Возможно, клуб считался обычным сексуальным клубом только для богатых и знаменитых, каких много в США. Но если внутри ведется торговля женщинами, полетит множество голов. И нам очень хотелось бы, чтобы голова Маркуса Козела оказалась одной из них.
Ключевым элементом стала женщина по имени Клара, которая вот уже два с половиной года назад сообщила в полицию об этом месте как о рассаднике проституции. Но дело спустили на тормозах: наверняка в полиции служили люди, подкупленные Козелом. Клару запугали так, что она не смела раскрыть рта. Суаресу удалось заполучить ее заявление, а потом он разыскал ее в квартале Маленькая Гавана, далеко не самом безопасном районе Майами, и мы с ней поговорили. Было весьма нелегко ее убедить, но в конце концов она все же согласилась встретиться с нами и побеседовать частным образом.
По крайней мере, уже что-то: если Клара знала, что происходит в клубе, ее заявление и рассказ были крайне важны для успешного завершения операции.
Я вышел из кабинета почти в три ночи и собирался лечь наконец в постель. На следующий день нам предстояло вылететь во Флориду на чартерном правительственном самолете, и, если все пойдет по плану, весь этот кошмар скоро закончится.
Проходя мимо спортзала, я увидел там свет. Заглянув внутрь, обнаружил там Марфиль, спавшую на матах. Мы с ней занимались весь вечер; она тренировалась до полного изнеможения, не давая себе ни отдыха, ни передышки. Она не могла дождаться заветного дня, но, поскольку ей трудно было уснуть, всеми силами оттягивала момент, когда пора ложиться в постель, и в итоге засыпала где-нибудь в уголке.
Я подошел и наклонился, чтобы полюбоваться ею. А вдруг с ней что-то случится?
Понимание, что ей предстоит войти в волчье логово, было для меня страшным мучением. Необходимость подвергнуть ее опасности рождала ком у меня в желудке, и я не мог проглотить даже пару кусочков. Ведь она – единственное, что у меня осталось, только она еще придает смысл моей жизни.
Я не мог ее потерять.
Об этом просто не может быть и речи.
Несмотря на присягу, принесенную стране, несмотря на то, что я обещал Кэрол не делать глупостей, если Марфиль окажется в опасности, если я замечу хоть что-нибудь подозрительное или почувствую, что пахнет жареным… я ворвусь в клуб и спасу ее. И меня не волнуют последствия.
Мои чувства к ней достигли того предела, когда я уже не боялся потерять работу. Меня это совершенно не волновало.
Я не мог допустить, чтобы Марфиль погибла от рук людей Козела.
Это мой зарок.
Я взял ее на руки и понес в спальню. Несколько часов я смотрел, как она спит, пока наконец тоже не уснул.
Уснул я только потому, что ее голова лежала у меня на груди, и понимал – с Марфиль ничего плохого не случится.
27Марфиль
Нас привезли в аэропорт на бронированных машинах. За нами охотились, и никто не хотел зря рисковать. Нам предоставили хорошо охраняемый дом в центре Майами. Для подготовки к операции выделили три дня. Суарес объяснил мне, как работает камера, вмонтированная в оправу очков, которые я должна была носить не снимая. Камера будет вести запись в реальном времени и тут же передавать ее на компьютеры ФБР. Суарес особо настаивал, что никто ни под каким видом не должен прикасаться к очкам, а тем более снимать.
Планировалось провести операцию в пятницу, но пока все повисло в воздухе до встречи с Кларой.
Группа надеялась, что она предоставит дополнительные данные, что снизит риск и повысит вероятность успеха операции.
Мы сели в самолет. Моя тревога все возрастала, пока не поглотила полностью. Я не столько боялась высоты, сколько беспокоилась за тех, кто сейчас зависел от меня. Жизнь всех этих девочек зависела от того, провалю я дело или нет. Я должна сделать все как можно лучше, и этого я желала больше всего на свете.
Сама не заметив как, я превратилась в человека, которым хотела быть. Я всегда боролась за права женщин, считала себя феминисткой и ходила на университетские демонстрации. Меня волновала судьба обездоленных, я стремилась помогать ближним, ничего не прося взамен. И никогда не считала, что сделала достаточно, я думала, что делаю слишком мало. На протяжении всей жизни, во всяком случае, на материальном уровне, я ни в чем не знала отказа, и мне казалось несправедливым, что у меня есть так много, а у других так мало. Но теперь наконец у меня появилась возможность изменить положение дел, помочь людям, которые, как я знала по собственному опыту, живут в настоящем аду.
Стоило лишь представить, в каких ужасных условиях они находятся, стоило представить себя на их месте, как меня охватывал ужас. Как такое возможно, чтобы людей продавали как вещи? Как такое возможно, чтобы кого-то заставляли силой заниматься проституцией? Как можно продавать мальчиков и девочек для подобной мерзости?
От этих мыслей я задрожала, и сидящий рядом Себастьян легонько сжал мне руку. Он сел рядом со мной, хотя я его об этом не просила.
Мы оба поразительно изменились.
Остались далеко позади те дни, когда единственными моими заботами были учеба и желание, чтобы этот чудесный человек обратил на меня внимание. Теперь, когда я узнала правду о реальном мире, о его жестокости, у меня открылись глаза. Мне пришлось повзрослеть. Пришлось понять, насколько коротка жизнь и как просто, всего лишь нажав на спусковой крючок, все отправить в тартарары.
Я посмотрела на Себастьяна. С тех пор как мне позволили принять участие в операции, он стал более напряженным, тревожным, серьезным и очень вспыльчивым.
Я любила его за то, что он так обо мне беспокоится и благодарила Бога за то, что Себастьян будет сидеть в фургоне и руководить операцией. Я бы не смогла довести дело до конца, если бы знала, что он тоже подвергает себя опасности. Этого я бы просто не вынесла. Именно по этой причине я дала ему небольшую передышку. Ему было нелегко отпустить меня в клуб, зная, что все может закончиться ужасно.
Он обнял меня за плечи и притянул к себе, чтобы поцеловать в губы.
– Ты совсем не спала, слоник, – сказал он. – Хоть в самолете отдохни.
Я с улыбкой посмотрела на него.
– Надеюсь, ты позволишь мне поспать у тебя на коленях?
Он улыбнулся в ответ, вспомнив, как однажды я уже это просила.
– Разве я хоть раз отказывался? – ответил он, поднимая подлокотник.
– Даже будешь гладить меня по голове?
– Все, о чем ты попросишь, моя несравненная.
Когда он так меня назвал, сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Мне постоянно говорили всевозможные комплименты, но никто прежде не произносил их с такой нежностью. Впервые в жизни я что-то почувствовала, услышав это слово.
Я легла к нему на колени, и он стал поглаживать меня по волосам.
На следующий день я собиралась подстричься и покраситься, и, хотя меня это ничуть не радовало, отказаться было нельзя. Сейчас я должна выполнять приказы.
Завтра Марфиль Кортес превратится в агента, внедренного ФБР, и я чувствовала себя всемогущей как никогда прежде.
Охраняемый дом стоял недалеко от пляжа и выглядел вполне обычным, но был достаточно большим, чтобы мы могли в нем разместиться с комфортом. А кроме того, он находился вдали от города, вдали от других домов и зданий, и это внушало спокойствие.
Нас распределили по трем смежным комнатам. Мы поужинали гамбургерами из «Макдоналдса», купленными на всех Суаресом, и сразу отправились спать. На следующий день нам предстояло встретиться с Кларой, и мне не терпелось услышать, что она скажет.
Мы договорились с ней встретиться на маленькой площади неподалеку от нашего дома. Это была тихая площадь с видом на море, несколькими скамейками и ухоженным газоном.
Мне не терпелось услышать ее историю, но больше всего я хотела узнать, все ли у нее хорошо, не угрожал ли ей кто-то, чтобы она отказалась от обвинений.
Себастьян лежал рядом со мной, и по ритму его дыхания я понимала, что он не спит. Мы оба знали, что нас ждет, и трудно было это принять. Я прижалась к нему, и он машинально обнял меня и притянул к себе. Мы не знали, увидимся ли когда-нибудь снова, так что лучше воспользоваться последними минутами.
На следующее утро девушка из ФБР явилась к нам в дом в сопровождении агента в костюме и в галстуке. Они представились как агент Гарсиа и агент Уолкер и как-то сразу мне не понравились. Хотя Себастьян встретил их дружелюбно, я достаточно хорошо его знала и понимала, что он терпеть не может, когда кто-то сверху пытается контролировать наши действия.
Мужчина присоединился к нему в гостиной, чтобы обсудить детали нашего плана действий и объяснить все, что касается операции, а женщина подошла ко мне. В руках она держала маленький черный чемоданчик, а лицо ее выглядело не слишком дружелюбным.
– Ты и есть Марфиль? – спросила она устало, словно хотела поскорее от меня отделаться.
Я кивнула, поставив горячую чашку на кухонный стол.
– Где здесь ванная комната? – спросила она. – Чем скорее начнем, тем скорее закончим.
Сначала я не поняла, о чем она, но, когда она открыла чемоданчик и достала ножницы и флакон краски…
Я мысленно выругалась.
– Я принесла несколько оттенков, – сказала она, когда мы заперлись в ванной, я села перед зеркалом, а она встала у меня за спиной. – Хотя я рекомендовала бы идти от противного, – добавила она, показывая мне коробочку с краской «пепельная блондинка».
Я посмотрелась в зеркало. Я всегда была брюнеткой, а волосы доходили почти до копчика.
– И стричься тоже надо?
– Если я тебя не подстригу, придется два часа окрашивать твою гриву. А кроме того, чем больше ты изменишься, тем лучше для всех. Не хватало еще, чтобы тебя узнали.
Легко ей говорить: ведь не ее волосы собираются кромсать и красить!
Я кивнула и позволила ей продолжить. Когда она отрезала первую прядь, я чуть не расплакалась. Даже не помню, когда у меня были такие короткие волосы. Кажется, в детстве, лет в десять…
– Не делай такое лицо, сейчас в моде подобные стрижки.