Если идти вперед, то можно было заблудиться и не найти колодец, а следовательно, умереть от жажды – смерть ужасная и медленная. Вернуться без Надии, без оружия и денег – признать поражение, что будет преследовать его всю оставшуюся жизнь, потому что после этого никакой торговец рабами не согласится доверить ему караван, зная, что он предал самого Сулеймана.
– Ладно…– пробормотал он. – Не позволю, чтобы насмехались надо мной.
И пошел по следам на север. Шел все утро, не поднимая глаз от земли. Остановился всего пару раз, когда наткнулся на нору пустынной крысы.
В первой никого не было, хоть и копал при помощи ножа яростно и так глубоко, как смог, но во второй ему повезло – он поймал двух детенышей, что неистово извивались и истошно визжали, стараясь укусить его. Он отсек обеим головы и жадно пил их кровь, а потом продолжил путь, и, пока шел, освежевал, разрезал на куски и съел сырыми.
Эта еда подкрепила его силы, и он ускорил шаг, и шел так часа два, пока вдруг не поднял голову и не разглядел вдалеке силуэт всадника.
Они увидели друг друга одновременно и, не шевелясь, некоторое время стояли и наблюдали друг за другом. Потом всадник сделал несколько осторожных шагов вперед. Амин узнал одного из погонщиков Сулеймана. Поперек его седла лежало длинноствольное ружье. Убедившись, что Амин не вооружен, он громко вскрикнул, стегнул своего верблюда и кинулся в погоню.
Инстинктивно Амин бросился бежать от него, но через несколько метров понял безуспешность любой попытки спастись, опустился на землю и стал ждать, пока бедуин не приблизится к нему.
– Дай мне воды, – попросил он.
Тот протянул ему свою хирбу.
– Не стоит расходовать воду. Сулейман ждет тебя.
– Нашел девчонку?
– Нашел, нашел…
Напившись, он вернул погонщику флягу.
– Вставай… Пошли и не вздумай что–нибудь сделать.
– Почему не пристрелишь меня здесь же.
– Полагаю, что Сулейман припас для тебя что–то получше… Да и нам развлечься не помешает…
Не спеша двинулись в сторону лагеря – Амин впереди, погонщик на верблюде позади, не спуская с него настороженного взгляда. Спустя некоторое время вдалеке, у горизонта, показалась фигура второго всадника. Бедуин, шедший за Амином, сорвал с головы тюрбан, размотал его и принялся размахивать особым образом, сигнализируя другому всаднику – язык знаков, похожий на флажный семафор на флоте. Тот в свою очередь также начал размахивать тюрбаном, но эти сигналы уже предназначались третьему всаднику, находящемуся где–то за линией горизонта. И с наступлением вечера все четверо пришли к тому месту, где их ждал торговец.
Сулейман встал и, указав на Амина, приказал:
– Нож у него заберите.
Четверо спешились, обезоружили негра и швырнули его на землю. Суданец почувствовал себя более уверенно, подошел сбоку и тяжелым ботинком ударил его под ребра.
– Я ж тебя предупреждал, чтобы ты даже не пытался этого делать, вонючий негр, – прошипел он. – Нет на свете такой женщины, из–за которой можно было бы так рисковать… – он указал рукой на Надию, что сидела в отдалении и исподлобья наблюдала за происходящим. – Посмотри на нее! Это не та женщина, чтобы наслаждаться ею здесь, посреди грязной пустыни, прямо на земле, среди колючек и камней. Ее нужно хорошенько отмыть, смазать благовониями и потом положить на широкую постель с белоснежными простынями…
Видишь, что она сделала с тобой? Чуть–чуть ослабил хватку и она тебя обманула. Думаешь, она следовала бы за тобой всю жизнь, дурак?
– Я не дурак, – зло сверкнул глазами Амин. – Она стоит в два раза дороже, чем то, что ты сказал нам. Я потом продал бы ее.
– Вот это да! Хороша пара мошенников! – рассмеялся Сулейман. – Она клянется тебе в любви, чтобы сбежать, а ты обещаешь освободить ее с тем, чтобы перепродать, – и, обернувшись к Надие, продолжил, ухмыляясь. – Видишь, черная, это я снаружи такой злой, но в глубине души я, все же, лучше, чем он…
Бережно спрятал свою трубку в кожаный мешок. Облокотившись на верблюда, что возмущенно начал фыркать, молча смотрел на сидящего на земле негра, размышляя над чем–то.
– Заткнись, сволочь! –зло пнул ногой животное и, обратившись к своим людям, спросил, не спуская глаз с Амина. – Какое наказание заслуживает человек, предавший своего господина, обокравший его и переспавший с его лучшим товаром?
Бедуины молчали. Все знали ответ.
– Хорошо!– произнес Сулейман. – Отрежу тебе яйца и выколю глаза. Так я исполню свое обещание. Но, чтобы ты не говорил, будто я человек плохой, отпущу тебя потом. Сможешь идти на все четыре стороны.
– Лучше убей!
Суданец ухмыльнулся.
– Это будет слишком просто для такого, как ты, черный. Слишком просто! А еще я оставлю пару литров воды, чтобы у тебя было достаточно времени бродить слепым по пустыне, вспоминая меня и раскаиваясь в содеянных тобой грехах… Может быть, таким образом ты сможешь вымолить себе прощение и попадешь в рай.
