оге перед народом. Олесь Гончар, самый известный в то время украинский писатель, писал Яворивскому после выхода романа: «Вашим словом из Чернобыльской эры донесла миру боль и свои надежды сама Украина»[468].
В Верховном Совете Яворивский сосредоточился на проблеме Чернобыля и возглавил созданную по его инициативе парламентскую комиссию по вопросам Чернобыльской катастрофы. Комиссия занялась расследованием роли партийного и советского руководства Украины в сокрытии масштабов аварии и ее последствий для населения. КГБ, принимавший непосредственное участие в сокрытии правды о Чернобыле, теперь докладывал председателю комиссии Яворивскому о проблемах на станции и зараженных территориях. Одним из первых адресатов обвинений со стороны Яворивского стал бывший директор Чернобыльской АЭС Виктор Брюханов. Пламенный оратор и публицист, обвиняемый оппонентами в популизме, Яворивский позволял себе много спорных высказываний. В частности, он заявил, что ночь аварии Брюханов провел с любовницей в лесном домике, а затем в нарушение своих директорских обязанностей скрыл масштаб случившегося от начальства и широкой общественности[469].
У Брюханова – он вышел на свободу досрочно, в сентябре 1991 года, отбыв пять лет заключения из десяти, – слова Яворивского вызвали негодование. «Яворивский создал себе имидж, выпустив скоропалительно книгу, – позднее рассказывал Брюханов. – Написал выдумки всякие… Я с того времени фамилию Яворивский не переношу». Большую часть срока Брюханов провел в лагере на Востоке Украины. Там он был местной знаменитостью: когда его привезли, заключенные приходили из других бараков посмотреть на человека, признанного виновным в самой страшной в истории техногенной катастрофе. Лагерная администрация хотела назначить его бригадиром, но Брюханов отказался и стал работать простым слесарем. Досиживал свой срок он уже ближе к дому, в Центральной Украине. После освобождения Брюханов впервые увидел свою пятилетнюю внучку – она родилась вскоре после Чернобыльской аварии[470].
Нелегко пережив заключение – «процентов 95 из тех, кого я там видел, трудно считать людьми», говорил он позднее, – Брюханов пребывал в относительно добром здравии. После освобождения он снова устроился на Чернобыльскую АЭС, а потом перешел на работу в «Укринтерэнерго» – государственную компанию, занимающуюся экспортом, импортом и транзитом электроэнергии. Большинству его подельников повезло меньше. Бывший главный инженер станции Николай Фомин не смог оправиться от вызванного аварией психологического потрясения. В 1988 году его перевели из колонии в психоневрологическую лечебницу для заключенных, а оттуда – в гражданскую психиатрическую клинику. Его заместитель Анатолий Дятлов, отвечавший за тест турбогенератора 4-го энергоблока, психологических проблем не испытывал и свою вину так и не признал. Он перенес лучевую болезнь в тяжелой форме и в 1990 году был освобожден в связи с состоянием здоровья[471].
В конце лета 1991 года, когда Украина объявила о своей независимости от рассыпающегося Советского Союза, а Брюханов условно-досрочно вышел на свободу, уже мало кто считал Брюханова, Фомина и Дятлова главными виновниками аварии. В ноябре 1991 года экспертная группа советских физиков-ядерщиков во главе с новым директором Курчатовского института Евгением Велиховым пришла к выводу, что у аварии были и другие причины. Группа поддержала заключение, содержавшееся в докладе Комиссии Государственного комитета СССР по надзору за безопасным ведением работ в промышленности и атомной энергетике: «Недостатки конструкции реактора РБМК-1000, эксплуатировавшегося на 4 блоке Чернобыльской АЭС, предопределили тяжелые последствия чернобыльской аварии. Причиной чернобыльской катастрофы являются выбор разработчиками реактора РБМК-1000 концепции, в которой, как оказалось, не были достаточно учтены вопросы безопасности»[472].
Осенью 1991 года Яворивского и его парламентскую комиссию Брюханов уже не интересовал: в поисках виновников Чернобыльской аварии они нацелились на гораздо более крупную дичь – руководство партии и правительства Украины. Владимир Щербицкий умер в феврале 1990 года, но в сфере досягаемости комиссии оставались другие представители руководства, в том числе бывший глава республиканского правительства и председатель чернобыльской оперативной группы украинского политбюро Александр Ляшко. С поста председателя правительства он ушел в июле 1987 года во время суда над Брюхановым и другими работниками станции. Ляшко гордился своей ролью в преодолении последствий аварии: это он настоял на эвакуации Припяти вопреки позиции, занятой его партийным начальником Владимиром Щербицким и председателем правительственной комиссии Борисом Щербиной.
