[297]. Так завершилась выработка электроэнергии на последнем чернобыльском реакторе.
Еще в советское время большинство работ по проектированию и строительству новых АЭС было заморожено или вовсе прекращено, а несколько действующих станций из-за ужесточения регламентов безопасности пришлось по разным причинам закрыть. К 1989 году планы выработки электроэнергии ядерными установками урезали на 28 000 МВт (для сравнения: четвертый блок ЧАЭС с самым мощным на тот момент реактором производил 1000 МВт). Правительство в итоге отказалось от дальнейшей разработки РБМК, оставив лишь программы по обслуживанию и совершенствованию существующих реакторов. Уже ведущиеся работы по строительству РБМК благополучно завершили, а новые реакторы строить не стали. Из семнадцати РБМК, введенных в эксплуатацию, одиннадцать функционируют по сей день. После чернобыльской катастрофы в России строят только реакторы ВВЭР – эта конструкция была конкурентом РБМК с самого начала.
По официальным советским данным, в чернобыльской аварии погибли тридцать мужчин и одна женщина из охраны. Но это лишь люди, находившиеся непосредственно на станции в первые часы после взрыва и умершие от острой лучевой болезни или ожогов. В списке не учтены военные, погибшие от облучения во время ликвидации последствий, гражданское население прилегающей территории и многие из посещавших Зону вскоре после катастрофы (журналисты, врачи и т. д.). Тех, чьи тела были найдены, похоронили в заваренных цинковых гробах, чтобы их радиоактивные останки не заражали почву.
Хотя специалисты всего мира уделяли (и продолжают уделять) беспрецедентное внимание медицинским последствиям аварии, «реальное число смертей… вряд ли будет известно точно», говорится в докладе экспертной группы «Здоровье» Чернобыльского форума ООН 2006 года. Загрязненная площадь чрезвычайно велика – около 400 тысяч квадратных километров, включая 23 % территории Беларуси, 7 % – Украины и ряд местностей на западе России и в восточноевропейских странах (оценки зависят от того, что вкладывать в слово «загрязненный»), – кроме того, проблемы со здоровьем, связанные с облучением, не всегда различимы на фоне общей заболеваемости, а случаи смертельных заболеваний могут проявиться лишь годы, а то и десятилетия спустя[298]. Результаты каждого нового исследования вероятной «чернобыльской» смертности отличаются от предыдущих[299].
Я обычно игнорирую самые высокие и самые низкие цифры и полагаю, что истину нужно искать где-то посередине. МАГАТЭ говорит о приблизительно 4 тысячах смертельных случаев, но эта оценка, по всей видимости, лежит у нижней границы, и я сомневаюсь, что ее можно принять, учитывая, сколько вполне здоровых прежде людей, так или иначе связанных с аварией, умерли в течение десяти лет после нее. По словам Николая Омельянца, заместителя руководителя Национальной комиссии по радиационной защите населения Украины, «постоянно действующего высшего независимого коллегиального научно-экспертного совещательно-консультативного органа по вопросам противорадиационной защиты и радиационной безопасности населения Украины», «не менее 500 тысяч человек, а то и больше, уже умерли – это из тех 2 миллионов в Украине, которые официально числятся жертвами Чернобыля. [Исследования показывают, что] 34 499 человек, принимавших участие в ликвидации последствий аварии, умерли со времени катастрофы. Среди них смертность от рака почти втрое больше, чем у остального населения»[300],[301]. Он также утверждает, что, по данным его специалистов, младенческая смертность – по-видимому, речь идет о зараженных зонах – после аварии выросла на 20–30 % из-за хронического облучения. «У нас полно случаев рака щитовидной железы, лейкемии и генетических мутаций, которые не зафиксированы в данных ВОЗ и которых двадцать лет назад Украина не знала»[302], – говорит специалист украинского Научного центра радиационной медицины Евгения Степанова[303]. В опубликованном в 2006 году отчете под названием «Иной доклад о Чернобыле» (The Other Report on Chernobyl; TORCH) – который, правда, не вызывает большого доверия, поскольку подготовлен по заказу противников атомной энергетики[304], – говорится о 30–60 тысяч случаях смерти от рака. Похоже, взяли самые высокие показатели, какие удалось найти (местами дело доходит до семизначных чисел), и вслепую сочли их корректными. Оценив достоинства всех этих докладов и ознакомившись с соответствующей критикой, лично я полагаю, что реальная цифра – где-то порядка 10 тысяч, но хочу подчеркнуть, что это абсолютно ненаучная оценка. Просто мне трудно поверить в «4 тысячи», поскольку мы имеем массу фактических свидетельств, которым это число противоречит. Но утверждать что-либо с определенностью здесь невозможно, поскольку нет ни одного документа, который так или иначе нельзя было бы подвергнуть сомнению.