Видя, как он извлек из–за пояса острую, как бритва, гумийю, Амин кинулся было бежать, но бедуины набросились на него и прижали спиной к земле. Сулейман приблизился, поигрывая ножом:
– Не дергайся. Больно не будет. Я очень ловко делаю эту операцию. Лучше лежи тихо.
Одним движением он распорол штаны Амина, запустил в разрез руку, нащупал мошонку. Ножом сделал продольный разрез на коже, порылся внутри окровавленными пальцами и сделал еще два коротких режущих движения.
Амин не проронил ни звука, смотрел на суданца ненавидящими глазами, на лице его не отразилось ни намека на страдание и физическую боль, только сжал зубы изо всех сил и холодный пот струился по телу.
Сулейман выпрямился и продемонстрировал всем, лежащие на ладони окровавленные яички.
– Все! Закончилась твоя мужественность, негр, – хмыкнул он. – Больше уж никогда не будешь насиловать мальчиков и воровать женщин, – он отшвырнул вырезанные органы далеко в кусты. – Какой груз свалился с плеч этого мира…
Из кармана своего бурнуса извлек моток бечевки и ловко перевязал кровоточащую рану.
– Так ты не истечешь кровью, – вытер гумию о штаны распростертого негра и спрятал за пояс. – Хорошо, – тяжело вздохнул он. – Теперь нужно выколоть тебе глаза, но это уже будет не так приятно…
Взглянув на одного из бедуинов, спросил:
– Хочешь?
– Почему ты просто не убьешь его? – не выдержала Надия. – Ты уже наказал его.
– Обещание есть обещание, – криво улыбнулся торговец. – И лучше будет, если ты заткнешься, ты также виновата, как и он, – опять посмотрел на своих людей, но никто не хотел быть палачом, никто не пошевелился, тогда он порылся в складках своего бурнус и извлек помятую купюру. – Десять долларов тому, кто согласится.
Усталой походкой подошел к верблюду и взобрался в седло.
Спустя пять минут вся процессия уже шла на северо–восток.
И только тогда, поняв, что его бросили одного, Амин не выдержал и закричал от боли, отчаяния и страха, навалившегося со всех сторон из мира, погрузившегося навеки в ночь.
Зеда–эль–Кебир принял его с распростертыми объятиями, низко кланяясь и пританцовывая от желания услужить.
– Добро пожаловать в мой дом, – повторял он снова и снова. – Добро пожаловать!
Бросив поводья своего «Саломе», он прошел следом за хозяином в ту часть, что была отведена для приема гостей, где сгорбленная старуха в лохмотьях уже приготовила чай и галеты.
– Чему обязан такой чести, эфенди, увидеть тебя в своем доме? – заискивающе улыбаясь, спросил человек–хорек.
Марио никогда не понимал откуда среди местных взялась дурацкая привычка называть всех белых «эфенди», но особенно не интересовался – пусть называют как хотят.
– Ищу двух своих товарищей, – ответил он. – Турка и англичанина… Заезжали ли они к тебе?
– В мой дом? – удивленно округлил глаза Зеда. – Нет! Это была бы большая честь для меня, но никого не было,– выдержал паузу и поинтересовался, скосив глаза в сторону. – А были ли причины приехать ко мне?
– Нет, конечно же! – успокоил его Марио. – Никакой особенной причины. Просто подумал, что может быть приедут, вот и сам заехал в надежде встретиться с ними. Не беспокойся. Возможно они в Гереде… Развлекаются с шлюхами…
– Возможно, возможно. Но уже поздно продолжать путь. Скоро ночь. Окажешь мне необыкновенную честь, приняв приглашение переночевать в моем доме, а утром, отдохнув, поедешь дальше…
Марио дель Корсо задумчиво посмотрел на продолжающего кланяться человечка и наконец согласился:
– Благодарю тебя. Уже дней десять не ел горячей пищи…
– Распоряжусь убить курицу и приготовить для тебя великолепный «кускус».
– Не стоит так беспокоиться.
– Как не стоит? Стоит! – запротестовал хозяин дома. – Еще как стоит, когда дело касается бесстрашного воина из «Группы Черное Дерево». Вы наша единственная защита от этой чумы, от этих проклятых работорговцев. Йюба! – позвал он и громко хлопнул в ладоши, но никто не пришел. Лицо его потемнело от сдерживаемого гнева и он громко закричал:
– Йюба, проклятый негр! Где тебя носит?
«Беллах», который отвел верблюда итальянца в загон, вбежал в комнату, запыхавшись.
– Да, хозяин?
– Убей курицу и отдай старухе. Передай ей, чтобы приготовила «кускус» для нашего гостя. И я говорил тебе много раз, чтобы перестал называть меня хозяином. Я не хозяин тебя, я – господин.
«Беллах» поклонился, давая понять, что все понял.
– Да, хозяин, – пробормотал он и выскочил из дома.
Зеда–эль–Кебир сокрушенно покачал головой с видом человека уставшего от чужой глупости.
– С ними не возможно… Просто, не возможно… Раса рабов, рождены такими и, чтобы мы не делали, перевоспитать их не получается. Все бесполезно. Ничего не понимают. Совершенно ничего не понимают.
Довольно долго оба сидели молча, прислушиваясь к крикам, доносившимся из курятника, где Йюба гонялся за курицей, в какой–то момент взбудораженное кудахтанье переросло в истеричный визг, резко оборвавшийся на самой высокой ноте и затем опять наступила тишина.