«У нас не только разный вход в систему (я – через многолетний подготовительный период, а ты – прямо с улицы), но и разные акценты.
У вас принципы – это всего лишь несколько попутных фраз, которые ученикам говорят лишь потому, что их положено сказать.
У нас – это основа системы, ее важнейшая часть, которая самоценна без всех остальных частей. А вот остальные части без нее – ничто. Кстати, принципов у нас не шесть, как тебе говорили на семинаре, а пять. Они точно совпадают с теми, о которых тебе говорили на семинаре, только принцип «Уважай учителей, родителей и старших» отсутствует. Думаю, ты поймешь, почему. Декларировать у нас такой принцип – все равно что у вас объяснять человеку, что правильно есть на чистой скатерти, а не на грязном полу. Никакой нормальный человек и так не станет есть, как собака.
У нас так развито уважение к старшим, что напоминать человеку об этом означает прямо его оскорблять. Думаю, во время пути системы с востока на запад в нее добавляли детали, которые, как считалось, могли помочь вам легче принять и лучше освоить ее».
Тут я начал хохотать. Чтобы Сэнсэй не обиделся, пришлось процитировать ему куски из детского стихотворения Самуила Яковлевича Маршака:
«Дама сдавала в багаж:
Диван,
Чемодан,
Саквояж,
Картину,
Корзину,
Картонку
И маленькую собачонку.
…
Но только раздался звонок,
Удрал из вагона щенок.
…
Вдруг видят: стоит у колёс
Огромный взъерошенный пёс.
Поймали его – и в багаж,
Туда, где лежал саквояж,
Картина,
Корзина,
Картонка,
Где прежде была собачонка.
…
Собака-то как зарычит.
А барыня как закричит:
– Разбойники! Воры! Уроды!
Собака – не той породы!
…
– Однако
За время пути
Собака
Могла подрасти!»
Понял Сэнсэй прекрасно. Но отнесся к этому совершенно философски. Вообще, для человека с такой мощной фигурой у него был слишком философский склад ума.
– Конечно, все изменилось, ведь путь был долгим по времени, расстоянию, культурным различиям. Не могло все остаться прежним – на новом месте в неизменном виде система бы, скорее всего, не прижилась.
В этих принципах, несмотря на их простоту, очень много чего заложено. Их важнейшую часть ты, думаю, уже заметил и оценил. Это слова «именно сейчас», с которых все начинается.
– Еще бы я не оценил. Это же знаменитый принцип «здесь и сейчас» (еще латиняне прекрасно знали его и называли hic et nunc), представляющий собой важнейшую философскую характеристику взаимодействия между человеком и пространством-временем.
В буддизме принцип «здесь и сейчас» используется очень широко. Пребывать в состоянии «здесь и сейчас» означает смотреть на то, что находится вокруг тебя прямо сейчас; слушать звуки, которые звучат прямо здесь и прямо сейчас; чувствовать то, что чувствуешь прямо сейчас.
Про воинские искусства нельзя сказать, что в них используется этот принцип. Он в них не используется – он является осью, на которую все нанизано. Умеет человек во время поединка непрерывно оставаться в этом состоянии – у него есть шанс выжить. Не умеет – отвлечется на мгновение – вот и все.
– У тебя такое выражение лица, будто ты понял, – отметил Сэнсэй. – Кстати, ты меня спрашивал, почему я вожусь именно с тобой. Причин много, но одну могу назвать прямо сейчас: ты всю жизнь занимаешься всякими воинскими искусствами. Поэтому ты быстрее поймешь, оценишь и постараешься реализовать принцип «здесь и сейчас», являющийся базой пяти принципов Рэй-Ки, которые, в свою очередь, являются важнейшей частью системы. Да в общем-то, не только в системе дело. Сама жизнь человека, понявшего, что такое «здесь и сейчас», резко меняется.
– Ну, да, – подумал я, – он начинает строить дома из бамбука и рисовой бумаги, рисовать иероглифы на песке. С этой точки зрения большой мастер «здесь и сейчас» – это тот поросенок, который построил дом из соломы. А что? В тот момент, когда он его строил, дом вполне «соответствовал моменту». А когда пришел волк, умный поросенок перебрался к своему глупому, но трудолюбивому братцу в каменный домик. Более сильный мастер «здесь и сейчас» известен мне только один:
«Попрыгунья Стрекоза
Лето красное пропела».
Идеальная реализация «здесь и сейчас»: лето, тепло – танцуем и поем; зима, холодно – мерзнем, голодаем.
Вообще-то насчет «здесь и сейчас» я никак не возражал. Я знал, что это такое и как оно работает. Если с пафосом, то это такое безупречное состояние, находясь в котором, воин (или не воин, неважно) полностью (духом, умом, энергией и телом) присутствует в том, что делает, ни на мгновение не отвлекаясь.
Прекрасную не воинскую, но тем не менее чрезвычайную явную реализацию этого принципа я случайно увидел по телевизору. Показывали китайский парк рано утром. Выглядело это как сборище людей, помешанных на своем здоровье. Буквально на каждых двух квадратный метрах кто-то занимался: ходил, дышал, танцевал с мечом или веером.
