.
Подорванная репутация, потерянное из-за полученных в Чернобыле доз радиации здоровье, разочарование из-за отказа его страны уделять больше внимания вопросам безопасности, груз ответственности за погибших – все это привело к трагедии: на вторую годовщину аварии Валерий Легасов повесился после того, как накануне были отвергнуты его предложения по реформированию советской науки. Перед смертью он надиктовал на пленку свои воспоминания, где, в частности, говорил, что чернобыльская катастрофа – это «апофеоз, это вершина всего того неправильного ведения хозяйства, которое осуществлялось в нашей стране в течение многих десятков лет»[289]. Ходили слухи, что Легасову заткнули рот за его высказывания против системы безопасности, принятой в советской ядерной энергетике, и это подтолкнуло власти к расследованию обстоятельств его смерти, но факт убийства официально так и не был установлен. 20 сентября 1996 года тогдашний президент России Борис Ельцин посмертно наградил Легасова почетным званием Героя Российской Федерации за «мужество и героизм», проявленные во время расследования причин катастрофы.
29 сентября 1986 года вновь началась эксплуатация ЧАЭС. Как сообщила газета «Известия», первый энергоблок был выведен на «минимально контролируемый уровень»[290]. Однако не все прошло гладко, и после устранения неполадок блок перезапустили 20 октября, а позднее вывели на полную мощность. Поскольку авария привела к критической нехватке электроэнергии в Украине, правительство торопило с возвращением станции в рабочее состояние. Вскоре после первого блока начал работу второй, а вот третий требовал серьезного ремонта, и его запуск состоялся лишь 4 декабря 1987 года.
После венской конференции миф о том, что ответственность за аварию на четвертом блоке почти целиком лежит на персонале станции, всячески поддерживался еще несколько лет как советскими властями, так и экспертами МАГАТЭ. Однако доклад, сделанный в 1991 году на заседании Госпроматомнадзора, рисовал совсем иную картину и показывал, что в информации, полученной МАГАТЭ в 1986–1987 годах, отсутствует целый ряд важнейших фактов. Доклад в нехарактерной для СССР жесткой манере не оставлял камня на камне от конструкции реактора и содержал множество претензий, как то: «РБМК-1000, из-за ошибочно выбранных его разработчиками физических и конструктивных параметров активной зоны, представлял собой систему, динамически неустойчивую по отношению к возмущению как по мощности, так и по паросодержанию»; «очевидному несоответствию фактических характеристик активных зон их ожидаемым проектным значениям не было дано должной оценки, вследствие чего поведение РБМК в аварийной ситуации оставалось неизвестным»; «для ряда важнейших параметров, нарушение которых 26.04.86 г. разработчики реактора считали критическими для возникновения и развития аварии, не были предусмотрены проектом ни аварийные, ни предупредительные сигналы»; «имеются основания считать, что разработчики реактора не смогли оценить эффективность аварийной защиты в возможных эксплуатационных ситуациях»; «разработчики проекта и типового технологического регламента по эксплуатации РБМК-1000 не довели до сведения персонала действительную опасность проявления ряда характеристик реактора»; и, пожалуй, самое суровое замечание: «Комиссия считает необходимым особо подчеркнуть, что практически все конструктивные недоработки [стержней] СУЗ были известны до аварии». И так далее, и тому подобное: в конструкции реактора имелись десятки дефектов, критически нарушающих нормы безопасности. Чернобыльская авария, вызванная ошибочными действиями эксплуатационного персонала, имела несоразмерно катастрофические последствия из-за недостатков в конструкции реактора, заключили авторы документа[291].
В докладе 1991 года вскрылась еще одна критически важная проблема: отсутствие внятной ответственности в управленческих кругах советской ядерной энергетики, что и сделало возможным выдачу разрешения на производство столь опасного реактора, как РБМК-1000. «Все участники создания и эксплуатации АЭС несут ответственность только за те части работы, которые они непосредственно выполняют. В соответствии с международными нормами и практикой такая общая ответственность возлагается на эксплуатирующие организации. В [СССР] до настоящего времени таких организаций нет. Выполнение их функций в части принятия наиболее важных, общих для АЭС в целом решений обычно возлагалось и возлагается на соответствующие министерства, являющиеся органами государственного управления. Тем самым право принимать решения оторвано от ответственности за него. Более того, ввиду неоднократных преобразований органов государственного управления исчезли даже те структуры, которые принимали ответственные решения. Таким образом, опасные объекты есть, а несущих ответственность за них нет»[292].
