– Сколько пар можно брать? – оживилась Настя. Она почти год не покупала себе никакой обуви, донашивала старье.
– Да сколько хочешь, – беззаботно улыбнулся Женя. – С завсекцией я договорился – и скупай хоть все. На свадьбу, на второй день свадьбы, на медовый месяц… Ты же должна быть у меня самой красивой!
И Настя улыбалась в ответ, а сама думала: «Эх, сволочь я, гадина… Сенька в тюрьме, а я продаюсь Эжену. За кольцо и за туфли… Впрочем, – утешала она себя, – это же не по любви, это часть сделки…»
Утешение, впрочем, было довольно слабое.
Ирина Егоровна свое слово тоже сдержала. На следующий день после того, как Настя приняла предложение Эжена, ее представили лучшему адвокату Москвы. Адвокат ей понравился: лицо умное, взгляд цепкий, костюм дорогой.
– Я уже изучил его дело. Улики против него – очевидны, и это неоспоримый факт. Но есть и обратная сторона медали: слишком уж очевидны эти улики. Как по заказу. И это, признаюсь, меня настораживает…
– Тем более что их могли подбросить! – воскликнула Настя. И поведала адвокату про стойкое ощущение: в день убийства в их квартиру заходил кто-то посторонний. Рассказала про песок с уличной обуви: «Я понимаю, что это, конечно, не доказательство, но мы никогда дома в ботинках не ходили! И гостям не разрешали! И квартирный хозяин, я выяснила, в тот день не заезжал…»
– Эх, Настя, Настенька, – застонал адвокат. – Что ж вы этот песочек-то не сохранили? Не убирать надо было, а охранять его, как зеницу ока! Милиция к вам приходит, а вы их носом в этот песочек, носом! Пусть на экспертизу увозят!
Настя опустила глаза, робко сказала:
– Но ведь есть же и еще какие-то шансы… кроме песочка? Свидетелей, может быть, каких-то найти? Тех, кого милиция не опросила?
Адвокат закивал:
– Разумеется, девонька, разумеется… Всех на ноги поднимем! Вытащим вашего мальчонку, не сомневайтесь…
Слово «мальчонка» резануло ей ухо, но Настя промолчала. Похоже, у адвоката просто манера такая: она у него – «девонька», а Сеня – стало быть, «мальчонка».
– И когда мне ждать результатов? – спросила она.
– Суд ожидается в конце июня, – доверительно сообщил адвокат.
– Я ведь буду на нем присутствовать? – уточнила Настя.
Адвокат пожал плечами:
– Нет. Как свидетеля вас вызывать не будут. А просто поглазеть – извините, не получится. Слушание наверняка будет закрытым. Но мы, разумеется, постараемся до суда дело не доводить. Сначала – отправим дело на доследование, а потом и вовсе закроем: за недостаточностью улик. Но, увы, под подписку о невыезде его пока не отпустят…
– Но я хочу увидеть Сеню! – горячо сказала Настя.
И в ужасе подумала: «А ведь вру я, все вру! Не хочу я его видеть! И не хочу рассказывать ему – про себя и про Эжена!»
– Тоже не выйдет, – сочувственно сказал адвокат. – К нему никого не пускают. Разумеется, кроме меня. Так что ко мне обращайтесь, Настя. Письмо, к сожалению, передать не могу, но на словах – все, что угодно.
Она покраснела:
– Передайте ему, пожалуйста, что у меня все хорошо. И что я его очень жду.
– Что-нибудь еще? – прищурился адвокат.
«Кажется, мамаша ему уже напела – про мою грядущую свадьбу».
– Нет, больше ничего. Только… только добавьте еще, что я по-прежнему его люблю.
«Фигушки тебе, мамочка. Интригу ты, конечно, заплела неплохую. Я, значит, ей – свадьбу, а она мне – адвоката для Сеньки. Только есть один маленький нюанс… Свадьба – ладно, пусть будет свадьба. Но как только Сеньку отпустят, так сразу будет и развод! Не продаюсь я – за хорошее питание и за итальянские туфли! Точнее, продаюсь, но временно. А Сене я все объясню. Он поймет. И простит».
Точный день суда власти держали в секрете. Адвокат божился:
– Даже я не знаю, святой, как говорится, крест. А может, и не будет его, этого суда… Но очень скоро, Настя, я все узнаю. Очень скоро. Вы мне звоните, не забывайте.
И она звонила, каждый день. Сначала адвокат отвечал ей сам, потом, видно, утомился – и теперь с ней разговаривала тетенька: то ли жена, то ли секретарша, а может, и одно, и другое вместе взятое. «По вашему делу пока никакой информации нет», – сообщала она.
Настя сказала маме:
– Не нравится мне твой адвокат. Ничего он, по-моему, не делает. И даже по телефону со мной не говорит.
Ирина Егоровна хохотнула:
– Эх, Настя, Настя. Святая ты простота! Разве не знаешь, что юристы никогда своей кухни не раскрывают? Это же у них такой конек, фирменный стиль: сначала все плохо-плохо, а потом звонят и говорят так небрежненько: «А дело-то мы – выиграли!» Расслабься, доченька. Нечего тебе в канун свадьбы о судах думать…
От «доченьки» Настя опешила так, что и правда о судах забыла. Спросила робко:
– Ты на меня… больше не сердишься?
