Арина расценила мою нерешительность по-своему. Она самодовольно улыбнулась, затем медленно сняла свою малиновую кофту, и яркое пушистое пятно накрыло стопку книг на кресле. Продефилировав мимо меня словно на подиуме, девушка уселась на диван. Кокетливо согнутая ножка, разрез на юбке, открывающий бедро, томный взгляд. И при этом сладковато-пряный запах духов, дурманящий и обволакивающий шлейфом соблазна. Я почувствовал, что депрессивные мысли уступают место мыслям совершенно иного толка.
Не знаю, что на меня нашло. Почти не контролируя себя, я сел рядом и осторожно дотронулся губами до ее щеки. Замерев, я ждал, что последует дальше, — пощечина или долгий поцелуй, я был готов к любому повороту… Но только не к тому, что случилось.
С отчаянным мявом на пушистый малиновый комок со шкафа спикировал Римо. Схватив зубами добычу, он, как истинный охотник, сделал с ней ритуальной круг по комнате и приступил к поединку.
Не обращая внимания на хозяина и испуганную гостью, кот рвал добычу зубами и когтями. Он катался с ней по полу, раздирая ни в чем не повинный мохер энергичными взмахами задних лап, подбрасывал его вверх и отскакивал в сторону, припадая к полу, с тем, чтобы в новом прыжке достать обескураженного «противника». Он рычал и шипел, фыркал и плевался. По всей комнате летели малиновые клочья. И в этом малиново-красном мареве мелькало гибкое полосатое тельце с оскаленной пастью и растопыренными когтями. Если бы проклятием рода Баскервилей была не собака, а такой вот кот, то английским аристократам пришлось бы гораздо хуже, — возникла в голове неожиданная мысль.
Наконец, решив, что с одним противником покончено, Римо, тяжело дыша, обратил горящий взор на Арину. Приоткрытая пасть и забившийся под когти ярко-малиновый пух придавали коту жуткий кровожадный вид.
Не отводя горящих глаз от гостьи, Римо сделал шаг в ее сторону.
И время вдруг остановилось. Этот шаг длился целую вечность. Я видел, как медленно, чрезвычайно медленно, поднялась передняя лапа, вобрав острые когти в пушистые подушечки, и так же бесконечно долго опустилась вниз. Видел, как подтянулись и напряглись задние лапы, а тело застыло предельно сжатой, готовой выстрелить в любой момент пружиной. Кот не торопился: он готовился к смертельной схватке.
Словно зачарованный, я смотрел в огромные, сверкающие победоносным огнем кошачьи глазищи.
Почему я и не останавливал его? Не знаю.
Арина вжалась в диван. Также, наверное, чувствовали себя перед гибелью жертвы Джека-потрошителя или собаки Баскервилей.
И тут Римо прыгнул. Он разодрал ажурный чулок и вонзил зубы. Квартира огласилась женским воплем. Пустив кровь, как гладиатор, победивший соперника, Римо огласил ристалище победным кличем и, гордо подняв хвост, ретировался. Настолько быстро, чтобы его не настигла хозяйская кара, но и не торопясь, чтобы не уронить свое кошачье достоинство.
Лишь поздним вечером, почти ночью, когда сон уже распахнул двери, я почувствовал осторожные мягкие шаги поверх одеяла. Затем влажный нос уткнулся мне в локоть.
— А, явился, наконец? Возомнил себя хищником? Зачем набросился на девушку? — пожурил я питомца.
— М-м-м-р, — виновато потупился Римо, умащиваясь рядом со мной.
Всем своим видом кот показывал, что готов к примирению.
— Ага, стыдно, значит, стало?
Римо еле слышно мявкнул. Раскаяния в его мяве совсем не чувствовалось. Более того, в сияющих глазищах кота насмешливо плясали лукавые искорки.
6
Пес расхаживал на задних лапах и негодующе качал лохматой башкой. Выглядело это вовсе не так комично и натужно, как бывает у настоящих собак.
— Ну как можно грязными руками да в чужую голову! — возмущенно тявкал он, потрясая передними лапами прямо перед носом ангела, словно демонстрируя те самые грязные руки, которыми укушенный психолог залез в мою голову.
— Почему грязными? Чистые у него руки были, я сам видел, — обиделся ангел.
— Все-таки ты полный идиот! A pedibus usque ad caput С ног до головы (лат.)., - сокрушенно тряс башкой пес. — Это же идиома, фигура речи. Ты знаешь, что такое фигура речи? Нет? Ну тогда спроси у гадалок, к чему снятся грязные руки, и они тебе расскажут, к чему. К провальным проектам и неблаговидным поступкам, то есть ни к чему хорошему!
При упоминании о гадалках ангел поморщился.
— Ну какого дьявола ты приволок этого прохвоста? — не успокаивался пес. — Только гипноза нам сейчас не хватало!
— Я считал, что разговор с человеком, разбирающимся в хитросплетениях человеческой психики, пойдет ему на пользу, — оправдывался ангел. — Раз уж с религией не сложилось.
— Считал! Он считал! Оказывается, он умеет считать! И долго считал-то? До двух? До трех? Наверное, до трех. Как там у вас говорится — Бог троицу любит? Стало быть, до трех. Лучше бы ты головой думал, а не считал! Но ты ведь не умеешь думать, не умеешь анализировать, не умеешь делать умозаключения.
Пес постучал лапой себе по лбу.
