Я посмотрела на нее и повертела головой из стороны в сторону, пытаясь представить себя с новой стрижкой.
Она обрезала мне волосы немного ниже плеч. Я посмотрела на груду черных волос, сваленных на столешнице, и чуть не расплакалась.
Мама дорогая, как же странно это выглядит!
– А сейчас предстоит самое трудное, – сказала она, доставая из сумочки несколько флаконов с обесцвечивающим составом. – Чтобы перекрасить тебя в блондинку, потребуется несколько часов, – посетовала она, размешивая краску.
Мы провели в ванной больше двух часов. Я едва не задохнулась от запахов и по-настоящему испугалась, когда посреди процесса мои волосы стали странного зеленоватого цвета.
– Подожди, сейчас надо подобрать оттенок. Я думаю… – произнесла она, и я вопросительно посмотрела на нее.
– Ты точно знаешь, что делаешь?
– Разумеется! Вчера я весь вечер представляла, как это будет выглядеть.
Я не убила ее лишь потому, что у меня из-за этого возникли бы проблемы.
Под конец, вымыв и высушив волосы, я посмотрела на себя в зеркало и, увидев результат, вытаращила глаза. У меня сжалось сердце.
– Точная копия мамы…
Лола – так ее звали – кивнула, по-прежнему не глядя на меня, и начала собирать инвентарь.
– Я и в самом деле хорошо сделала свою работу, вышло неплохо. Хотя с таким лицом любая прическа будет выглядеть… – сказала она со смесью восхищения и зависти.
Она прошла мимо меня, а я встала. Мои светлые волосы теперь были почти такого же оттенка, как у мамы, а лицо… Да я же точная копия тех фотографий, которые заботливо хранила среди вещей.
Лола вышла из ванной, и вошел Себастьян, чтобы посмотреть на результат. Чуть раньше он заверял меня, что все это временно, не стоит переживать, но было заметно, что ему не по душе идея перекрасить меня и постричь. Его глаза встретились с моими в зеркале, и я не увидела в них разочарования, а лишь удивление.
– Ты же…
– Точная копия мамы, – закончила я.
Он обнял меня за талию и прижал к себе.
– Я обожаю тебя и в натуральном облике, слоник, – сказал он. – Но сейчас ты выглядишь потрясающе.
Белокурые волосы смягчили мои черты, и теперь я казалась моложе, но ничего плохого не увидела. Мои глаза наполнились слезами, а Себастьян развернул меня к себе, чтобы посмотреть в лицо.
– Тебе не нравится? – спросил он.
Я покачала головой.
– Только и думаю, что о ней… О том, что с ней сделали, о том, как бы я хотела с ней познакомиться…
– Ты ее помнишь?
Я медленно покачала головой.
– Помню лишь, как она пела мне колыбельные перед сном. Я даже не знаю, настоящие эти воспоминания или вымышленные, но порой, помня лишь о ее смерти, мне приходится прилагать усилия, чтобы услышать ее голос, напевающий колыбельную. Когда это удается, мне кажется, будто она пришла меня навестить.
Себастьян молча кивнул и обнял меня.
– Тебе пора. Клара придет через двадцать минут.
Я молча кивнула, и мы вышли из ванной.
Себастьян не должен был идти с нами; с Кларой предстояло встретиться мне и Рэю. На встречу должна была пойти именно я, потому что Клара почувствует себя свободнее, если рядом будет женщина, которая поймет ее лучше, чем кто бы то ни было.
Себастьяну это все не слишком нравилось, но он понимал, что мне лучше пойти с Рэем, и поэтому остался в доме, дожидаясь нашего возвращения, и обсуждал с Суаресом последние детали плана.
Придя в скверик, мы с Рэем сели на скамейку с видом на море и солнце, которое почти скрылось за горизонтом.
– Тебе очень идет новый облик, – сказал он, оценивая меня, словно картину в музее. – Цель ведь была в том, чтобы не привлекать внимания, верно?
Я кивнула.
– В таком случае работа просто безупречная, – произнес он, вкладывая иронию в каждое слово.
Я хлопнула его по плечу и рассмеялась.
– Никогда у тебя не спрашивала… – сказала я, поворачиваясь к нему и оседлав скамейку. – Почему ты в это ввязался?
– Почему захотел творить добро? Почему решил бороться со злом? Не об этом ли мы все мечтаем с раннего детства?
Я снова посмотрела на него, ожидая продолжения. Было ясно, что он пошел работать в полицию не только поэтому.
Рэй глубоко вздохнул и посмотрел на море.
– Это некрасивая история…
– Такие истории почти никогда не бывают красивыми, – ответила я, внимательно глядя на него и раздумывая, что же такое могло случиться.
– Только потом не говори, что я тебя не предупреждал, – сказал он, почесывая щетину на подбородке и глубоко вздохнув. – Это случилось тридцать лет, два месяца и четыре дня назад, в мой медовый месяц в Саудовской Аравии, куда я поехал со своей красавицей женой. Ее звали Джессика, и она была так же красива, как ты. – Он ностальгически улыбнулся. – Она жила по соседству, и я всегда к ней что-то чувствовал. В детстве я был не таким, как сейчас, а полноватым и не слишком красивым. Но с годами изменился, и она обратила на меня внимание.
Я улыбнулась в полной уверенности, что Джессика обратила на него внимание не только поэтому, но не стала перебивать.
– Ты даже не представляешь, что я почувствовал, когда она согласилась пойти со мной на свидание. Черт возьми, я так нервничал, что вел себя как идиот. За ужином я довел ее до слез: вместо того, чтобы сказать, какая она красивая, просто невероятно красивая, как она мне нравится, я прицепился к ее глупому щенку Наку.
– Наку?
– Не спрашивай, – раздраженно бросил он, и я рассмеялась.
– И что же случилось?
– Мне потребовался целый месяц, чтобы справиться с чувством вины. Я даже купил ему пищащую игрушку для собак, а ее пригласил на верховую прогулку по полям. С того дня, когда я понял, что она тоже влюбилась в меня, такого, каким я был, мы стали неразлучны, а в следующем году я попросил ее выйти за меня замуж.
– И она, конечно, согласилась, – с улыбкой произнесла я.
– Да, согласилась. Джессику всегда привлекала арабская культура. Она хотела посетить Эр-Рияд, Мекку, прокатиться на верблюде… И мы все это осуществили. Мы провели там две недели, и оставалось всего три дня до отъезда, когда она потребовала, чтобы мы поехали в Джидду – второй по величине город в Аравии. Там есть старый город, самый красивый в Персидском заливе. Во всяком случае, так она утверждала, потому что мы его так и не увидели.
Все мое тело напряглось, а сердце забилось от страха в ожидании того, что он расскажет.
– На пути в Джидду мы остановились в придорожном баре. Мы проголодались, ехали больше часа, и мне очень хотелось немного отдохнуть. Совершенно затрапезное местечко. Когда мы вошли в бар, на нас посмотрели немного косо: все же разные культуры, а Джессика всегда привлекала всеобщее внимание: у нее были светлые волосы и голубые глаза. Именно по этой причине мне не хотелось ехать в Саудовскую Аравию – страну, не слишком безопасную для женщин. Но Джессика настояла…
Мы сели у барной стойки и взяли по пиву – безалкогольному, конечно. Мне оно не нравится, но хоть что-то, подумал я тогда. Признаюсь честно, мне уже не терпелось вернуться домой. Мне нравилась эта культура, так не похожая на нашу, но кое-что просто сводило с ума. Я помню, как мы тогда поругались; не помню точно, из-за чего: из-за какой-то ерунды. Джессика встала и сказала, что ей нужно в туалет. Я остался ждать, пока принесут еду. Это был суп, довольно вкусный. Я съел почти полную тарелку, когда вдруг спохватился, что Джессика слишком задерживается. Встал и направился в туалет. С первого взгляда стало ясно: что-то случилось. Называй это инстинктом или как хочешь, но я постучал, и никто не откликнулся. Я пинком вышиб дверь и обнаружил, что в дамской уборной есть еще одна дверь, ведущая наружу. Она была открыта.
Страх сковал все мое тело, словно я была там вместе с ним, когда это случилось.
– Джессики там не было, – сказал он наконец после нескольких секунд молчания. – Ее увезли.
– Но…
– Я сделал все, чтобы ее найти, но она словно испарилась. Я перевернул небо и землю, чтобы найти ее. Обратился в посольство, провел в Саудовской Аравии полтора года, привлекая к поискам всех, кого мог, вплоть до президента Рейгана, который послал людей на ее поиски. Во всех газетах были помещены заметки: «Женщина-американка похищена в Аравии в свой медовый месяц». Именно тогда я столкнулся с реальным миром, с такими грязью и злом, скрывающимися за красивым фасадом, какие только может породить человек. За годы поисков я видел такое, о чем даже не осмелюсь рассказать, хотя до сих пор надеюсь, что однажды Джессика появится на пороге моего дома. Я поклялся, что буду бороться с этими мерзавцами, буду помогать похищенным женщинам, проданным девочкам, чего бы это ни стоило. Мне нравилось думать, что кто-нибудь точно так же поможет Джессике.
Я вытерла слезы и крепко сжала его руку.
– Мне так жаль…
Рэй склонил голову на наши сплетенные руки и печально улыбнулся.
– Я же сказал: это некрасивая история.
Я не знала, что и сказать. Невозможно было даже представить, что чувствует человек, когда у него крадут любовь всей его жизни прямо из-под носа. И ведь всего через три дня они должны были вернуться домой, снова встретиться со своим псом Наку, начать совместную жизнь. И тут кто-то совершил такое злодейство, украв не просто жену, а целую жизнь.
Я их ненавидела. Ненавидела всех, кто мог сделать подобное, обмануть, воспользоваться. Я желала всем им смерти.
– И больше ты ничего о ней не слышал?
Рэй достал из кармана джинсов бумажник.
– Эта фотография – последнее, что я узнал о ней. Прошло уже больше двадцати лет… – ответил он, доставая сложенную вдвое фотографию, которую, похоже, складывали и разворачивали сотни раз. На ней была изображена белокожая женщина в хиджабе, но ее голубые глаза казались чем-то инородным среди пустынного пейзажа. Она была очень красива, как Рэй и описывал, и улыбалась двум детям, которых держала за руки.
– Не представляю, в какой части Аравии сделали эту фотографию. Ее отправили в полицию анонимно. Каждый день я повторял себе, что, возможно, такова была миссия Джессики: помогать угнетенным женщинам, растить детей и менять мир изнутри. Каждую ночь я твердил себе, что она счастлива и, несмотря на нашу разлуку, несмотря на то, что у меня ее отняли, это ее судьба.