруг голос ангел.
— Да? — поднял морду пес.
— Ты наверняка будешь против…
— Ну?
— Нет, ты непременно будешь против, но я призываю тебя подумать, прежде чем…
— Да не тяни кота за хвост! — нетерпеливо гавкнул пес. — Есть идеи — выкладывай! Потому что у меня они закончились.
— Я вот думаю, а что если нам пойти по другому пути?
Пес резко вскочил на лапы. Из его пасти вырвался рык, перемежаемый ругательствами.
— Да кто же тебя научил так кишки на кулак наматывать! А? Есть что сказать — говори!
В его бездонных черных глазах бушевало настоящее адское пламя, грозящее вырваться наружу. Но ангел лишь кротко повел крылом.