Яворивскому роль Ляшко виделась иначе. «Какие действия предприняли правительство и ЦК Коммунистической партии Украины, когда стало известно об аварии?» – спросил он Ляшко, который по вызову комиссии явился в Верховную раду. «Дело было ночью, я был дома, – отвечал Ляшко, имея в виду звонок председателя советского правительства Николая Рыжкова. – Какие могли быть действия?» Яворивскому ответ не понравился, и он язвительно спросил Ляшко: «То есть вы крепко выспались и поехали на работу?» Ляшко рассказал комиссии о том, как он мобилизовал городской транспорт для эвакуации Припяти, о том, как действовало республиканское правительство в первые дни и недели после аварии. Допрос продолжался два часа и закончился на дружественной ноте; двое членов комиссии даже проводили семидесятипятилетнего Ляшко до его дома в центре Киева. Бывший председатель украинского правительства был уверен: расследование – во всяком случае в том, что касалось его самого, – закончено. Но его ждал неприятный сюрприз[473].
11 декабря 1991 года, через десять дней после референдума, на котором украинский избиратель поддержал принятый парламентом Акт провозглашения независимости Украины, и через день после того, как Верховная рада ратифицировала прекратившее существование СССР Соглашение о создании Союза Независимых Государств, подписанное от России Борисом Ельциным, от Украины – Леонидом Кравчуком и от Белоруссии – Станиславом Шушкевичем, украинские парламентарии собрались, чтобы заслушать доклад комиссии Яворивского.
В соглашении по СНГ, под которым стояли подписи Ельцина, Кравчука и Шушкевича, заявлялось, что «стороны осознают планетарный характер Чернобыльской катастрофы и обязуются объединять и координировать свои усилия по минимизации и преодолению ее последствий». Однако пока что все три страны разбирались с последствиями Чернобыльской аварии по-своему. Каждая самостоятельно определяла, насколько широко и открыто средства массовой информации могут освещать связанные с ней экономические, социальные, медицинские и экологические проблемы, меры по преодолению ее последствий и степень ответственности за случившееся бывшего коммунистического руководства[474].
В Украине парламент взялся за бывших представителей руководства гораздо жестче, чем новые власти других пострадавших от радиации республик бывшего СССР. Украинский эконационализм все еще пользовался широкой поддержкой населения. Но если раньше он подстегивал стремление к независимости, то теперь стал оружием в борьбе за будущее страны между национал-демократами и растерянными функционерами коммунистического режима, которые контролировали правительство. Отчаянный натиск на бывших членов республиканского руководства, замешанных – или только заподозренных – в сокрытии информации о Чернобыле, вел Яворивский. Он не щадил посткоммунистическую элиту, которая, в отличие от той же Литвы, где в свое время возник первый на территории СССР очаг этнонационализма, в Украине по-прежнему цеплялась за власть.
Свой доклад Яворивский начал с того, что Чернобыльская авария – это, прежде всего, национальная трагедия Украины. «Библейская Звезда Полынь упала на нашу землю и отравила не только наши хлеб, воду и воздух, но и нашу с вами кровь», – сказал он, развивая темы, прозвучавшие в выступлениях украинских писателей (в том числе и самого Яворивского), опубликованных вскоре после аварии. Чудовищным образом, продолжал он, катастрофа превратила украинцев в избранный народ: «Теперь уже ясно, что мы – отмеченный Богом народ. Может, хоть в этом нам не откажут наши соседи».
Кто же несет ответственность за национальную трагедию? Яворивский всю вину возложил на Коммунистическую партию Советского Союза и ее «малороссийский филиал» – украинскую Компартию. С точки зрения Яворивского, имперский коммунизм и милитаризм стремились совместными усилиями уничтожить низведенную до положения колонии Украину. Средством уничтожения должен был послужить сконструированный с грубыми ошибками реактор, помещенный в междуречье трех украинских рек – Днепра, Припяти и Десны. Яворивский отверг поддержанную Горбачевым версию, согласно которой во всем были виноваты операторы станции. Вопреки своим прежним утверждениям, Яворивский фактически реабилитировал руководителей и инженеров АЭС, в 1987 году осужденных коммунистической властью в зоне отчуждения, представив их скорее жертвами, а не преступниками. Вместо них он обрушился с критикой на «должностных лиц, которые замалчивали масштабы аварии, скрывали ее от народа и не приняли мер для защиты людей от радиации и тем совершили огромных масштабов преступление».
Далее Яворивский зачитал фрагменты показаний, полученных комиссией в ходе опроса бывших руководителей Украины, в том числе бывшего председателя Совета министров Александра Ляшко, бывшего председателя Президиума Верховного Совета Валентины Шевченко и бывшего министра здравоохранения Анатолия Романенко, который в апреле и мае 1986 года молчал о пагубном влиянии аварии на здоровье людей, за что украинцы ненавидели его сильнее всех других чиновников. По словам Яворивского, комиссией было установлено, что с первых дней после аварии республиканские власти имели доступ к информации об уровне радиации в Припяти и прилегающих к ней районах, но не сообщали населению об опасности, которой оно подвергалось. Яворивский настаивал на том, что даже если власти не могли правильно оценить и интерпретировать поступавшую к ним информацию, это не смягчает, а, напротив, усугубляет их вину. «И их вина заключается не только в том, что они были беспросветно некомпетентны, возглавляя ядерную державу, их вина в том, что они и не стремились, не хотели знать правду, а тем более – донести ее до людей, – говорил Яворивский. – Для руководителей такого ранга это – преступление, граничащее с геноцидом собственного народа».