увствуют себя хозяевами положения всегда и везде.
Санитар напрягся и слегка подался в сторону пришельца, но одно, едва уловимое движение брови незнакомца буквально пришпилило его к стенке.
Подойдя к кабинету, откуда доносился монотонный бубнеж, Черный Костюм остановился и оглянулся на меня. Левая бровь вновь слегка выгнулась, на тонких губах промелькнула многозначительная улыбка. И от этой улыбки у меня сразу же заныло внизу живота, там, куда провалилась моя испуганная душа.
Незнакомец давно скрылся в кабинете, а перед моими глазами все еще стояла холеная рука с золотым перстнем на безымянном пальце, вальяжно прикасающаяся к ручке двери.
Вместе с ним в кабинет вошла тишина. Сколько я не прислушивался, больше не смог разобрать ни единого слова.
— Кто это? — спросил я озадаченно топтавшегося подле меня санитара.
— Это… Немец какой-то. Или швед. Пес их разберет. Все исследуют, стервятники.
— Что исследуют?
— Наверняка пакость какую-нибудь. Всякое про них, пакостников, болтают.
— А что болтают? — не сдавался я.
Я был до такой степени заинтригован, что позабыл про свою робость перед этим квадратным «носорогом». Но и «носорог» оказался настолько выбит из колеи визитом, что снизошел до ответов.
— Болтают? Это… Всякое. Только ничего хорошего.
И окинув меня взглядом, в котором впервые промелькнуло нечто человеческое, добавил:
— Да, парень, не повезло тебе…
Договорить он не успел, потому что из кабинета показался «пакостный немец или швед», за ним вышел доктор с папкой в руках. Процессию замыкала мама с моей сумкой.
— Ты отправишься с господином Граветтом. Он представляет зарубежный исследовательский фонд. У них прекрасное оснащение, новейшая фармакология, условия опять же отличные… Там тебе даже лучше будет….
Что-то не ощутил я в голосе доктора уверенности, когда он произнес «лучше».
— А если я не хочу в фонд? Если я хочу остаться здесь?
Доктор слегка поморщился и посмотрел на часы. В его глазах явственно читалась покорность судьбе и обстоятельствам.
— Видишь ли… — начал врач, на меня при этом он старался не смотреть, но его перебила мама.
— Роман, прекрати, немедленно, — отрезала она. — Все решено, ты едешь. Я уже подписала бумаги. Твое мнение здесь никому неинтересно.
Как же ей хотелось побыстрее от меня избавиться, свалив ответственность на чужие плечи, даже совсем незнакомые.
— К тому же у меня есть распоряжение Министерства здравоохранения всячески содействовать работе фонда. Если им интересен кто-либо из наших пациентов, нам рекомендовано оказать всяческое содействие, — добавил доктор и, наконец, поднял на меня виноватые глаза.
В голосе врача слышались досада и бессилие. Таким тоном сообщают о смерти или неизлечимой болезни, когда уже ничто не может спасти пациента. Чувствовалось, что он действительно не хотел отдавать меня этому стервятнику в черном, но ничего не мог поделать. Как и санитар, что-то знал он такое про этого господина Граветта. Что-то нехорошее, что заставляло тревожиться за мое будущее. Мне же было отрадно, что хоть кому-то небезразлична моя дальнейшая судьба, пусть и без особого результата для меня.
— Да, это так. Полное и безоговорочное содействие, — вдруг прозвучал приятный баритон. По-русски этот немец-швед изъяснялся практически без акцента, лишь некоторые слова выговаривал излишне четко, акцентируя гласные. — Всего наилучшего. Пойдем.
Последнее «пойдем» предназначалось мне.
Мама страдальчески морщила лоб и копалась в своей сумке в поисках анальгина, доктор упорно прятал от меня взгляд, рассматривая трещину на стене. Так что мне ничего не оставалось, как молча подхватить свою сумку и двинуться в неизвестность.
Я занял место на заднем сидении рядом с Черным Костюмом по фамилии Граветт. В машине витал едва уловимый запах, но я никак не мог понять, какой именно. Что-то очень знакомое… Название вертелось на языке, но отказывалось с него слетать.
У меня было множество вопросов к моему попутчику. Однако, не успел я раскрыть рот, как он предупреждающе поднял руку и молча приложил указательный палец к губам.
2
Наверное, по дороге я задремал.
Когда я открыл глаза, «Мерседес» не двигался. В распахнутую дверь машины тянуло ночной прохладой, из густой листвы доносился негромкий стрекот сверчков. Сверху, словно приветствуя меня, пару раз ухнул филин. Рядом с автомобилем на гравиевой дорожке стояла моя сумка, а цепкая рука шофера, бесцеремонно ухватив меня за плечо, уже тянула наружу.
Понукаемый молчаливым шофером, я выбрался из автомобиля.
Мой взгляд уперся в старинную бутовую кладку, переходящую в ряды красного кирпича, казавшегося в темноте почти черным. Ряд узких, стрельчатых окон наглухо закрыт ставнями. Зато прочная, обитая железом, дверь, призванная оградить от непрошеных посетителей, сейчас была призывно распахнута. Я запрокинул голову вверх — острые маковки разновеликих башен терялись в ночном небе. Прямо готический замок из детской сказки про злого колдуна! И что-то мне подсказывало, что этим злым колдуном в моей сказке окажется немец-швед в черном костюме, который привез меня сюда.
