Давид обернулся к водителю–негру и спросил:
– Почему он отпустил тебя?
– Я ему больше не нужен.
– Он нанял другой грузовик?
– Нет. Законтрактовал «Грека».
– Какого еще «грека»?
Негр неопределенно пожал плечами.
– Ну, «Грек»… У него есть самолет. Он довезет их до Порт–Судана.
– Когда?
– Утром.
– Утром? – голос у Давида дрогнул. – Сможем приехать вовремя?
Вопрос был обращен к водителю, но тот лишь в очередной раз пожал плечами.
– Никто не знает. Зависит от проколов.
Оно и в самом деле зависело от проколов. Он мог бы и сейчас уверенно заявить, что и на этот раз, когда до Аль–Фашера было рукой подать, удача оказалась не на его стороне, потому что не проехали они и часа, как колесо лопнуло в очередной раз, после чего взбешенный Давид схватил ружье и пообещал перепуганному насмерть водителю–негру разнести череп, если он не поторопится, на что тот попытался вразумить его, объясняя, что если заплата не приклеится, как следует, то все усилия окажутся напрасными и колесо опять лопнет, когда он будет накачивать его, и продолжал трясущимися от волнения руками клеить латанную–перелатанную камеру.
Миранда, измотанная длинным переходом, спала в углу кузова на куче старых мешков, Алек сидел рядом, стерег ее сон и не спускал глаз с бедуинов, Малик же с отсутствующим видом смотрел в темноту, а вся та суматоха, связанная с задержанием грузовика, казалось, не произвела на него никакого впечатления. Теперь он знал, что трое из четырех человек, кого он разыскивал все эти годы, умерли, перестали существовать и знал имя четвертого, ответственного за это. Все остальное зависело от терпения и выдержки. Наверное, в первый раз он был уверен, что месть его достигнет цели и когда это произойдет: этой ночью или на следующий год – значения не имело. Это чувство было составляющей частью всей его жизни, почти что смыслом существования, и избавляться от него он не спешил.
Давид же не скрывал своей нервозности, поскольку справедливо полагал, что каждая минута задержки может привести к тому, что он не успеет и не сможет вернуть Надию и потеряет ее навсегда.
– Надия!
Надия, Надия, Надия… Словно старенький мотор рокотал и повторял тысячу раз ее имя и с каждым движением поршней и поворотом валов приближали его к ней.
Надия, Надия, Надия…
Два часа ночи.
Три часа…
Четыре утра и новый прокол…
У него возникло непреодолимое желание схватить ружье, выпрыгнуть из кабины и бежать вперед, сквозь ночь, туда, где проклятый самолет ожидал, когда поднимется солнце и унесет с собой навсегда Надию. Почему эта ночь не тянется бесконечно? Почему минуты проносятся с такой скоростью, когда они стоят неподвижно посреди этой каменистой дороги и клеют, клеют, клеют камеры, которые и клеить уже не имеет смысла ?..
Подул ветер.
Ощутил на лице его прикосновение и услышал его слабый стон. Точнее, чем любой часовой механизм, он обозначил приближение утра – новость плохая, новость ужасная.
– Поехали! Поехали! Что ты там возишься?! Слышишь? Это ветер!
– И что я могу поделать, эфенди? Который год я собираю деньги, чтобы купить новые камеры. Который год! Знаете, сколько стоит комплект камер в Аль–Фашере?
– Может, ты лучше заткнешься и займешься делом?!
Негр аккуратно наклеил заплату, терпеливо выждал, пока она не присохнет, просунул камеру в колесо и начал качать ручным насосом.
– Дайка мне! Я буду качать… – подскочил к нему Давид.
– Только не торопись, эфенди… Плавно, плавно… Не то, опять лопнет…
Ветер застонал долго и тоскливо.
Наконец поехали.
Мотор снова монотонно запел: Надия, Надия, Надия…
Прошел час, перевалили через каменистый хребет и там, далеко внизу, показались огни Аль–Фашера. Редкие, робко подмигивающие огоньки, ни как в больших городах, где огни выстраиваются в линии и рисуют подобие карты города.
Все еще была ночь.
Ветер метался по равнине и выл, как бешенный.
Надия, Надия, Надия… Грузовик покатился вниз по склону все быстрей и быстрей, небо на востоке становилось светлее, и с каждым метром, оставшимся за спиной, в душе его росла надежда…
Надия, Надия, Надия… Грузовик уже не просто ехал, а летел по каменистой дороге. Огни города приближались. Небосвод отделился от земли. Ночь земля и небо провели в тесных объятиях, но с наступление утра небо поднялось и осветилось восходящим солнцем, тогда как земля оставалась под покровом ночной тени.
Проехали еще два километра! Уже видны улицы и дома…
Надия, Надия, Надия..
Новый хлопок.
Грузовик накренился, скрежеща тормозами, свернул с дороги и прокатился несколько метров, круша сухой кустарник тяжелыми колесами…
Негр хладнокровно выключил двигатель и вылез из кабины.
Давид в отчаянии прислонился лбом к холодному стеклу и начал тихо плакать.
Ветер принес с собой звук моторов, раздававшихся где–то внизу на равнине.
Небо впереди из серого сделалось почти белым.
Наступал новый день.
