Она изменилась.
Вернее, ее изменили.
Она встала и отошла от меня, и я почувствовал себя полным дерьмом.
– Прости, – сказал я, вставая с кровати, и направился к ней.
Она не позволила к себе прикоснуться и пошла к двери.
– Открой, – приказала она, видя, что дверь заперта, а ключи у меня.
– Прости, слоник, – сказал я, приближаясь к ней, но она остановила меня жестом.
– Не прикасайся ко мне, Себастьян.
Я остановился и с болью посмотрел на нее.
– Или ты примешь меня такой, как сейчас, или между нами все кончено, – предупредила она с полными слез глазами.
– Принять тебя такой? – недоверчиво спросил я. – Я люблю тебя, Марфиль, что я должен принять? Я лишь прошу объяснить, что с тобой происходит, что ты от меня скрываешь и о чем ты думаешь всякий раз, когда уходишь и часами где-то отсутствуешь.
Она посмотрела на меня с улыбкой на пухлых губах.
– Планирую свою месть.
Я шагнул к ней.
– «Месть ради мести бессмысленна: она ничего не излечит», – процитировал я.
– Только не надо цитировать мне Толкина; разве ты не мечтаешь выпустить в голову Маркуса парочку пуль?
Она права. Но я уже прикован к этому аду цепями, а она нет.
– Ты достойна лучшего.
Она рассмеялась одними губами.
– Мне тоже хотелось бы так думать. Но это не так.
– Я не позволю тебе этого, понимаешь?
Марфиль пожала плечами.
– Пусть победит лучший.
Я притянул ее к себе, и она позволила себя обнять.
– Если победить означает потерять тебя, то какой смысл в этой победе?
– Если это означает покончить с Маркусом, то для меня имеет смысл, – сказала она.
– Меня беспокоит твой образ мыслей, – произнес я вслух, хотя на самом деле это был внутренний голос, звучавший лишь для меня.
– Об этом будешь беспокоиться, когда придет время.
Когда придет время… Оно придет очень скоро.
23Марфиль
На следующий вечер, когда я отдыхала у себя в комнате после подробного обсуждения операции и тренировок в спортзале, в дверь постучал Суарес и сказал, что меня ждут в зале собраний.
По его тону я поняла: случилось нечто очень серьезное. Я отложила книгу и пошла вслед за ним в зал, где уже собралась вся команда. Я удивилась, когда увидела всех сразу, включая Себастьяна, но удивилась еще больше, увидев своего психолога Ракель.
Первая мысль была: а не случилось ли чего с сестрой или друзьями? Я вспомнила, как мы боялись, когда директриса колледжа вызывала к себе в кабинет и сообщала, что кто-то из родных умер или ты и вовсе осиротел.
С бешено колотящимся сердцем я остановилась у двери.
– Нам нужно поговорить, – очень серьезно произнесла Ракель.
Причем в ее тоне скорей звучало «я сержусь», а не «сочувствую».
– Что-то случилось с моей сестрой или?..
– С твоими родными все хорошо, – ответил за нее Себастьян, переключив внимание на себя.
– Тогда что не так?
Сидящая во главе стола Кэрол со сложенными перед собой руками, посмотрела на меня с такой же серьезностью.
– Психолог сказала нам, что вот уже две недели ты упорно ей врешь. Вот что случилось.
Видимо, на моем лице отразилось недоумение – такого я уж точно не ожидала.
– То есть как это вру? – спросила я, стараясь потянуть время.
Это была безобидная ложь, даже ложь во благо. Один только Себастьян никогда не верил моей лжи и умел прочесть по моему лицу то, что другие никогда не смогли бы, поэтому я старалась не смотреть на него.
– Ты слышала, Марфиль, – сказала она, и я покосилась на нее. – Ты все время врала, и теперь я даже не знаю, достаточно ли ты психически уравновешенна, чтобы выполнить задачу.
– Что? – вскричала я. – О чем вы говорите? Я ни в чем не солгала!
– Я уже более тридцати лет работаю с людьми, страдающими посттравматическим синдромом, и поэтому знаю, когда пациент говорит неправду. Я хотела выждать неделю, прежде чем поговорить с Кэрол, закончить свой отчет, но сегодня мне позвонил Себастьян и сказал, что его беспокоит твое поведение…
Я повернулась, чтобы посмотреть на него.
– Себастьян?! Вот оно что? – выкрикнула я, разъярившись. – Не стоит обращать на него внимание. Себастьян просто не хочет, чтобы я работала с вами и помогала арестовать Маркуса. Его единственное желание…
– Защитить тебя – мое единственное желание, – перебил он, вставая. – А как я могу это сделать, если ты так себя ведешь и постоянно демонстрируешь психическую неуравновешенность?
– Ты называешь меня психованной?
– Нет, но это говорит о том, что ты не можешь примириться со случившимся в доме Маркуса, ты не рассказала всей правды о своем пребывании там, и не можешь принимать участия в операции такого масштаба, – вмешалась Ракель, когда он уже собирался что-то сказать.
– Это неправда!
Тут в зал кто-то вошел, и когда я обернулась, у меня душа ушла в пятки.
Это был Уилсон.
– Я побеседовала с агентом Уилсоном относительно…
– Что ты им рассказал? – крикнула я, выходя из себя.