Получив отнюдь неделикатный толчок в спину, я двинулся к двери, переступил порог и оказался в огромном холле, где легко могли потеряться два человека — я и поджидавшая меня молодая женщина в сером брючном костюме, больше напоминавшем униформу. Высокий рост, светлые волосы забраны сзади в тугой пучок, черты лица хоть и правильные, но приветливым и добрым назвать это лицо я бы поостерегся.
Женщина заперла за мной дверь — таким замкам и засовам могла бы позавидовать любая секретная лаборатория — и повернулась ко мне.
— Здравствуй, — коротко сказала она, легко подхватывая мою сумку. — Я Ирма. Я провожу тебя в твою комнату.
— В больнице обычно говорят палата, — усмехнулся я. — Хотя я уже сомневаюсь, что попал в больницу. Скорее, в замок дракона.
Чего я ожидал? Приветливую улыбку? Пару добрых слов, которые могли бы подбодрить новичка? Наверное. Только, похоже, местным медсестрам, или кем там являлась эта Ирма, чувство юмора неведомо.
Мы поднялись по широкой мраморной лестнице на третий этаж — если я, конечно, ничего не напутал с подсчетами. Ирма по-хозяйски шваркнула пластиковой картой по дверному замку, и прочная металлическая панель плавно отъехала в сторону, впуская нас в длинный коридор с двумя шеренгами деревянных дверей по бокам. Подождав пару секунд, пока панель встанет на место, Ирма двинулась вперед. Я поплелся за ней. Я старался ступать как можно тише, но все равно в ночной тишине мои шаги оборачивались гулкой поступью Командора.
Еще один взмах карты возле дверного замка и мы вошли в довольно просторную комнату. Добротная деревянная кровать, ковер на полу, встроенный в стену шкаф, огромный письменный стол с большим монитором. Казенно-безликая обстановка… нет, не больничной палаты, больше похоже на отель. И лишь забранное глухой решеткой окно говорило о том, что попал я отнюдь не в гостиницу.
На меня надели браслет — чтобы можно было следить за состоянием моего здоровья. Так мне сказали. Отобрали телефон — лишние разговоры с родственниками и друзьями могут вызвать нежелательные воспоминания, которые, в свою очередь, могут негативно сказаться на моем состоянии. Забрали лежащую в сумке электронную книгу — тебе она не понадобится, у нас есть своя библиотека. Даже зубная щетка с тюбиком пасты и пакет сока почему-то были изъяты. Неужели они тоже могли вызвать негативные воспоминания? Но вслух этого я произносить не стал. Спасибо, что хоть часы оставили. Да томик Ницше. Видимо, сочли содержание этой книжицы подходящей для моего нынешнего состояния.
— В холодильнике напитки и фрукты. Если тебе будет что-нибудь нужно — можешь связаться со мной через компьютер, — продолжала наставлять меня Ирма. — Верхний свет автоматически гаснет в 22–00. Сегодня для тебя сделано исключение, чтобы ты мог освоиться.
Из этих слов я сделал вывод, что сейчас больше 22–00. И то правда — ночь на дворе. Сколько же мы добирались до этого странного места?
Ирма еще что-то говорила, но я не слушал. Наконец, она пожелала мне спокойной ночи, и, велев начать утро с изучения правил, удалилась.
Не раздеваясь, я улегся на кровать. Удобная. Но сон не шел. То ли я успел выспаться в машине, то ли сказывалось чудовищное напряжение сегодняшнего дня, но заснуть я не смог. Порядком промаявшись, я поднялся и включил компьютер.
Надо сказать, что интерфейс был настроен достаточно удобно, чтобы его мог освоить даже ребенок. Можно было связаться с персоналом — оказывается, Ирма действительно была моей личной медсестрой. Заказать меню на завтра, что я тут же и сделал. Ознакомиться со своей медкартой… А вот тут меня ждал облом — карту на меня еще не успели завести.
Быстро пробежав по каталогу, я перешел в раздел «обучение и досуг». Здесь находилась фоно- и видеотека, содержащие обучающие курсы по всем предметам за среднюю школу. Пощелкав по иконкам, я набрел на очень неплохую библиотеку: классика, фэнтези, фантастика… Я обратил внимание, что книги и фильмы были подобраны несколько своеобразно. Тот, кто занимался отбором произведений, наверняка был большим любителем мрачного фэнтези и готических романов.
Но меня интересовало другое. Я опять вернулся в главный каталог и принялся методично перебирать пункт за пунктом. Странно. Почему здесь, где есть почти все, нет информации о самом заведении, в которое я попал?
Долгое сидение за столом утомило меня. Я зевнул, выключил большой свет (тут же зажегся маленький ночник на стене) и растянулся на кровати. Едва моя голова коснулась подушки, я провалился в сон без сновидений и Лары…
Все это произошло со мной вчера. А сегодня, сутки спустя, я сидел в огромном зале, где после ужина собирались все пациенты, постояльцы или подопытные — уж не знаю, какой термин лучше отражает истину, — и играл сам с собой в шахматы. Почему сам с собой? Потому что играть с кем-то запрещено правилами, как и разговаривать с кем-либо кроме персонала. Еще нельзя было без разрешения и сопровождения выходить из своей комнаты. Вообще, насколько я успел заметить, запрещать здесь любили и умели.