– За что, Настя? – воскликнула мама. – За ошибки молодости? Думаешь, у меня их не было? – Она подмигнула дочке: – Да сколько угодно! Тоже родила в семнадцать лет. Практически неизвестно от кого…
Насте очень нравилось, что наконец-то они могут поговорить с мамой по душам. Но фраза насчет родов в семнадцать лет ее насторожила.
А мама между тем продолжала:
– Ты, конечно, сейчас начнешь отпираться… Так вот, чтобы силы не тратила – сразу скажу. Евдокия Гавриловна, – Настино сердце упало, – ну, та врач из женской консультации, – моя старая подруга. И ты ведь не будешь обвинять ее в том, что она нарушила клятву Гиппократа?
Настя растерянно молчала. Мама неожиданно взяла ее руку в свою, принялась поглаживать… Как приятно! И как необычно!
– Так она мне специально говорила – про гранатовый сок, про ананасы? Про дорогие витамины? – предположила Настя. – Она, значит, прочитала мою фамилию… поняла, что я – твоя дочка… А ты ей, наверно, до этого рассказывала, что я из дома ушла… Значит, она меня специально обрабатывала, чтобы я поскорее домой вернулась?
– Ну… она же правду сказала. Беременным действительно нужен особый уход… А витамины я тебе уже достала. Вот. Пей по инструкции, по три таблетки в день. Кстати, Женя знает?
– Нет. Скажу, как поженимся, – пожала плечами Настя. – Прецедент же у нас с ним был, так что должен поверить.
– А я, – подхватила мама, – с Евдокией Гавриловной договорюсь. Она тебе справку выдаст – с соответствующими сроками. Чтобы Женя уж окончательно успокоился. Только ты ее специально ему не демонстрируй – просто брось на столе, вроде как случайно…
«Ну и интриганка! – думала Настя о матери – теперь уже с восхищением. – Все предусматривает, все рассчитывает, всех заставляет плясать под свою дудку! Да с такими задатками она лет через десять министром станет!»
– А почему ты на свадьбу однокурсников звать не хочешь? – перевела разговор мама.
Настя потупилась, честно призналась:
– Боюсь…
– Что осуждать будут? – с ходу поняла маман.
– Да… Сеньку на факультете любили. И про роман наш знали. И тут вдруг, я так быстро…
– Понимаю. Принимаю, – поспешно согласилась мать. И снова улыбнулась: – Ну, нам же лучше. Банкет дешевле обойдется.
…Настя звонила адвокату до последнего. А в предсвадебный день поехала в его контору. Отмела уверения секретарши, что начальник сегодня не появится, и до восьми вечера сидела в приемной на жестком стуле… Но адвокат в контору так и не пришел, и Настя шла домой и повторяла про себя: «Сенька, ты простишь меня за эту свадьбу… Сенька, ты поймешь… Это ведь я не ради себя делаю. А ради сына твоего, чтобы он не в нищете рос!»
Свадьба прошла размытым калейдоскопом лиц, улыбок, букетов. Настя изображала счастливую невесту, а Женя, кажется, и вправду был счастлив. Настя подслушала, как он гордо сказал Ирине Егоровне:
– Укротил я твою… строптивую кобылку!
«Ладно-ладно, кобылку нашли, – злорадно думала Настя. – Вот отпустят Сеньку, тогда я вам так взбрыкну!»
Она оставила счастливых гостей веселиться и плясать под ресторанный ВИА и выскользнула в холл. Карманов в свадебном платье не было, двухкопеечную монетку для телефона пришлось просить у швейцара.
В этот раз адвокат ответил ей лично:
– О, Настенька, наконец-то вы мне позвонили…
Будто она не охотилась за ним который день кряду!
– Ну, что я вам могу сказать. Суд состоялся. Сегодня. И Арсения вашего мы отстояли.
– Ой… – Руки задрожали, едва удерживая тяжелую трубку.
– Прокурор, разумеется, просил высшую меру. Судьи, кажется, были на его стороне. Но обошлось, обошлось, Настя!
– Что значит – обошлось? – дрожащим голосом спросила она. – Вы хотите сказать, что его отпустили?!
– Ну конечно же, нет, – раздраженно проговорил адвокат. – Я же сказал вам – прокурор высшую меру просил. Но, слава богу, удалось обойтись десяткой. И в общем режиме, Настя, в общем режиме, а это, я скажу вам, не сравнить со «строгачом» или «особым». А там – примерное поведение, амнистии, помилования. Лет через семь выйдет. Еще молодой, но уже закаленный…
…Настя не помнила, как дошла до банкетного зала. И потом, вспоминая тот день, поражалась: как же ей удалось? Ничем себя не выдать, улыбаться, и послушно выполнять команду «горько», и даже великосветски беседовать по-английски с будущей (то есть уже с настоящей) свекровью.
Мама смотрела на нее настороженно – кажется, она тоже знала о том, что суд уже состоялся. А Настя думала – в бессильной злобе, скрытой под маской счастливой невесты: «Ах ты, ехидна! Ненавижу! Обошла меня, обмишурила! Да ты с самого начала знала, что все будет именно так! Что Сеню – посадят, и посадят надолго. И этого адвокатишку специально нашла, и специально его проинструктировала! Да вы с ним просто надо мной издевались!»
Настя снова покинула банкетный зал.
В этот раз отправилась на второй этаж, в тот самый бар, где она когда-то так бесславно накачалась коктейлями. И откуда ее спас Сенька Челышев.
Бармен радостно приветствовал красавицу-невесту. «Устала от банкета? Пришла отдохнуть? Ну, отдыхай, я только рад!»
Он тут же спроворил ей «коктейль от заведения» – тот самы