– О своих подозрениях, – ответил он. – Мы с тобой знаем, что случилось в том доме…
– Замолчи!
Я посмотрела на Себастьяна. Увидев здесь Уилсона, он явно удивился, а слова товарища его озадачили.
– Так что же случилось в том доме, Уилсон? – спросил он с таким вниманием, что напряглись все мускулы.
– Марфиль должна поговорить об этом с Ракель, когда будет готова.
– Ладно, он меня бил, – прервала я Уилсона, всячески стараясь замять тему. – Иди вы думаете, что моя жизнь в том доме была похожа на сказку о добрых феях? Да ничего подобного!
– Мы знаем, что ты подверглась физическому истязанию, Марфиль, но кое о чем ты не рассказала. Кое-что ты от меня скрываешь, и это сводит меня с ума!
– Себастьян, – спокойно прервала его Ракель, и ее очки в черной оправе соскользнули с орлиного носа. – Марфиль имеет полное право сама решать, что, когда и кому рассказывать. Чего мы не можем допустить – так это чтобы она лгала мне, потому что я с ней работаю и должна предоставить информацию о ее психическом здоровье и оценить способность участвовать в миссии такого масштаба. А она мне лжет и скрывает, что произошло между ней и Маркусом Козелом.
Я изо всех сил сжала губы, стараясь не расплакаться. Если все присутствующие решат, что у меня не все в порядке с головой…
– Я рассказала всю правду, – процедила я сквозь зубы.
– О нет, не всю, – перебила меня Кэрол, вставая. – Ракель, у тебя есть неделя, чтобы предоставить мне всю информацию о ней, – сказала она, собирая бумаги и засовывая их под мышку. – Если ты решишь, что она может поставить все под угрозу, мы снова рассмотрим этот вопрос.
– Кэрол, только я способна…
– Так не выйдет, Марфиль, – устало произнесла она. – Ты пыталась играть с нами, и мы потеряли время. Если твой психолог говорит, что ты не можешь принять участие в операции, – значит, так тому и быть. Я и так уже слишком многих людей поставила под угрозу и не могу снова совершить ту же ошибку. Все возвращается на круги своя.
Суарес, Рэй, Уилсон и Себастьян встали, а я так и сидела, едва сдерживая слезы и желание врезать тому, кто скажет хоть слово.
– Тебе не кажется, что нам есть о чем поговорить? – спросила Ракель, глядя на меня так же спокойно и доброжелательно, как и на протяжении этих двух недель, когда я думала, что играю с ней, а оказалось, что это она играла со мной.
– Нам не о чем говорить, – отрезала я, смерив ее яростным взглядом и повернувшись спиной.
Я вышла из зала собраний и пошла в свою комнату.
– Марфиль! – крикнул Себастьян мне вдогонку.
Обогнав меня, он преградил мне дорогу.
Я оттолкнула его изо всех сил.
– Не смей говорить со мной! – крикнула я. – Ты снова предал меня, не хочу тебя видеть!
Он пропустил меня и не преследовал, когда я закрылась в своей комнате, хлопнув дверью.
И не сосчитать, сколько раз за последние недели я хлопала дверью.
Я не хотела никого видеть. Не хотела ни с кем разговаривать.
Мне было нужно лишь одно: чтобы меня оставили в покое.
– Ну что ж, начнем сначала, – произнесла Ракель, усаживаясь на маленьком диванчике в комнате рядом с прачечной. Это помещение выделили нам для «терапии». Это место я ненавидела по вполне очевидным причинам, а также потому, что занятия отнимали драгоценное время, которое я могла бы потратить на тренировки.
– Не понимаю, что нового ты хочешь от меня услышать, – сказала я, садясь напротив в позе факира и глядя в окно, выходящее на бетонную стену.
– Ты же понимаешь, что я хочу тебе помочь? – дружелюбно сказала она. – Если, конечно, все еще хочешь участвовать в операции, если намерена все изменить, как сказала вчера.
– Мне что, изобрести какую-нибудь трагедию? – спросила я. – Ты это от меня хочешь услышать?
Ракель поправила свои очки и вздохнула.
– Я лишь хочу, чтобы ты рассказала правду…
Я глубоко вдохнула и выдохнула.
– Он меня изнасиловал, – сказала я холодно и отстраненно. – Ты это хотела услышать?
Ручка Ракель замерла над блокнотом, лежавшим у нее на коленях. Она внимательно посмотрела на меня. Казалось, она решает какое-то уравнение.
– Так вот что на самом деле случилось, Марфиль? – очень спокойно спросила она.
Я почувствовала, как у меня дрожат руки, и засунула их под бедра. По спине стекал ледяной пот, и я откинулась на спинку дивана.
Я знала, что она изучает каждое мое движение, а потому нужно быть очень осторожной.
– Нет, – почти сразу ответила я. – Он пытался, я уже объясняла. Он попытался меня изнасиловать, но мне удалось вырваться…
– И ты оставила его лежащим без сознания…
– Да. Можешь спросить у Себастьяна, он расскажет, как учил меня защищаться в случае попытки изнасилования. Я не позволила ему это сделать! – Я почти кричала, чувствуя, как внутри растет отчаянное желание, чтобы это было правдой.
– Ну что ж, прекрасно. Тогда позволь спросить еще кое-что. – Она продолжала листать блокнот. – Почему ты не позволяешь Себастьяну к себе прикасаться?