После публикации доклада взгляд на чернобыльскую аварию в научных кругах изменился. Новая информация сняла с персонала станции большую часть обвинений, показав, что они не нарушали эксплуатационные инструкции в инкриминируемых масштабах, что важные разделы документации реактора были составлены некорректно и что одну из главных ролей в происшедшем сыграли недостатки конструкции. В 1992 году Международная консультативная группа по ядерной безопасности МАГАТЭ переработала свой доклад, включив в него новые данные, и выпустила документ под названием ИНСАГ-7. В нем четко указывалось, что при наличии в советской ядерной отрасли надлежащей культуры безопасности, практики обратной связи и контроля аварии бы не случилось. Частичная ответственность за аварию по-прежнему лежала на операторах, но в новом докладе вновь и вновь подчеркивалась главная мысль: «Конструкции АЭС должны быть в наиболее возможной степени невосприимчивы к ошибке оператора и к преднамеренному нарушению регламентов безопасности»[293]. МАГАТЭ насчитало в общей сложности сорок пять проблем с безопасностью на ЧАЭС: девятнадцать крупных, двадцать четыре средней степени важности и две незначительные.
В конструкцию РБМК внесли существенные улучшения: была увеличена скорость погружения стержней управления при сигнале аварийной защиты – на полное погружение теперь требуется не 18 секунд, а 12; снижен положительный пустотный коэффициент реактивности, а также уменьшено влияние на реактивность полного запаривания активной зоны; внедрена быстродействующая аварийная защита (БАЗ), которую в том числе обеспечивают 24 дополнительных стержня управления; предотвращена возможность отключения аварийных систем защиты во время работы реактора на мощности; и самое главное, модернизирована конструкция стержней управления – удлинена борная секция (поглотитель) и исключены столбы воды в нижней части каналов. Но графитовые концевые секции остались на месте[294].
Несмотря на призывы мировой общественности закрыть ЧАЭС немедленно, процесс ее ухода из жизни затянулся надолго. 11 октября 1991 года, всего через пять лет после взрыва четвертого энергоблока, на станции произошла третья крупная авария – на сей раз на втором блоке. Незадолго до того блок временно вывели из эксплуатации после еще одного инцидента – пожара в секции машинного зала, вспыхнувшего во время мелких ремонтных работ на турбогенераторе. Пламя погасили, генератор изолировали, и в тот момент, когда его турбина еще по инерции вращалась с частотой около 150 оборотов в минуту, один из выключателей вдруг включился, и генератор вновь вошел в рабочий режим. Турбина менее чем за полминуты разогналась до 3000 об/мин. Согласно данным из доклада Комиссии по ядерному регулированию США от 1993 года, «подача напряжения на турбогенератор ТГ4 стала причиной перегрева проводящих элементов и повреждения механических соединений ротора и обмоток. Возникшая центробежная разбалансировка привела к разуплотнению подшипников 10–14 и масляной системы и к выбросу водорода и масла с последующим их воспламенением от электрической дуги и теплоты трения. Высота пламени достигала 8 метров. Видимость в помещении была затруднена из-за густого дыма. Когда горящее масло достигло шин генератора, произошло трехфазное короткое замыкание с силой тока 120 000 ампер»[295]. Пожарные прибыли незамедлительно. Они не опасались воспламенения кровли, поскольку все горючие материалы с крыш станции убрали еще после аварии 1986 года, но вентиляционные системы не могли справиться с дымом и жаром. Пожарные понимали, что опорные фермы кровли – в отсутствие огнеупорного покрытия и автоматических систем пожаротушения – могут не выдержать высоких температур. Несмотря на экстренную подачу дополнительной воды, мощности насосов не хватило одновременно на спринклеры и пожарные шланги, и фрагмент кровли размером 50 на 50 метров рухнул в машинный зал[296].
Сам реактор остался цел, но дальнейшая эксплуатация второго блока требовала серьезного ремонта. Новый состав украинского парламента решил, что блок следует закрыть. Первый блок прекратил работу 30 ноября 1996 года, за что украинское правительство получило 300 миллионов долларов на модернизацию энергетической отрасли, включая усовершенствование оставшегося реактора на третьем блоке. Но, несмотря на финансирование, третьему блоку под конец пришлось пережить остановку реактора – из-за вызванных погодными условиями повреждений электроинфраструктуры и выброса пара. На показанной по телевидению церемонии президент Леонид Кучма в прямом эфире дал указание заглушить установку: «Во исполнение решений Украины и международных обязательств нашего государства приказываю начать работы по досрочному выводу из эксплуатации третьего блока Чернобыльской атомной станции»