Смертность, разумеется, не единственный показатель: огромное число переживших катастрофу по-прежнему страдают от серьезных проблем со здоровьем, вызванных облучением. Практически невозможно найти надежную медицинскую статистику за годы, предшествовавшие 1986-му, и поэтому нельзя провести сравнительный анализ, однако, судя по всему, число случаев врожденных дефектов, пороков развития и детской лейкемии в первые пять лет после аварии резко возросло. «В тридцати больницах нашего региона [Ровно, 500 километров к западу от Чернобыля] до 30 процентов людей, которые находились на пораженных радиацией территориях, имеют физические нарушения: сердечно-сосудистые заболевания, рак, болезни дыхательных органов. Почти каждый третий новорожденный имеет патологии, в основном внутренние»[305], – говорил в 2006 году врач одного из специализированных диспансеров радиологической защиты населения[306]. Даже сегодня в некоторых белорусских поликлиниках висят таблички, извещающие, что жертвы Чернобыля обслуживаются вне очереди.
Нью-Йоркская академия наук указала на существенный рост заболеваемости по всем видам рака, заболеваниям центральной нервной, сердечно-сосудистой, пищеварительной, мочеполовой, эндокринной систем, органов дыхания, а также на рост младенческой и перинатальной смертности, числа случаев задержек умственного развития и слепоты на затронутых аварией территориях[307].
Как и в случае с другими видами статистики по Чернобылю, неизвестно, сколько именно людей пострадало от несмертельных заболеваний. Зато мы знаем, что очень многие чернобыльцы оказались отторгнуты обществом и столкнулись с невозможностью жить где-либо, кроме Зоны. Они подвергаются социальной стигматизации, их не берут на работу, с ними не хотят общаться из-за невежественного пагубного страха перед радиацией. Некоторые из этих людей получают государственные компенсации, но их число невелико и продолжает снижаться. Некоторые спустя какое-то время после аварии вернулись в Зону, где жить по-прежнему небезопасно, и они объясняют свое решение в первую очередь тем, что их нигде не принимали. Восточноевропейские фермеры до сих пор не могут продавать свою продукцию, поскольку их скот пасется на земле, которую считают радиоактивной и небезвредной для здоровья.
Чернобыль послужил прямым напоминанием всем странам мира об ужасах, которые сулит применение ядерного оружия. 15 мая 1986 года доктор Роберт Гейл провел в советском МИДе первую пресс-конференцию об аварии. Описав ситуацию с состоянием пациентов, он затем посвятил немало времени ответам на вопросы. Один из них касался уроков Чернобыля. «Думаю, нам следует рассматривать события последних недель в более широком контексте, – сказал он. – Мы имеем дело со сравнительно некрупным инцидентом, но даже при международном содействии очевидно, насколько мы ограничены в возможности отвечать на этот вызов и оказывать помощь пострадавшим. Если нам так трудно спасти три сотни жертв, представьте себе, какие усилия потребуются в случае применения ядерного оружия – и их явно будет недостаточно. Заблуждаются те, кто верит в возможность медицинской помощи после ядерной войны»[308]. Он открыто озвучил проблему, с которой Кремлю волей-неволей пришлось столкнуться почти через сорок лет после начала холодной войны. У правительства СССР имелся план действий на случай аварии, подобной чернобыльской, но всего одного инцидента оказалось достаточно, чтобы впервые наглядно продемонстрировать Политбюро ЦК КПСС, какими будут последствия ядерной войны. Всего одна атомная станция, один относительно небольшой (в сравнении с ядерным оружием) взрыв в одном реакторе – и правительство вынуждено задействовать все имеющиеся ресурсы, в том числе предпринять самую масштабную в истории мирную мобилизацию армии. Радиация сводит на нет любой стандартный план действий и заставляет признать, что взорвать даже одну атомную бомбу – не говоря уже о 65 тысячах бомб, существовавших на тот момент, – дело немыслимое.
11 октября 1986 года, через пять месяцев после катастрофы, Михаил Горбачев встретился с американским президентом Рональдом Рейганом, чтобы обсудить возможность уничтожения ядерных арсеналов. Они согласились, что определенные шаги в этом направлении необходимы, и 8 декабря 1987 года состоялось подписание советско-американского Договора о ликвидации ракет средней и малой дальности, в котором шла речь обо всех ракетах наземного базирования с радиусом действия от 500 до 5500 километров. Менее чем через год после аварии в Москве прошел исторический Форум за безъядерный мир, за выживание человечества с участием выдающихся представителей разных стран и сфер деятельности. Эта встреча на фоне долговременных последствий чернобыльской катастрофы заставила многих советских «жестких» политиков согласиться, что ядерная война недопустима, что в ней не может быть победителей, так как она уничтожит планету. Число ядерных испытаний в мире сократилось. К 1996 году был разработан Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний, и физические испытания на время прекратились – их заменили компьютерные симуляции. Всего два года спустя Индия и Пакистан испытали собственное ядерное оружие, однако это, к счастью, были единичные случаи. Единственной страной, которая не прислушивается к здравому смыслу, остается КНДР.