Один только старик резко отличался от всех прочих. Одет он был не в спортивный костюм и кроссовки (как все прочие нормальные люди), а в ватник и сапоги. И в руках у него был не игрушечный складной меч или веер, где на пластмассовые спицы был наклеен искусственный шелк, – он держал кисть, а рядом с ним стояло ведро. Причем ни в том ни в другом не было никакой искусственности и фальши, как в спортивном, ненастоящем оружии, которым размахивала чуть ли не половина парка. У него все было очень материальное: потертый ватник, тяжелые сапоги, толстенная кисть и огромное ржавое ведро с водой.
При всей своей материальности он творил совершенно нематериальные вещи: обмакивал кисть в ведро и рисовал на асфальте иероглифы. Иероглифы были большие (метра по два в высоту), вода в асфальт впитывалась мгновенно, так что ему приходилось работать очень быстро, чтобы успеть закончить нижнюю часть иероглифа, пока верхняя не исчезла.
Он точно находился «здесь и сейчас», потому что вне «здесь и сейчас» его иероглифы просто не существовали. Мгновение промедления – и его творения уже нет: вода впиталась в асфальт. Так что удовольствие дедушка мог получать не от результата (результата не было, он буквально исчезал на глазах), а только от процесса, полностью проживая каждое его мгновение.
Видимо, публика понимала уровень его искусства, потому что почтительно молчащие зрители толпились только возле него.
Пока я думал, Сэнсэй сидел полностью неподвижно (похоже было, что пребывать в таком состоянии было для него совершенно естественно), давая мне возможность самому во всем разобраться (во всяком случае, попробовать).
Наконец, поняв, что на этот раз (редкий случай) я не буду задавать вопросов и делать комментариев, он продолжил:
– По поводу принципов больше распространяться не буду. Говорить про них почти бесполезно: они такие простые, что объяснять там нечего. Но (может, кстати, именно потому, что они такие простые) практически никто не умеет жить в полном согласии с ними. А делать (разумеется, по мере сил) это нужно нам всем. Поэтому сейчас я тебе сделаю еще одно посвящение первой ступени.
– Так у меня же есть посвящение первой ступени, – вырвалось у меня. – А Игорь говорил, что огромным преимуществом Рэй-Ки является возможность получить «всю» ступень за одну инициацию. Не так, как в Ци-Гун, где нужно практиковать всю жизнь, чтобы потом мастер разрешил тебе, например, начать лечить. А что, два посвящения лучше?
– Вспомни второй принцип Рэй-Ки и не беспокойся, мой юный друг. Игорь говорил полную правду, – усмехнулся Сэнсэй. – Одного посвящения действительно более чем достаточно. И (хотя нет такого принципа Рэй-Ки) не жадничай, думая, не надо ли тебе перехватить еще одно. Дело в том, что посвящение – мощный энергетический процесс, весьма полезный, так как укрепляет физическое здоровье и ускоряет духовное развитие. Я покажу тебе. Будь добр, встань, пройди в дверь, выйди в сад и подойди к красивому красному цветку, растущему примерно в десяти шагах от порога.
Не понимая, к чему такая подробная пошаговая инструкция, но зная, что Сэнсэй не делает ни одного лишнего движения и не говорит ни одного лишнего слова, я все выполнил в точности, как он просил.
– А теперь, – попросил он еще более ласковым голосом, – вернись в дом и стань напротив двери лицом к ней, так, чтобы ты мог видеть красный цветок.
И снова я повиновался, хотя ласковость его голоса мне совершенно не нравилась. Не шла она к его суровой внешности. Так что, почувствовав мощный толчок в спину, я совершенно не удивился. Хотя толчок был очень сильным, сила его была медленная и «длинная» (толкни он коротко, я бы никуда не полетел, а «лег» бы прямо на месте). Так что я вылетел в дверь, упал на землю и ушел на перекат через плечо. Когда инерцией меня вынесло на ноги (спасибо, мой бесценный мастер Минь, за то, что ты дрессировал меня на полу и на асфальте), я оказался прямо перед «красивым красным цветком, растущим примерно в десяти шагах от порога». Следующим движением я уже поворачивался лицом к Сэнсэю, не зная, что еще придет ему в голову.
Ничего нового тому в голову не пришло. Он все так же стоял в доме, по ту сторону дверного проема, и спокойно смотрел на меня.
– Понял? – спросил он. – Должен был: ключ я тебе дал.
Отвечать я не торопился. Он никогда не спешил сам и не торопил меня. Раз он спрашивал, значит, я мог догадаться, а раз мог, значит, должен был. Раз он мог придумать, значит, я мог понять, в чем дело. Чем я от него отличаюсь? На самом деле – ничем, кроме возраста и культурной традиции.
А вот и ключ: «Посвящение – мощный энергетический процесс… и ускоряет духовное развитие».
– Понял, – спокойно, в тон ему ответил я. – Вы имели в виду, что можно долго куда-то идти, а можно получить хороший пинок, который «доставит прямо к цели».