— Ajo Утверждаю (лат.).! Там где в ходу догматы, там нет места логике и здравому смыслу. Aut disce, aut discede Или учись, или уходи (лат.)..
— Логика! — фыркнул ангел. — А где был твой здравый смысл, когда ты набросился на психолога?
— Пришлось импровизировать на ходу, — посуровел мордой пес. — Этого недоучку нужно было как можно быстрее убрать из головы нашего подопечного, пока он не наделал бед. Ведь столь грубое вмешательство может порвать тонкую ткань, скрывающую ночную сторону внутреннего мира от мира проявленного. Мне даже трудно представить, какие могут быть последствия… Неужели и это тебе нужно разжевывать?
— И какие же?
В вопросе ангела слышалось недоверие.
— Какие-какие! Фатальные! А все ты! Твое невежество, твоя глупость, твоя…
Пес задохнулся, закашлялся, отфыркиваясь. Затем отряхнулся, пустив волну по всему телу, как это умеют делать собаки, и уже спокойнее продолжил:
— Знал бы, если бы меньше молился и больше умные книги читал, — огрызнулся он. — Нужен пример? Изволь. Представь, что наш подопечный вскоре сможет видеть нас и разговаривать с нами, что называется, наяву. А вот сможет ли он это принять на фоне разыгравшейся депрессии, не посчитав, что стал шизофреником и окончательно слетел с катушек, — не факт.
— И что тогда? Что?
В голосе ангела прозвучала тревога.
— А что бывает с теми, кто разговаривает со своими голосами в голове? Или видит ангелов? То-то же…
Ангел надолго задумался.
— Кусаться надо с умом, — подытожил пес. — А вот зачем ты кота на бедную девочку натравил? А?
Ангел хотел, было, возразить, но пес не дал ему такой возможности.
— Ты просто боишься женщин, — заявил он. — Ненавидишь и боишься, как те монахи, которые сжигали их на кострах сотни лет назад.
— Но…
— Такие, как ты, всегда ненавидели женщин! — не успокаивался пес. — Скольких пожгли, скольких! И каких! Красивых, умных, призывных! А вся их вина была лишь в том, что они хотели любить и быть любимыми. Ах!
И пудель сладострастно прикрыл глаза.
— Помню, в 1486 году, одна ведьма в Гейдельберге, рыжая, как пламя ада…
— Почему рыжая? — перебил его ангел.
— А почему нет?
Пес озадаченно взглянул на ангела.
— Мне нравятся рыжие, — добавил он.
— Согрешил, невоздержанием душевных и телесных чувств, нескромным воззрением. Прости меня, отче, — опустив глаза долу и стараясь не смотреть на вокруг, забормотал ангел.
— Тьфу! — плюнул пес. — Недостаток мудрости и знаний нельзя компенсировать показным благочестием.
— Повели злым и нечистым духам и демонам отступить от души и тела раба твоего…
— Да хватит уже причитать! — взвизгнул пес.
Его темная фигура пошла рябью, поплыла, меняя очертания, вытянулась в длину, на голове выросли рожки, на задних лапах появились копыта.
— Князь небесного воинства, защити нас в бою и войне, что мы ведем против мира тьмы, против духов злобы…
— Да прекрати уже! — завизжал пес. — Заткни-и-ись!
Его визг перешел в пронзительную трель, подозрительно похожую на наш дверной звонок.
Я лежал в полной темноте и пытался унять громкий вибрирующий звон, раздающийся в моей голове. До меня никак не доходило, что бренчание раздается вовсе не в моих затуманенных сном мозгах, а кто-то нещадно насилует наш дверной звонок.
Не открывая глаз, я нашарил на полу мобильник. Шесть утра. Нормальные люди спят в это время, пробормотал я. Словно услышав мои слова, бряцанье за дверью затихло, но лишь для того, чтобы через мгновение вернуться с новой силой.
— Рома! Открой дверь, пока они ее не выломали, — раздался из-за стенки раздраженный мамин голос.
Я натянул старые треники, в которых хожу только дома, и поискал тапки. Тапок нигде не было.
К звонкам прибавился энергичный стук в двери. Даже в глубине квартиры я чувствовал, как входная дверь сотрясается и дребезжит под чьими-то сокрушительными ударами. Плюнув на тапки, я двинулся в прихожую босиком.
Щелкнула дверная задвижка и в квартиру ворвалась соседка с нижнего этажа — дама сколь габаритная, столь же энергичная и бесцеремонная.
— Вы меня заливаете! — с порога заорала она.
Соседка беззастенчиво отпихнула меня и носорогом понеслась в сторону кухни. Протирая по пути глаза, я поплелся вслед за ней.
Потоки грязной воды, набегавшие волнами со стороны кухни, встретили меня еще в коридоре. Но это были еще цветочки. Ягодкой оказался разбрызгивающий грязь во все стороны гейзер, бивший из кухонной раковины.
Тетка ругнулась и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, рванула обратно, попутно бросив мне и показавшейся в дверях своей комнаты маме скупое «за мной!».
— Что случилось? — испуганно вскрикнула мама, придерживая у шеи распахивающийся ворот халатика.
— Нас заливают! — завопила соседка уже с лестницы и рванула вверх.
Мама ойкнула и устремилась на кухню.
Я надел кроссовки и потрусил за соседкой, которая, добравшись первой, уже звонила и барабанила в квартиру, расположенную над нашей.