Начальник нахмурился:
– Челышева, по-моему, арестовали сразу же. В ночь после убийства. Когда он успел драгоценности и деньги спрятать? Под своей ванной-то?
– Времени у него имелось хоть отбавляй. В час дня его видели в редакции на Двадцать пятого Октября. Около двух часов свидетели заметили его в районе Пушкинской площади. Примерно в два пятнадцать – два тридцать он, значит, совершил убийство Капитоновых в их квартире на Большой Бронной… В доме Капитоновых Челышев был своим человеком. Прожил там почти год… Знал, где у них что лежит. Поэтому быстро и без труда нашел ценности, сберкнижки и деньги. В итоге в квартире убитых он мог провести четверть часа, не больше. Затем спокойно, никем не замеченный, вышел из подъезда, а в пятнадцать часов с минутами приехал к себе в съемную квартиру в Измайлово. Спрятал у себя дома драгоценности и деньги. А затем отправился на Хорошевку в типографию. И уже к пяти, с запасом, мог быть там.
– Сам-то Челышев как объясняет появление драгоценностей в своей квартире?
– Никак не объясняет, – пожал плечами следователь. – Говорит, что понятия не имеет. Подкинули, говорит.
– А сожительница его – Анастасия Капитонова, внучка убитых, – что по этому поводу показала?
– Тоже: ничего не знает, ничего не ведает. Подкинули. Чей-то она след якобы посторонний в тот день в квартире видела. Но, вот незадача, пол помыла…
– Она, эта Анастасия Капитонова, как думаешь, была с Челышевым в сговоре? Или, может, подталкивала его, чтоб он деда с бабкой убил? Подначивала?
– Нет, – твердо сказал Воскобойников. – Мы с ней работали. Ничего она про убийство не знала.
– А после убийства кто-нибудь Челышева в тот день, одиннадцатого марта, видел? В три часа дня, в четыре? Как он, например, выходил из дома на Бронной? Ехал в Измайлово, чтобы ценности прятать? Или, допустим, к себе в квартиру на Пятой Парковой входил?
– Никак нет. Никто, к сожалению, его не видел.
– И твои замечательные свидетели на Большой Бронной его не видели? Ни швейцар, ни пенсионерка?
– Нет, – покачал головой следователь. – Возможно, он после убийства из дома Капитоновых другим путем пошел. Не на Пушкинскую.
– Он пошел другим путем… – протянул со смешком начальник. – А куда он остальные деньги и драгоценности дел? Там ведь, у Капитоновых, много всего украдено было.
– Куда дел, неизвестно.
– Неизвестно?
– Возможно, спрятал в другом месте. В другой тайник.
– Спрятал в другой тайник? Где конкретно?
– Не могу знать, – развел руками следователь.
– А что мальчишка по этому поводу говорит?
– Молчит. Ни словечка. И его можно понять. Он-то, верно, думает: отсижу я, вернусь – а меня деньги и драгоценности на воле поджидают.
– Если он вернется, – хмуро заметил начальник. – Если ему «вышку» не дадут… То, что ты, Воскобойников, второй тайник убийцы не нашел, – явная недоработка. Недоработка и бесхозяйственность. Ясно тебе?
– Так точно. Виноват… Но он, гаденыш, молчит. Свидетелей его передвижений по Москве после четырнадцати часов нет. Может, он остальные деньги и драгоценности на Ваганьковском кладбище закопал.
– Почему именно на Ваганьковском? – быстро спросил начальник. Глаза его сузились. – Почему – на кладбище?
– Ну, я образно говорю, – смешался следователь, не выдержал змеиного взгляда начальника. – Просто так: Ваганьковское кладбище. Для примера. Потом – оно к его типографии близко… К тому месту, куда он в семнадцать часов приехал…
– А ты это кладбище проверял? – с напором спросил полковник. – Землю носом там рыл? Раз так «образно» говоришь?
– Никак нет, – опустил глаза Воскобойников.
Он укорил себя за то, что ненадлежащим образом настроился на беседу с начальником. Оказался прекраснодушным. Был уверен, что его улики против мальчишки – бронебойные, вот слегка и расслабился. Упустил из виду, что на их службе каждую минуту можно ожидать удара. Удара от кого угодно. А пуще всего – от коллег. Или тем более – от начальства.
– А ты связи мальчишки проверял? Друзей его? Коллег по работе? – настаивал начальник. – Может, у него сообщники были?
– Так точно. Проверял. Но с ними все чисто. Челышев убивал один.
– Уверен? – впился в его зрачки полковник, навис над столом.
– Так точно.
– Головой отвечаешь? – спросил начальник вроде бы со смешком, но угроза, послышавшаяся в голосе, прозвучала более чем серьезно.
Воскобойников вздохнул, но ответил твердо:
– Отвечаю.
Полковник выдержал паузу. Прошелся по кабинету и спросил, переменив тон, уже вполне миролюбиво:
– А что у тебя еще против этого Челышева имеется?
– Других улик против него тоже выше крыши.
– Например?
– Отпечатки пальцев на месте преступления.
Этот козырь, отпечатки, Воскобойников приберег, как самый сильный, на конец разговора.
– Так ведь Челышев проживал в квартире Капитоновых! – хмыкнул начальник. – Вот отпечатков там и наоставлял.