В какой–то момент, неопределенный, каким–то странным образом ночь превратилась в день, мрак сменился светом, и вокруг проявилась пустынная и каменистая равнина, а впереди возникли, дома и улицы, и… самолет…
Старенький «Юнкер» пробежал по бетонной полосе, пару раз неудачно и неуклюже подпрыгнул, в попытке набрать высоту, чуть не завалился на бок и, докатившись почти до конца, вдруг с натруженным урчанием тяжело оторвался от земли, прошел, почти касаясь крыш глинобитных лачуг, и полетел на восток. Спустя несколько минут он был не больше точки на фоне ослепительно яркого неба.
Это было самое прекрасное место, какое ему посчастливилось посещать в свой жизни, и он никогда не уставал восхищаться им.
В центре располагался узкий и длинный бассейн, выложенный многоцветной мозаикой, где разнообразные фонтаны, большие и совсем маленькие, поднимали свои струи над поверхностью воды, и форма этих струй менялась в зависимости от времени дня и освещения. Свет в помещение проходил через многоуровневые аркады, тоже выложенные мозаикой. И пол, и дно бассейна были мозаичными, а оттенки всех элементов прекрасно гармонировали друг с другом, должно быть художники самым тщательным образом подбирали цветные кусочки один к другому.
С одной стороны раскинулся большой сад, где цвели розы и росли высокие пальмы. В конце сада, в стене располагалась массивная дубовая дверь, открывающаяся во внутренние помещения и дворики. Вдоль стен, увешанных дамасскими коврами ручной работы, гобеленами, была расставлена резная мебель из красного и черного дерева, а также столики с чеканными серебряными подносами.
Классическая красота убранства помещений искусно переплеталась с современной функциональностью и удобством – во всем здании бесшумно работала система кондиционирования воздуха и вся тропическая жара оставалась за стенами.
Прекрасное место, чтобы жить и наслаждаться жизнью.
Открылась тяжелая дверь.
В переходах послышались легкие шаги и шорох шелковых одеяний.
Наконец появился и сам хозяин, одет он был в богатую тунику с вышитым орнаментом и светлый платок, удерживаемый на голове ободом – типичное арабское одеяние, темные очки в тонкой золотой оправе гарцевали на орлином носу, чей кончик почти нависал надо ртом с тонкими губами в окружении черной, окладистой бороды.
Он почтительно поклонился и смиренно поцеловал протянутую ему руку.
– Да пусть благословение Аллаха прибудет с тобой, мой господин…
Вошедший человек с самым естественным видом принял это проявление учтивости, подошел к широкому плетеному креслу и, подобрав полы своего одеяния, сел, сложив руки на коленях.
– Прошло много времени с того момента, как мы виделись в последний раз… Чем вызвана такая задержка?
– Все по причине наихудшего, полного неприятных происшествий и самого удивительного путешествия в моей жизни, Ваше Сиятельство! – склонив голову, извиняющимся голосом, сказал Сулейман. – Вам стоило бы огромного труда поверить в то, сколько мне пришлось пережить, но Аллаху было угодно, чтобы все закончилось благополучно… – он улыбнулся. – Не хотел приводить сюда товар до того, как они не восстановятся после долгого путешествия…
– Есть что–то стоящее? – прервал его араб скучным голосом.
– О, Ваше Сиятельство! Нечто невероятное… – пообещал Сулейман. – Ваш выдающийся дядя, Его Высочество Абдала Ибн Азиз, да защити его Аллах, останется доволен и очарован… Никогда за всю свою жизнь не удавалось добыть нечто похожее…
– Прекрасно! И где же она?
– Грузовик ожидает на улице, Ваше Сиятельство.
Хассан Ибн Азиз хлопнул в ладоши и откуда–то, словно из воздуха, появился слуга.
– Пропустить грузовик Сулеймана, – коротко приказал он.
Слуга исчез точно так же, как появился, где то в глубине огромного дома произошло еле ощутимое движение.
– Откуда те люди?– поинтересовался Хассан.
– Отовсюду, мой господин: ибос, калабарес, фулбес, фангс и одна ашанти…
– Ашанти? – заинтересовался араб. – Молодая? Красивая?
– Не хотел бы расписывать ее, Ваше Сиятельство. Предпочитаю, чтобы вы сами увидели…
Открылись высокие ворота и огромный грузовик, крытый темным брезентом, въехал в сад и остановился перед ними.
Сулейман поднял брезент и тихим голосом отдал необходимые распоряжения, затем вернулся и встал рядом с принцем Хассаном Ибн Азизом.
Из грузовика начали спускаться пленные. Все в чистых одеждах, вымытые, причесанные, натертые маслами и благовониями, в цепях и кандалах, начищенных до блеска.
Принц внимательно изучал каждого. Иногда возвращался по нескольку раз. Проверял состояние зубов у мужчин, форму и упругость груди у женщин, гладкость и нежность кожи у мальчиков…
Пред одним из них, последним в ряду, он замер надолго и жадным взглядом осматривал его с головы до ног со всех сторон, дольше всего со спины. Наконец, слегка тряхнув головой, как будто отгонял прочь неподходящие к месту мысли, пробежался взглядом по всей цепочке и со скучающим видом человека, пресыщенного плотскими удовольствиями, сказал: