я хотела смыть. Напротив, чем дольше я стояла под горячим душем, чем дольше натирала себя мылом с запахом гардении, тем более грязной себя чувствовала.
Когда я вышла из ванной, завернувшись в халат, Ника проводила меня до моей комнаты и проследила, чтобы я съела по меньшей мере три куска мяса, которое она принесла на завтрак.
– Мне невыносимо видеть тебя такой, – сказал Маркус, протягивая мне розовое платье с открытой спиной. – Не сердись, сегодня ночью я оставлю тебя в покое.
Оставит меня в покое? Значит, не будет насиловать?
Я не сопротивлялась. Позволила ему делать со мной все, что он пожелает. В глубине души я ненавидела себя за это, но выбора не было. Марфиль-воительница была заперта где-то глубоко, осталась лишь Марфиль-мученица…
Я просто перестала что-либо чувствовать. Да, физически я была рядом с ним, но в мыслях пребывала очень далеко.
В самолет, летящий в Нью-Йорк, к моему удивлению, вместе с нами села мать Ники. Как объяснил Маркус, он хочет, чтобы рядом со мной постоянно кто-то находился, и она будет выполнять любые мои капризы, помогать мне наряжаться для него.
Нейти почти все время молчала, сидя в дальнем конце самолета. Лишь однажды она отвела взгляд от иллюминатора, и наши взгляды встретились; по ее глазам я поняла, что она в курсе происходящего, что она все знает и по неясной причине чувствует себя виноватой.
Может быть, поэтому я не могла выдержать ее взгляд?
Мне удалось уговорить Маркуса взять Рико. Предлогом послужил мой страх перед полетами: якобы мне нужен кто-то рядом, чтобы успокоиться. И Маркус согласился. Рико устроился на соседнем сиденье, положив голову мне на колени. Казалось, он понимал, насколько я разбита, – чутье подсказывало ему, что он должен все время находиться рядом. Он не двигался на протяжении трех часов, пока мы не прибыли в Нью-Йорк.
Мы приземлились в аэропорту Ла-Гуардиа в Квинсе, и у трапа нас ждал черный лимузин – внушительный, но, на мой взгляд, совершенно неуместный.
– Будем считать, что твой день рождения уже начался, – прошептал Маркус мне на ухо, обнимая сзади, прежде чем помочь мне спуститься.
Нейти и Рико, телохранители и даже Уилсон не поехали с нами в лимузине. Их ждали два черных «Рэндж-ровера».
Когда мы сели в лимузин, я увидела в нем розовые воздушные шары с надписью «21», несколько свертков в серебристой бумаге, а также бутылку шампанского.
Мой день рождения только завтра, но Маркус явно хотел развеселить меня подарками и ненужным вниманием, словно все это могло изменить то, что он сделал со мной, словно надеялся заслужить прощение.
– Я помню, как мне исполнился двадцать один год. Все, кому исполнился двадцать один, имеют право пить спиртное в любом виде. В России это разрешено с восемнадцати лет, а мне отец дал попробовать виски в шестнадцать. Так что, когда мне исполнился двадцать один, я мечтал не о выпивке. Знаешь, чего я хотел на самом деле? Чего жаждал всей душой?
Я покачала головой, а он наполнил бокалы шампанским.
– Я мечтал о красивой девушке, которая полюбит меня, для которой не будет ничего важнее меня, – произнес он, глядя мне прямо в глаза. – Отец привел меня в свой клуб и сказал: «Выбирай». Я посмотрел на него, не понимая, в чем дело, и тут увидел целую шеренгу красивых девушек, выстроившихся передо мной, чтобы я мог выбрать.
Я отодвинула бокал подальше от губ и посмотрела на Маркуса, с трудом сдерживая отвращение.
– Все они смотрели на меня с улыбкой. У всех были потрясающие фигуры. Блондинки, брюнетки, рыжие. Я перепробовал всех.
Я неловко заерзала на сиденье, и он положил руку мне на колено.
– Но ни одной, несмотря на весь их богатый опыт, не удалось пробудить во мне те чувства, которые пробудила ты.
Полагаю, я должна считать это комплиментом?
– И вот, десять лет спустя… я получил свой подарок.
Я улыбнулась, сама не понимая – вымученная это гримаса или искренняя улыбка.
– А теперь я задам тебе вопрос, – сказал он, вынимая из кармана маленькую коробочку. – Ты хочешь выйти за меня замуж, Марфиль Кортес?
При виде обручального кольца с бриллиантами, которое он сунул мне под нос, у меня перехватило дыхание.
Сердце бешено заколотилось от паники.
У меня просто не было слов. Мне лишь хотелось распахнуть дверцу роскошной машины и удрать подальше.
– Так ничего и не скажешь? – спросил он.
Я покачала головой, подыскивая слова. Я не знала, как сказать ему, чтобы не разозлить. Если я отвечу, что не согласна, если выкрикну ему в лицо, что ненавижу сукиного сына, как никого на свете… Но с моих губ сорвалось нечто совершенно иное.
– Да, – прошептала я. – Я выйду за тебя замуж.
Маркус улыбнулся как ребенок, только что получивший новую игрушку. Он обнял меня за талию и страстно поцеловал.
Затем усадил к себе на колени, и его руки снова зашарили по моему телу.
Мне хотелось кричать, к горлу подступила тошнота.
Хотелось убить его.
Его возбужденный член прижался ко мне, и, когда Маркус полез ко мне в трусики, я с силой сжала его руку.
Сначала я не могла удержаться от полного ненависти взгляда. Понимая, что за этим последует, я быстро заставила себя расслабить лицо и нацепить маску.
– Не сейчас… – сказала я с натужной улыбкой. – Я не слишком хорошо себя чувствую.
Маркус остановился, и его лицо смягчила понимающая и при этом гордая улыбка.
– Мне жаль, что я сделал тебе больно.
Я ничего не сказала, и он принялся гладить меня по спине.
– Не волнуйся, принцесса. Боль пройдет, и тогда ты сама захочешь моих прикосновений.
Маркус поцеловал меня в губы и уставился на меня голубыми, полными желания глазами.
Я вернулась на свое место, и тут, слава богу, ему кто-то позвонил. Всю оставшуюся дорогу до Манхеттена он разговаривал по телефону.
Когда я снова увидела небоскребы, увидела мой город, меня охватила невероятная ностальгия. Я чувствовала, что больше не принадлежу этому городу, словно от Марфиль, исчезнувшей несколько месяцев назад, осталась лишь пустая оболочка. Это чувство было похоже на то, когда остаешься ночевать в чужом доме, даже если там самая удобная постель и самые дружелюбные хозяева. Все равно это не твой дом.
И этот город больше не был моим домом, потому что Марфиль Кортес умерла.
12Марфиль
Квартира Маркуса в Нью-Йорке находилась в нескольких кварталах от моей, рядом с Центральным парком. Полагаю, она стоила целое состояние; я убедилась в этом, когда мы вошли в лифт – как оказалось, мы поднимаемся на верхний этаж. Из пентхауса открывался невероятный вид, но я буквально окаменела от неожиданности, когда увидела, кто ждет меня внутри.
– Мар! – закричала сестренка, бросаясь мне навстречу.
Я не успела ничего сказать, как она повисла у меня на шее.
– Габи… Что ты здесь делаешь? – спросила я, стараясь скрыть тревогу и страх.
– Что я здесь делаю?! – воскликнула она, обнимая меня. – Тебе же исполняется двадцать один год!
Я выдавила улыбку и пришла в ужас, увидев, какой красавицей она стала, как она выросла; в голове крутились слова Маркуса о моей сестре: «Твоя сестричка очаровательна, Марфиль. Ей пятнадцать, если не ошибаюсь? Самый чудесный возраст для девушки, она начинает взрослеть».
Маркус подошел к нам, и сестра встретила его широкой улыбкой от уха до уха.
– Спасибо, что помог мне уговорить отца, Маркус! – сказала она, обнимая и его. Я задержала дыхание, и Маркус с улыбкой посмотрел на меня.
– Это было нетрудно, принцесса.
Он называл ее принцессой, как и меня, и это означало, что все мы для него одинаковы… Или он давал мне понять, что она тоже может быть его принцессой? А может, напоминал, что произойдет, если я не буду выполнять его желания?
– Он хотел сделать тебе сюрприз, Мар, но я сказала, что ты слишком умна и обязательно что-то заподозришь, если вы прибудете в Нью-Йорк точно в твой день рождения.
Я натужно улыбнулась и кивнула.
– У тебя что-то случилось, сестричка? – спросила она, вывобождаясь из объятий Маркуса и обеспокоенно поворачиваясь ко мне.
Маркус поджал губы. Только это и было мне нужно, чтобы выпустить на волю актрису, скрывавшуюся внутри.
– Я просто устала с дороги, – сказала я, взяв ее за руку. – Ты уже познакомилась с Рико? – спросила я, подзывая пса, который тут же бросился мне навстречу. Сестренка восторженно распахнула глаза, тут же схватила его на руки и принялась гладить.
– Этот песик – самое прелестное создание, какое я видела в своей жизни! – воскликнула она. – Он еще щенок, да?
Я невольно рассмеялась.
– Даже не думай в него влюбиться! – предупредила я, забирая у нее пса и входя в квартиру. – Где наша комната, Маркус?
И тут в дверях показалась Нейти.
– Я покажу вам дорогу, мисс, – сказала она, жестом приглашая следовать за ней.
Я немедленно последовала за ней. Мне хотелось избавиться от Маркуса, хотелось сказать сестре, чтобы поскорее отсюда убиралась. Но как я могла это сказать, не вызвав подозрений? Как я могла рассказать ей о случившемся и о том, что ей тоже грозит опасность?
Я не могла ничего поделать, оставалось лишь плыть по течению. Габриэлла последовала за мной, болтая о предстоящем празднике, своем платье, Рико, в каком она восторге от наших отношений с Маркусом и как трудно было уговорить отца позволить ей приехать…
Это вызвало у меня множество вопросов. Отец боится за мою младшую сестренку? Маркусу пришлось уговаривать нашего предка разрешить ей приехать, хотя тот в курсе, что подвергает ее опасности? Но последний ее вопрос меня просто ошеломил.
– А что случилось с Себастьяном?
Моя рука замерла на ее голове – я заплетала ей косички перед выходом на улицу. Моя сестра редко бывала в Нью-Йорке, и теперь ей хотелось прогуляться по Пятой авеню и посетить бутики любимых модельеров.
– Он больше не работает моим телохранителем, – ответила я, вспомнив о задаче изгнать из памяти образ человека, которого я считала влюбленным в меня.