– Проживал, но давным-давно! – быстро парировал следователь. К этому возражению он подготовился. – Челышев проживал в квартире Капитоновых с октября восемьдесят второго года по июнь восемьдесят третьего. А с сентября восемьдесят четвертого он стал сожительствовать с внучкой Капитоновых, Анастасией. Поэтому находился со старшими Капитоновыми в неприязненных отношениях. И в доме у них с тех пор ни разу больше не бывал. А пальцевой отпечаток Челышева в квартире совсем свежий!..
Начальник никак не отреагировал. Подошел к окну. Майский день клонился к вечеру. Солнце уже нырнуло за громаду «Детского мира». Легковой и грузовой автотранспорт неустанно кружил вокруг памятника Дзержинскому. На пятачке в начале улицы Двадцать пятого Октября в цветочном киоске продавали государственные тюльпаны. А рядом притулилась бабка – частница, торговала сиренью.
«Гоняй этих бабок, не гоняй, а они все равно – тут как тут со своей сиренью, – подумал полковник. – Все двадцать лет, что я в доме два , стоят здесь эти бабки. Не одна, так другая… Что за инициативный у нас все-таки народ!.. – От одной бабки мысли хозяина кабинета перекинулись к более общим раздумьям. – Нет, давно пора уже в Союзе разрешить частника, – подумалось ему. – В разумных, конечно, пределах разрешить. В рамках развитого социализма. Пусть эти частники цветами торгуют, пирожки пекут, обувку чинят… Может, этот наш новый Генеральный, Мишка Меченый, и решится дать ход частной инициативе? Как в некоторых странах народной демократии? В Венгрии, скажем?.. Вроде генсек – молодой, горячий. И наших поддерживает – органы то есть… Может, переменит хоть чего-то в загнивающей стране? Или слабо ему, Горбачеву?..»
Несмотря на посторонние, вольные мысли, начальник тем не менее не терял нити разговора с подчиненным. Задумчиво проговорил:
– Значит, в квартире Капитоновых имелись свежие пальцевые отпечатки Челышева… А на чем конкретно он оставил в квартире свои пальчики?
– На кухонном столе стоял стакан. Пустой. На нем.
– Только на стакане? И все? А где еще?
Полковник приблизился к гостевому столику, оперся на него, внимательно и строго поглядел сверху вниз на следователя.
– Нигде.
– То есть?
– Везде отпечатки затерты – на дверных рукоятках, косяках, ручках буфета, кранах в ванной (убийца мыл окровавленные руки). А стакан он, видно, забыл протереть.
Начальник отвернулся, задумчиво прошелся по кабинету.
– А нет ли у тебя, Воскобойников, ощущения, – задумчиво спросил он, – что парня кто-то старательно подставляет? А?!. Уж больно ловко все сходится: отсутствие алиби, свидетели… Драгоценности у него на квартире в тайнике обнаружили… И даже вот – отпечатки пальцев! На самом очевидном: на стакане! Везде – стер, а стакан вымыть забыл.
– Так ведь это же хорошо, – позволил себе усмехнуться Воскобойников, – когда все сходится. Хуже, когда не сходится, а следователь за уши притягивает.
– А ты? Ты не притягиваешь? – развернулся на каблуках полковник и испытующе глянул на собеседника.
– В чем-чем бывал грешен, – следователь выдержал начальничий взгляд, – да не в этом…
Полковник, очевидно, остался удовлетворен ответом, потому что сразу перевел разговор:
– А мотив?
– Мотив у этого Арсения мощный, – мгновенно среагировал Воскобойников. – В последнее время Арсений Челышев находился в крайне неприязненных отношениях со старшими Капитоновыми. Это было связано с тем, что он сожительствовал с их внучкой. Капитоновы-старшие, естественно, относились к данному факту весьма негативно. Челышев с внучкой хотели пожениться – старики категорически не позволили, даже выгнали ее из дома. Значит, мотив у Челышева имелся такой: юнец, во-первых, просто устранял причину, мешавшую ему жениться. Устранял, убив старших Капитоновых…
– А Капитонова Ирина Егоровна? – быстро спросил полковник, и следователь понял: тот изучил дело очень тщательно. – Дочка убитых? Мать этой самой Анастасии? Она, Ирина Егоровна, ведь живая осталась. Она что, не возражала? Была не против брака дочери с Челышевым?
– Ну, Капитонова Ирина Егоровна – женщина не слишком самостоятельная. Находилась она под сильным влиянием родителей – главным образом Егора Ильича. Возможно, Арсений Челышев надеялся, что если данное влияние устранить… Вместе с родителями устранить… – усмехнулся Воскобойников. – Тогда мать Анастасии, Ирина Егоровна, даст согласие на то, чтоб Настя вышла за него… К тому же у Челышева имелся второй серьезный мотив – деньги. Юнец вместе с внучкой Капитоновых весьма нуждались. Она привыкла к роскоши, любила жить на широкую ногу. А тут… По шестьдесят рублей стипендия, да еще около ста «рэ» Челышев получал в редакции, работал на полставки. А за одну только комнату они платили пятьдесят. К тому же посещали кафе и рестораны, принимали гостей, употребляли спиртные напитки… А Капитоновы-старшие своей внучке никакой материальной помощи не оказывали. Надеялись, что без их поддержки Анастасия быстро этого Челышева бросит и домой вернется.